"Фантастика 2023-185". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Буторин Андрей Русланович

— Здесь меня никакая Космическая Кара не настигнет, — говорил Степан Федорович, с удовольствием и полной грудью вдыхая пыльный запах театральных коридоров. — Чуете, Адольф, здесь все так и пропитано культурой!

— Ага, — поддакнул я.

В помещении театра было действительно спокойно. Может, действительно тут атмосфера какая-то особенная? Никаких змеюк, сбесившихся унитазов, злобных консервных банок и раскладушек-убийц. Правда, я один раз нешуточно напрягся, когда нам встретился бригаденфюрер СС в парадной форме с кортиком и Железным крестом на груди, но Степан Федорович быстро объяснил мне:

— Это репетиция идет. Ставим пьесу «Будни рейхстага»…

— Безобразие! — откликнулся бригаденфюрер, блеснув массивным моноклем. — Времени — девятый час, а малый зал еще не мыт!

— Извините…

— Кстати, позвольте осведомиться, господин уборщик, почему это вы на рабочем месте две недели не появлялись?

Степан Федорович замялся под грозным взором бравого гитлеровца, но тут из-за угла вывернул бородатый ратник в кольчуге и остроконечном шлеме. В левой руке воин держал бутафорскую секиру, в правой — бутерброд с сыром, а на груди у него болтался автомат.

— Хайль, Вася! — приветствовал он бригаденфюрера. — Михалыч злой как собака! Шапкин, представляешь, снова запил!

— Генеральная ведь на носу! — ахнул гитлеровец, сразу забыв про Степана Федоровича. — Дождется этот Шапкин — вылетит из театра как пробка. Забулдыга. Не посмотрят на то, что народный артист. Будет на детских утренниках Петрушку представлять… Ну, а ты как, Петя?

— Жизнь хороша, если есть ППШ! — расхохотался ратник, похлопав кольчужной рукавицей по прикладу автомата.

Степан Федорович под шумок утащил меня дальше — в малый зал, где полным ходом шла репетиция этих самых «Будней… » Шустро ухромав за кулисы, он вернулся с полным ведром воды, нацепил на швабру тряпку и принялся отрабатывать жалованье. А я уселся в заднем ряду, рассеянно поглядывая на сцену.

По сцене туда-сюда деловито прохаживались автоматчики со свастиками на рукавах. Вокруг стола, едва видимого из-за груды громадных, как скатерти, карт, копошился, толкаясь фуражками, командный состав.

— Поехали! — крикнул с переднего ряда неопрятный какой-то, всклокоченный мужичок в растянутом до колен свитере и мятых брюках. — Паулюс, перестаньте почесываться! Геббельс, выньте руки из карманов, вам начинать!

— Положение дел под Сталинградом требует неусыпного контроля и мобилизации всех наших сил! — энергично выступил вперед розовощекий Геббельс — Следует задать вопрос уважаемому Герингу… — Тут Геббельс запнулся, а всклокоченный хлопнул сиденьем кресла, взмахнул руками и подпрыгнул:

— Где этот чертов Геринг? Где Геринг, я спрашиваю?! Опять опаздывает? — Он вытащил из-за безразмерной пазухи скомканную бумажку и заорал, тыча в нее пальцем: — В сценарии русским языком написано: «Входит Геринг»!!!

Через сцену, бесцеремонно растолкав автоматчиков, пробежал маленький толстяк, на ходу нахлобучивая фуражку.

— Что вы делаете? — застонал всклокоченный. — Что вы делаете? Вы в рейхстаге или на стадионе? И потом… Что за походка? Откуда эти ужимки? Где историческая достоверность? Хромайте, Геринг, хромайте, черт побери, или я вас с роли сниму, в конце концов! Вышел и вошел снова!!!

— Виноват, Михалыч… — пробубнил запыхавшийся Геринг и ускакал за кулисы.

Степан Федорович добросовестно тер тряпкой полы в партере, режиссер Михалыч, размахивая сценарием, орал на неуклюжих статистов, поваливших декорации, из суфлерской будки раздавалось громкое шлепанье и крики: «Бубны козыри! » и «Крой, задрыга, не спи! », толстый Геринг старательно хромал к столу — в общем, все шло мирным своим чередом, но мне было как-то… нехорошо. Слишком уж все спокойно. И это после феерического пролога с летучими змеями и чешуйчатыми лапами, рвущимися из унитаза, после пробега по вечерним улицам под кирпичным обстрелом? Словно Космический Мститель решил не размениваться по мелочам, а, поднакопив силы, целит вдарить разок уже наверняка…

