Путь эльдар: Омнибус - Энди Чемберс

Эльдары Нэвир Каэлора считают экзархов, также как и Храмы Аспектов в целом, примитивными и вульгарными выражениями отвратительной стороны эльдарской души. Тем не менее, ни один каэлорец не может похвастаться отсутствием чувства страха и трепета при встрече с одним из них.

Экзодин Нова — Эльдарские Рыцари /Exodine Knovah — Eldar Knights/ — мифические благородные эльдары, которые увели первых экзодитов к спасению до Падения. Некоторые каэлорские учёные относят происхождение название Нэвир к этому слову.

Экстернис /Externis/ — эльдары не с Каэлора.

Эла‘Ашбэль /ElaʹAshbel/ — сестра Найса Ансгара и дочь Бедвира (предположительно от другой, неизвестной матери — ходят слухи о его свидании с прекрасной Владычицей Айони). Дитя-провидица невероятной силы. Она, по видимости, находится под опекой Синнии в Доме Провидцев Ютран. Она славится своими необычными и потрясающими сапфирно-синими глазами.

Эсдайнн — Маг, то же Рунный певец /Esdainn-Warlock, Rune-singer/ — говоря обычным языком Каэлора, это означает любого псайкера со склонностями (и обучением этим искусствам в Храме Аспекта) к войне и насилию. Эмоциональная окраска слова, по-видимому, весьма негативная. Любопытно, что каэлорцы, кажется, соединили этот термин с названием, данным сказителям историй или рунным певцам, в особенности с теми из них, которые имеют отношения к великим мифическим циклам, где содержатся рассказы о героизме, войне и сражениях.

Самым известным из них является молодой Диох Эпона, который, несмотря на свою молодость, уже является мастером своего дела. По-видимому, в каэлорской культуре, любой, посвятивший свой разум битве (даже историям о сражениях), подвергается осуждению. Необычное отсутствие различий между реальным насилием и относящимся к насилию может давать пищу для дальнейших размышлений.

Юнгир /Yungir/ — раса, против которой вели войны Древние и эльдары. Согласно каэлорскому мифу, самый великий из Юнгир, Каэлис Ра — приносящий смерть и тьму — впервые был уничтожен в эпическом сражении Каэла Меншей Каином с помощью копья-молнии, которое изрешетило собственное тело юнгира ядовитыми серебряными частицами, навсегда изменив его внешний облик в подобие жнеца с косой, однако Каэлис Ра никогда не может умереть по-настоящему, поскольку он и есть воплощение смерти. Каэлорская версия мифического цикла Рождение Страха рассказывает, как воющая и яростная сущность Каэлиса Ра, исторгнутая из его физического тела смертельным ударом Каина, пронеслась по материуму и проникла в саму суть расы эльдар, заражая их всеобъемлющим страхом смерти. Для некоторых это пагубное влияние стало чем-то вроде слир.

Кровавые слёзы

Она была совсем еще ребенком, когда всему пришел конец. Он обхватил ее подобно рукам давно умершей матери, баюкал, словно впереди ее ждали небеса или новое начало. Но она прозревала подлинную суть вещей — она была эхвелин. Видела искушения и иллюзии, изливающиеся из будущего, пытающиеся затуманить ее взор и оставить в тугих пеленах настоящего. Она была еще совсем ребенком, когда всему пришел конец, но понимала: настали последние дни.

Кровавые слезы. Хроники Эла'Ашбель, том второй.

Дэоч Эпон, искусственный мир Кэлор

Вокруг кружила пылающая пыль, крохотными умирающими звездами рассыпаясь во тьме некогда величественной залы. Весь воздух, казалось, насквозь пропах энтропией, и сейчас этот воздух вдыхала одинокая девочка. Она стояла среди развалин, и сцена разрушения отражалась во влажной глубине ее сапфировых глаз. Крошки пылающей серы и кости духов плясали вокруг нее, подобные рою недолговечных мотыльков; они жалили ее бледную, испачканную кожу и бесшумно угасали. Когда девочка оглядела руины и устремила взгляд сквозь бушующее пламя, по измаранной в саже щеке скатилась одинокая слеза, оставляя за собой чистый, белый след. Слеза казалась хрустальной призмой, в которой отразились воспоминания о битве, принесшей гибель на Кэлор. Когда она упала на залитый кровью, изломанный пол, вместе с ней словно разбился и весь некогда прекрасный мир.

Над полем недавней битвы пронесся мягкий немолодой голос, подобный проблеску чистого неба среди сумрачных туч.

— Эла.

В ответ девочка слегка повернула голову, словно направив свои изящные ушки к источнику звука. Движение это сделало ее чем-то похожей на травоядное животное, опасающееся хищников и в то же время привыкшее к их постоянному присутствию: хищники представляют угрозу, лишь выходя на охоту.

