Последняя битва - Алекс Шу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— На Новый Год салат делала, а продукты остались, — пояснила мама, заметив мой взгляд. — Вот я к твоему приходу «оливье» и сообразила. Знала, что любишь.
— Спасибо мамуль, — сердечно поблагодарил я.
— А я мясо в мясорубку подкладывала, а потом котлеты с тетей Настей лепила, — похвасталась малявка. — И картошку чистила, чуть-чуть, а потом она меня отправила телевизор смотреть. А мне не трудно, я бы ещё много начистила.
— Машенька у нас молодец, — матушка улыбнулась и ласково взъерошила золотистые локоны малышки. — Замечательный ребенок, всегда помогает по хозяйству, подметет, уберет, приготовит вместе со мной. Причем, я её не прошу, сама проявляет инициативу, подходит и делает.
— А чего тут особенного? — пробурчала малышка, деловито ковыряющая вилкой картошку. — Мы в детдоме всегда сами у себя в комнате подметали по очереди. И не только в комнате. Деревья приходилось белить, цветы поливать, мусор на территории убирать, даже готовить. Я привычная.
— Да ты кушай, — спохватилась мама, — чего я тебя отвлекаю? Потом поговорим.
Горячее пюре таяло во рту, котлета разваливалась на ломтики, истекая мясным соком. Оливье улетало «на ура», горошек и кусочки маринованного огурца, перемешанные с картошкой и «Докторской» вареной колбасой, аппетитно хрустели на зубах.
Когда я, сыто отдуваясь, отвалился от тарелки, матушка заботливо подвинула чашку с горячим чаем и блюдечко с печеньем.
— Не, мам, чай попью, а печенье не смогу, лопну, — отказался я.
— А я смогу, — с гордостью сообщила Маша. — Печенье очень вкусненькое. Я бы его ела и ела.
— Так кушай, — улыбнулась мама, накладывая крохе на блюдце новую горку печенья.
— Спасибо, тетя Настя. Вы вкусно готовите, очень-очень, — малявка не заставила себя долго ждать, подхватила лакомство и с удовольствием куснула.
— Иди, Машенька, послушай песенки, там концерт ещё продолжается. И печенье с чаем с собой забери. — попросила матушка.
— Хорошо, тетя Настя, — малявка понятливо кивнула, подхватила блюдечко с лакомством и наполовину опустевшую чашку с чаем и потопала в гостиную. Через несколько секунд мы остались вдвоем.
— Мам, ты поговорить о чем-то хочешь? — я спинным мозгом почувствовал, приближающийся «разбор полетов».
— Хочу, — вздохнула родительница. Уселась напротив, подперла ладонью щеку и многозначительно замолчала, не сводя с меня укоризненного взгляда. А тут ещё и телевизор заблажил из гостиной как назло, звонким девичьим голосом: «Проснись и пой! Проснись и пой! Попробуй в жизни хоть раз…». Это было настолько в тему предстоящей беседы, что я чуть не заржал прямо на кухне, и только невероятным усилием, заставил себя сохранить серьезный вид.
Но матушка что-то заметила. Нахмурилась, глаза повлажнели:
— Тебе смешно, да? — трагическим голосом воскликнула она, — я тут места себе не нахожу, а ему смешно! Во что ты вляпался? Говори немедленно! В конце концов, я твоя мать и имею право знать.
Мама всхлипнула и замерла. Прикрыла лицо ладонями, посидела так минуту, а потом выпрямилась и с гневом уставилась на меня.
Было бы мне реально семнадцать, у неё бы получилось. Я бы начал ерзать, виновато поглядывать на матушку, ощущать нарастающее беспокойство, и, в конце концов раскололся, терзаясь чувством вины. Но с высоты прошлой прожитой жизни, на такие уловки я уже не поддавался. Чувство вины, разумеется, никуда не исчезло, но вот рассказывать что-либо матери я не собирался. Во всяком случае, пока.
— Мамуль, что тебе рассказать? — вкрадчиво поинтересовался я. — Мы же уже обо всем поговорили. Все проблемы решены. Сейчас мне ничто не угрожает, меня никто не ищет. Рассказать подробности не имею права. Извини, я очень тебя люблю, но уже объяснял, почему. Это не моя личная прихоть, а государственная тайна.
— Погоди, отец приедет, я посмотрю, как ты будешь выкручиваться и что ему говорить, — зловеще пообещала мама.
— Разберемся, — отмахнулся я. — Он военный человек, поймет и вообще…
Я встал, шагнул к матушке, нагнулся, обнял её за плечи, прижался. Замер, ощутив теплоту и такой родной мамин запах и поцеловал в щеку.
— Мамуль, я тебя действительно люблю. Как говорит Маша, очень-очень. Но рассказать, о том, что со мной происходило, не имею права. Повторю ещё раз: это не моя тайна.
— Ладно, иди уже, составь Маше компанию, — матушкины глаза подозрительно заблестели. Она мягко отстранилась и добавила:
— А я тут пока на кухне приберусь.
— Смотри, я могу помочь, — предложил я. — Тарелки, например, помыть.
— И я тоже, — донеслось из гостиной.
— Иди уже, — легонько вытолкнула меня из кухни мама. — Помощничек.
Телефон взорвался настойчивой трелью, как только я вышел в коридор. Я подхватил трубку из тумбочки на входе:
— Алло, слушаю вас.
— Леха, это Серега Мальцев, — забасил знакомый голос. — Мы с тобой толком не поговорили, хотя Игорь Семенович мне кое-что рассказал. Не хочешь завтра утром, часиков в семь утра побегать со мною в лесу? Присоединяйся.
— Хочу, — улыбнулся я. — Только мне нужно своим отзвониться. Меня уже одного никуда не отпускают.
— Это ты о тех здоровяках и тетке, которые тебя на машине привезли и ждали? — сообразил Мальцев.
— О них самых. Если разрешат и присоединятся к нам, то с удовольствием побегаю.
— Круто у вас там. Ты, смотрю, совсем важным человеком стал. Без охраны никуда, — подковырнул товарищ.
— Сережа, я не хочу это обсуждать, — вздохнул я. — Сам понимаешь, это не моя прихоть. Особенно, после того, что произошло на пустыре.
— Ладно, тогда связывайся с ними, а потом перезвони мне. Договорились?
— Заметано, — согласился я. — Минут через пятнадцать их наберу, потом тебя.
— Тогда жду звонка.
Только положил трубку и успел сделать два шага в гостиную, к улыбающейся Маше, телефон затрезвонил снова.
— Да, — немного раздраженно рявкнул я.
— Алексей, привет, — голос Сергея Ивановича поднял настроение.
— Здравия желаю, товарищ капитан, — бодро гаркнул я в трубку.
— Уже почти майор, без пяти минут, — довольно сообщил разведчик. — На днях приказ будет.
— Поздравляю.
— Но звоню я тебе по другому вопросу, — голос в трубке стал строгим и официальным. — Завтра воскресенье. А в понедельник рано утром в восемь ноль-ноль мы за тобой заезжаем и везем в Москву. В два часа у тебя встречи в Кремле. Все хотят с тобой пообщаться. В первую очередь Григорий Васильевич, потом Петр Миронович и на закуску, отдельно и очень долго Петр Иванович. Так что вернешься домой очень поздно. А может и на следующий день, предупреди родителей.
— Что уже всё, назначили Григория Васильевича? — я замер, в предвкушении долгожданного известия. Сердце с утроенной силой застучало в груди, во рту неожиданно пересохло.
— Всё нормально, —
