Портрет А - Анри Мишо

Встряски и шквальные порывы — такие опасности подстерегают в воздухе. Но в них же и радость. Как не увлечься возвышенной мэйдостранской круговертью?

Но она, как видно, не бесконечна.

И правда, с неба все время падают мэйдостранцы. Это почти уже вошло в привычку. Разве что их близкие обращают внимание. А некоторые только и смотрят вверх — любуются падениями.

Крылья без головы, без птиц, свободные от всякого тела, одни лишь крылья летят навстречу солнцу и небу, которое еще не засияло, но борется изо всех сил за сияние, пробивают свой путь в эмпиреях, словно снаряд долгожданного блаженства.

Тишина. Взлетают.

То, о чем мэйдостранцы так долго мечтали, наконец удалось. Теперь они там.

Из сборника

«Пассажи: 1937–1963»{122}

(пер. А. Поповой)

Игра со звуками

…Когда ничего не движется, движется время,время,ни вверх, ни вниз,время,по мне,со мной,и во мне,через меня,минует во мне пролёт за пролётом, а я извожусь и жду.

Время.Время.Я себя через Время прослушиваю.Ощупываю себя.Я долблю себя Временем.Соблазняюсь и раздражаюсь…Плету себя.Поднимаю.Переношу.И долблю себя Временем…Птица-дятел.Я птица-дятел.Птица-дятел.

Что я делаю?Я зову.Я зову.Я зову.Я не знаю, кого я зову.Тот, кого я зову, не знает.Это кто-то слабый,наголову разбитый.Это кто-то гордый, он все равно не разбит.Я зову.Я зову кого-то оттуда,этот кто-то затерян вдали,в совершенно другом мире.(Значит, вся моя твердость вранье?)Я зову.Я сел за чистейший из инструментов,не сравнить с моим голосом глуховатым.За певучий инструмент, который меня не судит,который за мной не следит,я отбросил всякий стыд и зову,я зову,я зову из далекой могилы прошедшего детстваоно, как и прежде, дуется, сжавшись в комок,из далекой пустыни моих нынешних дней,я зову,я зову.Этот зов меня самого удивляет.Я зову, хотя, может быть, уже поздно.Просто, чтобы мой потолок обвалился,может быть, и так,но главное —я зову.

Из сборника

«Лицом к засовам»{123}

Из цикла «Поэзия — сила»{124}

(пер. А. Поповой)

За дело, я здесь

Толкнул твою дверь и вошелЗа дело, я здесьВнутриИ тебе помогуПокинутости — конецПроблемам — конецОтбросим проблемы — разорванные веревкиКошмар, который загнал тебя в угол,исчезПодставляю плечоТы вместе со мной сделаешь первый шагПо лестнице бесконечнойКоторая тебя понесетКоторая тебя вознесетПоможет прийти к себе

Я тебя успокоюРаскину в тебе скатерти мирной жизниПригрею ребенка твоей мечтыВзмахВзмах пальмовых листьев и прочь хоровод тревожныхвиденийВзмах и где твоя снежная бледностьВзмах у твоего очага… в нем заново вспыхнет пламя

За дело, я здесьТвоим мыслям-стремлениям легче дышатьТвои мысли о беде поределиМоя сила уже вошла в твое тело…и лицо у тебя посвежело, морщины ушлиБолезнь к тебе уже не найдет дорогиЛихорадка отступилась

Покой гулких сводовПокой цветущего лугаВ тебе снова наступит покой

Я мчусь к тебе на помощь, как целый полкГруз слетает с твоих утомленных плечСловно облачко дыма с вулканаИ злобные лица вокругЗмеиные глазки, любители чужих неудачТебя уже не увидятИх больше нет.

Спасательная командаРаботает в тайных глубинахКак подводное теченьеКак громкая песньЭта песнь тебя обнимаетЭта песнь тебя поднимаетВ этой песни журчит миллион ручейковЭту песнь питает усмиренная НиагараЭта песнь все целиком для тебя.

Никаких больше тисковНикаких черных тенейНикаких страховНе осталось даже следаНичем таким и не пахнетГде раньше болело, теперь — бинтыГде раньше было раздроблено — все срослосьГде было заражение — новая кровьГде были засовы, теперь океан открытыйОкеан, где ты плывешь и его собой наполняешь,Безупречный, словно яйцо из слоновой кости.

Я умыл лицо твоей будущей жизни.

Из цикла «Ломти знания»{125}

(пер. О. Кустовой)

Случается, что у директора зоопарка родится сын с ластами вместо ног. Конечно, как всякое несчастье, это — полная неожиданность.

И тем временем, пока ребенка доставляют на Крайний Север, надеясь, что там он окажется в более подходящей среде, семья, и так облеченная некой таинственностью, просто исчезает в ней. Кто может похвалиться тем, что действительно узнал семью директора зоопарка?

Сколь менее презренны были бы люди, не носи они все на себе лица.

В восемь лет я все еще хотел, чтобы меня считали растением.

Не все лошади, обретя вместо хвоста кнут, стали бы кучерами.

С точки зрения собаки Нью-Йорк должен быть пониже.

Суметь подобрать духи к собственным утратам.

Запятые теряются между домов, поэтому их так трудно читать и так утомительно одолевать улицы.

Фразы городов бесконечны, но они завораживают. И из деревень дезертируют некогда отважные землепашцы: им самим теперь хочется разобраться в восхитительно запутанном тексте, о котором все только и говорят — в него так мучительно вчитываться, да и возможно ли вчитаться?

И однако они стараются это сделать, упрямые трудяги, шагая без передышки, впитывая на ходу испарения сточных труб и проказу с фасадов вместо скрытого смысла. С рассудком, затуманенным нищетой и усталостью, блуждают эти люди перед витринами и прилавками, подчас забывая о цели поисков, но никогда — о самих поисках… Так исчезают деревни.

Все прекрасно, сказал палач. У несчастья цветущий вид.

Когда петух начнет нестись, заговорит курица.

Человеческий слух беззащитен. Судя по всему, соседей не предполагалось.

Ноги не доказывают существование лица, они доказывают существование пляжа.

Шнурок на ботинке посла рвется лишь перед Их Королевскими величествами.

Молчаливый в горах, болтлив на равнине.

Мыло грязь не созерцает.

Приклеиться может все, даже ветер.

По его мнению, ночь недостаточно черна. Для него она должна быть беспросветна.

Комедию для листьев не играют перед деревьями.

Каждый век служит свою мессу. Чего же ждет этот, чтобы отслужить свою перед громадным алтарем отвращения?

Кто сможет побрить бритву, уластит ластик.

Деревья равнодушны к бреду птиц.

Не дело крокодила кричать: «Осторожно, крокодил!»

Скрывающий свое безумие умрет немым.

Дыня пульсировала как сердце.

Это час ветряных мельниц: их крылья вращает тоска.

Фаллос в этом веке стал теоретиком.

Это ложь, даже если правда.

Страх сразу переходит на ты. Не разговоришься.

Караваны нуждаются в уважении.

Нет доказательств, что блоха, живущая на мыши, боится кошки.

Попади в вены тигра бычья кровь, какие кошмары будут его мучить.

Изгнавший своего беса докучает своими ангелами.

Не будь долгов в бедности, было бы слишком одиноко, говорит бедняк в мудрости своей.

Мухи в паучьей школе не учатся.

Оставляя след, наносишь рану.

Зачем въезжать на белом коне, если не собираешься лгать?