— Эла, выйди из-под дождя.

Это был Эгеарн, древний и дряхлый провидец Ривалин. Его согнутое годами тело зашаркало, направляясь к девочке облаком огненных мотыльков, пляшущих в тумане дыма. Все еще остающиеся настороженными уши позволили Эла различить постукивание металлического посоха, на который опирался старик, чья походка с каждым днем становилась все менее устойчивой.

— Вряд ли это можно назвать дождем, карадок, — отозвалась девочка, выставив вперед ладони, словно ребенок, пытающийся поймать падающие с неба капли. Запрокинув голову, она посмотрела на вихрящиеся туманности янтарных искр и серого дыма, наблюдая за тем, как они танцуют и подобно косяку рыб переносятся с места на место. Оседающий пепел обжигал и заставлял слезиться глаза.

Наконец, повернувшись, Эла посмотрела прямо в старое лицо некогда великого провидца. Для эльдара он был уродлив, а кожу его бороздили глубокие морщины. Он прожил столь долгий век, что даже старейшины Кэлора не помнили его молодым. Ему многое довелось увидеть за эти годы: вначале Войну Великих Домов, завершившуюся падением Ансгара, а затем ужасное Противостояние Пророчеств, поставившее и Тэрту, и весь Кэлор на колени. И все это время горбатый, скрюченный старик-провидец не позволял померкнуть славе зала Ривалин. Лишь теперь, когда зал обратился в пылающие развалины, пошатнулся древний род Ривалин. И все же Эла видела, как в скрытых под тяжелыми складками темного капюшона глазах провидца пляшут озорные искры.

С далекого, невидимого отсюда свода выстроенного из кости духа здания неожиданно ударили потрескивающие молнии энергий варпа; искусственный мир балансировал почти на самом краю Вихря.

— Как и дождь, изливающийся на землю, эти невзгоды не вечны, моя маленькая морна. — Иссохшие, морщинистые губы Эгеарна тронула едва заметная улыбка.

Они немного побыли среди пылающих развалин — прошлое и будущее Кэлора стояли плечом к плечу, наблюдая за началом последних дней. Они лицезрели сцену гибели и отчаяния. То там, то здесь взгляд упирался в изувеченные, охваченные огнем тела, лежащие среди обломков.

— Пойдем, моя морна, мое дитя. Здесь нам делать уже нечего. — Говоря это, Эгеарн протянул руку. — Неплохо бы найти укрытие от этой грозы.

Посмотрев в мерцающие глаза старого провидца, Эла увидела в них отражение пожара. На мгновение ей показалось, что она смотрит в прошлое и вновь становится свидетелем недавней битвы, разворачивающейся в фиолетовой глубине его зрачков. В отражении возникло испуганное, искривленное болью лицо… возникло и тут же исчезло, сменившись пляской бесчисленных огненных крупинок.

— Идем, — улыбнулся старик, поворачивая руку ладонью вверх и то ли успокаивая, то ли умоляя свою юную ученицу.

Эла медленно кивнула, словно признавая правоту древнего эльдара: им предстояло много дел, если, конечно, осталось еще что спасать. Она протянула свою белую, грязную руку и вложила ее в ладонь Эгеарна. Глаза ветхого провидца блеснули из-под капюшона, и Эла показалось, будто улыбнувшись, он облизал языком губы.

Командные палубы «Неустанного гнева» погрузились во тьму; ударный крейсер шел по краю бурлящего варп-шторма. В слабом зеленоватом свете мерцающих мониторов и терминалов магистр Калидиан Эксрий отбрасывал на пол тяжелую, колеблющуюся тень. Непримиримым взглядом он всматривался в трепещущие, размытые изображения пылающих потоков варпа, круживших и бурливших на основном обзорном экране. Иссеченное боевыми шрамами и глубокими морщинами лицо воина скрывал капюшон пошитого из грубой ткани плаща, длинные полы которого тяжело свисали с темно-зеленой энергетической брони. Там, где полагалось находиться правому глазу, пылал красным огнем бионический имплантат, установленный еще несколько десятков лет назад.

— И в самом деле, место подходящее. — Голос Калидиана перекатывался подобно сухому щебню. Магистр поскреб левой рукой небритый подбородок и ненароком коснулся указательным пальцем уголка глазного импланта. Хотя прошли уже долгие годы с тех пор, как ему вживили это устройство, Калидиан так и не смог с ним свыкнуться. Угловатый, холодный металлический выступ на лице не позволял забыть о клятве отомстить десантнику-отступнику, вырвавшему ему глаз; не существовало преступления более гнусного, чем обратить оружие против своих же собратьев. Магистру противно было бы даже произнести вслух имя нечестивца.