Бесы ведь, как кошки, сверхъестественную, невидную для людей опасность чуют нутром. Вот и я чувствовал, как под высоким потолком зала сгущается темная энергия, как электрически потрескивает пыльный воздух… Огненные вихри преисподней! Ворсинки на обшивке кресел встали дыбом и трепетали… Тихонько зазвякали хрустальные висюльки на люстре…

Нет, ребята, если сейчас что-нибудь и случится, то врасплох нас со Степаном Федоровичем не застать! На минуту я прикрыл глаза, стараясь сосредоточиться. Потом прочитал заклинание Убойного Толчка и вытянул перед собой ладонь. Когда я открыл глаза, на пальцах лежал толстый слой сероватой пыли. Я принялся пыль эту медленно скатывать в шарик, время от времени отвлекаясь для того, чтобы взглянуть на сцену.

— Трусы! — вскрикивал на сцене, тряся косой челкой, вступивший в игру Гитлер. — Ублюдки, недостойные называться истинными арийцами! Ну, на кого мне положиться?! Где тот единственный преданный мне соратник?! Кто подставит мне крепкое плечо в трудную минуту?!

— Неплохо! — верещал Михалыч. — Только больше экспрессии! Умоляю — больше экспрессии! Зычнее голос! Шире жест!

Фюрер, покраснев от натуги, диким ревом проревел фразу про крепкое плечо и смолк, озираясь. Повисла зловещая тишина.

— Вы что, меня в гроб вогнать хотите? — спросил Михалыч, положив обе ладони на левую сторону груди. — Смерти моей желаете? У меня в сценарии русским языком написано: «Входит Штирлиц». Где? Где Штирлиц, я вас спрашиваю? Где этот недоделанный народный артист?

— Михалыч… — несмело проговорил Геббельс — Шапкин снова того…

— Чего — того?

— Геринг… тьфу, Вовка в выходные именины справлял, — нервно поправив челку, пояснил Гитлер, — ну, собрались — святое дело все-таки. И Штирлиц… то есть Шапкин приперся. Главное, никто ведь не приглашал…

— Ну и?..

— Загудел он, — сокрушенно поник головой Паулюс, — как трансформаторная будка. Третьи сутки квасит.

— У меня сто баксов занял, — наябедничал Гитлер.

— Домой звонить! — взвизгнул Михалыч.

— Его теперь по пивным надо искать, — сказал Паулюс, — дома он — самое малое — в конце недели объявится.

— Я его уволю, — снова схватившись за сердце, слабым голосом проговорил режиссер, — нет, я его застрелю… Это что же такое, а?..

Пыль с моих пальцев утрамбовалась в небольшой плотный шарик. Я сжал шарик в ладони. Голубая искра пробежала по моим венам, а тем временем враждебная энергия в зале сгустилась до консистенции киселя. Странное это было ощущение. Я чувствовал, как дрожит в напряжении каждое волоконце в древесине кресел, паркета и дощатого настила сцены. Ни актеры, ни режиссер, ни сам Степан Федорович, конечно, ничего не замечали, а мне даже дышать стало трудно; и тревожно сжалась грудь.

«Дурак я все-таки, — мысленно сказал я себе, стараясь успокоиться, — обязался с честью справиться с заданием. Договор дал подписать… Айвенго, блин… »

А прямо под сценой Михалыч отбирал у Степана Федоровича швабру. Степан Федорович робко сопротивлялся.

— Вы кто? — кричал режиссер. — Новый уборщик? Отлично! Звать как? Степан? Прекрасно! Федорович? Великолепно! Ничего не бойтесь, слушайтесь меня, и все будет отлично! Грим наложим прямо здесь и сейчас! По фактуре вы подходите, так что опасаться нечего. У нас генеральная репетиция через неделю, а главный герой по пивным ночует! Сценарий пропадает, и какой сценарий! Конфетка, а не сценарий! Я его сам написал…

Набежавшие откуда-то гримеры ловко стащили с моего клиента застиранную робу и облачили его в мундир штандартенфюрера. Степан Федорович смущенно топтался на месте, гремя подкованными сапо-гами. Михалыч с воплем: «Стойте здесь и никуда не уходите! Я принесу вам парабеллум! » — выбежал из зала.

Дверь захлопнулась за режиссером, и тут же раздался тяжкий удар и глухой стук упавшего тела. Дверь мгновенно распахнулась снова. В зал влетел крепенький паренек неестественно маленького роста, одетый в какую-то оранжевую тогу. Голова паренька была совершенно голой: нос, занимавший добрую половину круглого лица, дерзко торчал вперед и вверх. Ротового отверстия не было. Зато во лбу красным светом горел единственный глаз — огромный и яркий, как запрещающий сигнал светофора.