Дело «пестрых» (с иллюстрациями) - Аркадий Адамов

— Что ж, с божьей помощью и найдем. Но дело это не легкое, — солидно покачал головой Ложкин, оттопыривая нижнюю губу. Потом он указал глазами на деньги и спросил: — А как делить их будем?

Но Пит не успел ответить.

К столу неслышной походкой приблизился старик, невозмутимо забрал все деньги и швырнул в один из ящиков буфета. Слышно было, как пачки провалились куда-то глубоко вниз.

— Эге, потише, Папаша! — с угрозой воскликнул Ложкин.

Старик даже не взглянул в его сторону. Все тем же тихим, почти безразличным тоном он сказал:

— Есть такой человек, уважаемый. Так и быть, отдам тебе его. А сам уж как-нибудь обойдусь.

— Что ж, прекрасно, — спокойно ответил Пит. — Но раз деньги взяты, требуется расписочка.

Он вынул из портфеля сложенный вчетверо лист бумаги, автоматическую ручку и какую-то плоскую коробочку. Бумагу он протянул старику. Тот подошел к окну и, отставив бумагу подальше от глаз, стал внимательно читать. Когда он кончил, Пит молча указал ему на ручку.

Но старик, будто не замечая этого жеста, аккуратно сложил бумагу и, покачав головой, сказал:

— У меня, почтеннейший, своих дел по горло. Времени нет, да и стар я у других на службе состоять. Человека того я тебе отдам — и баста.

Пит в ответ только пожал плечами и усмехнулся.

— Как угодно, как угодно. Только учтите. Если не я, то другие скоро непременно заинтересуются неким билетером цирка Григорьевым. И тогда делам вашим, Иннокентий Кузьмич, все равно придет конец. Вот и приятель ваш такого же мнения.

Услыхав свое имя, старик нахмурился и поглядел на Ложкина, который в ответ лишь утвердительно кивнул головой, пряча в глазах злорадную усмешку.

И тут лицо старика, до того момента спокойное, даже благообразное, с симпатичными морщинками вокруг глаз, вдруг неуловимо изменилось, губы сделались тонкими, чуть приподнялись в углах, обнажив редкие острые зубы, глаза сузились и налились зловещим холодом.

— Кажется, угрожать мне изволите?

— К сожалению, другого выхода у меня нет, — развел руками Пит. — Да и вы не пожалеете. Никакие дела не принесут вам такой барыш. Судите по задатку.

Старик чуть передернул плечами и снова опустился на кровать. На лице его снова появилось прежнее выражение добродушия и покоя.

— Что ж, Софрон, значит, переметнулся? — укоризненно спросил он Ложкина.

— Боже упаси, — с хитринкой возразил тот. — Мы с тобой одной веревочкой связаны. Ну, а конец ее у него в руках. Да и расчетец есть, что ни говори.

Старик беззвучно пожевал губами, почесал пальцем за ухом и бросил недобрый взгляд на Ложкина. Тот невольно поежился. Разве когда-нибудь прежде он осмелился бы так говорить с Папашей? Но теперь… Ложкин посмотрел на Пита, и впервые за это утро сомнение закралось в его душу. А вдруг он ошибся, просчитался? Не дай бог. Папаша затаит в душе злобу, а незнакомец не сладит с ним. Ложкину стало не по себе. Он ведь так много рассказал ему о Папаше и, самое главное, назвал его прежнюю кличку. Папаша и сам не знает, что она известна Ложкину. Эту кличку только сообщить куда следует, и Папаша навеки сгорел! Почему же этот человек молчит?

Но Пит продолжал безмятежно курить, словно не понимая всей напряженности и ответственности момента.

Ложкину стало страшно. Он беспокойно заерзал на стуле и многозначительно крякнул. Папаша смерил его ледяным взглядом и снова беззвучно пожевал губами.

Но тут Пит решительно погасил о стол окурок и усмехнулся.

— Я не так сказал, Папаша, — примиряюще произнес он. — Я не хочу тебе угрожать. Хотя знаю про тебя многое, даже больше, чем он, — Пит кивнул в сторону Ложкина.

«Вот это фартово, — мелькнуло в голове у Ложкина. — Куда только он клонит?» Но Папаша при этих словах даже не изменился в лице, только снова задергалась сухая жилка под глазом.

Пит на минуту умолк, как бы проверяя впечатление от своих слов, но, ничего не уловив, продолжал тем же добродушным тоном.

— Мне, Папаша, нужна твоя дружба. Но мы деловые люди. Потому к дружбе надо добавить выгоду, большую выгоду, и только потом чуть-чуть страху, самую малость. Вот какая у нас кухня, на все вкусы, — и он лукаво прищурился.

Но старик не принял шутки.

— Меня, почтеннейший, и не такие купить хотели, — сухо и значительно произнес он, и по его тонким губам скользнула усмешка, — да осечка вышла, так что не советую пробовать. Один убыток. Вот так.

В последних словах старика прозвучала скрытая угроза.

— А с этим, — тем же тоном продолжал он, кивнув на Ложкина, — мы приятели старые, сочтемся сами, без чужих.

«Отколоть хочет, — со злобой подумал Пит, броске взгляд на притихшего, растерянного Ложкина. — Надо рвать когти. Матерый попался». При этом он улыбнулся все так же открыто и добродушно.

Действительно, Ложкин уже горько раскаивался в своей затее. Да, да, он забыл, что с Папашей опасно проделывать такие номера, очень опасно.

— А мы, Папаша, не боимся убытков, — продолжал Пит. — И сейчас иные времена. Дружбой с нами не бросайся. Пригодится. Я полагаю, что только с нашей помощью удастся тебе своей смертью, в покое умереть. А не то гореть тебе свечой. Теперь насчет, выгоды. Говоришь, дел у тебя хватит? Положим, так. Но на самом лучшем из них ты не заработаешь даже моего аванса. Теперь насчет страха…

— Хватит, почтеннейший, — вяло оборвал его старик. — Пугать не советую. На сопляков метишь.

Он поднялся со своего места и повернулся к шкафу. Ложкин, оцепенев, со страхом следил за его движениями.

Старик не спеша сунул руку в один из ящиков, там что-то мутно блеснуло, и сейчас же раздался сухой, короткий выстрел.

В ту же секунду Пит, раскинув руки, опрокинулся на пол. Папаша издал торжествующее рычание и навел крохотный пистолет на Ложкина.

— Ну, падло… — прохрипел он.

Однако закончить старик не успел. Он как-то странно поперхнулся, тощая фигура его как будто надломилась, и он повалялся на кровать. Рука незнакомца сжала ему горло. Папаша захрипел.

Ложкин только теперь опомнился и дрожащей рукой смахнул со лба капельки пота.

— Уф… — с облегчением произнес он.

Пит легко поднялся с пола, положил в карман выпавший у старика пистолет и, продолжая улыбаться, сказал:

— Стар стал, Папаша. Не тот глаз. Не та рука. По ним надо бы и характер укорачивать.

Старик продолжал хрипеть, схватившись руками за грудь, потом, сев на кровать, стал натужно, багровея, кашлять. Отдышавшись, он с нескрываемым одобрением произнес:

— Ловок, шельма. Первый в живых остался после такого разговора.

— Еще и не тому обучены, — весело отозвался Пат, сев на прежнее место и очень спокойно закуривая. — Но разговор у нас не окончен.

Старик с легкой гримасой боли потер горло и угрюмо спросил:

— Тогда выкладывай, что обо мне знаешь.

— Пожалуйста, — охотно отозвался тот.

Понизив голос, как бы не доверяя своему спутнику, он начал перечислять, загибая пальцы, все, что успел узнать у Ложкина. Лицо старика все больше мрачнело. Когда же Пит назвал его прежнюю кличку, он невольно вздрогнул и бросил тревожный взгляд на Ложкина, который нарочито не проявлял интереса к их разговору. Потом старик привычно пожевал губами и с усилием произнес:

— Кончай. Нас, и верно, одна веревка связала. Была не была. Давай бумагу, почтеннейший.

Он размашисто подписался, потом по указанию Пита сунул руку в плоскую коробочку и рядом с подписью оттиснул отпечаток всех пяти пальцев.

— А теперь такое дело окропить требуется, — объявил сразу повеселевший Ложкин.

Старик кивнул головой и стал вытаскивать из своего необъятного буфета бутылки с водкой, закуску, посуду. Ложкин деятельно ему помогал. В это время Пит, воспользовавшись суетой, незаметно достал из кармана небольшой пузырек и, отойдя в сторону, сделал из него несколько глотков.

Когда все было готово, старик пригласил к столу. Пили много, стаканами, почти не закусывая, как будто стараясь заглушить все тайны, сомнения, обиды и тревоги. Кровью налились глаза Ложкина, лицо его медно блестело от пота, он все время пытался петь псалмы. У старика щеки и нос стали свекольного цвета, он беззвучно хихикал, скаля кривые, острые зубы, я махал на Ложкина руками. Пит совершенно не пьянел, но старался показать, что и ему тоже весело.

Пили весь день и вечер. Потом уснули прямо за столом.

Среди ночи Папаша проснулся. Ложкин храпел, изредка чмокая губами, из полуоткрытого рта его вырывались хриплые восклицания. Пит лежал тихо, дышал ровно и легко. Папаша приподнялся и тенью скользнул к буфету: Он уже взялся за ручку одного из ящиков, когда за его спиной раздался тихий, повелительный оклик:

— Советую не шутить.

Папаша отпрянул от буфета. Голос Пита был совершенно ясным, казалось, он и не думал спать.