День «Б» - Вячеслав Бондаренко

— Валяйте, — буркнул Хойзер.

Минувшая бессонная ночь, крах так успешно и тонко задуманной операции с англичанином, угроза Клюгенау навалились на него свинцовой тяжестью. Он машинально вынул из кармана пачку греческих сигарет, присланных матерью из Лигница. Как все хорошо было спланировано!.. А что светит ему теперь?.. Перевод в вермахт и передовая?.. Хорошо еще, если на Западе, где-нибудь в Италии или Франции. А если в России?.. «Хотя, кажется, России мне уже не видать, — зло подумал Хойзер. — Это будет какая-нибудь Польша…»

— Следы, оберштурмфюрер! — ликующе заорал кто-то в отдалении.

Вздрогнув, Хойзер сунул обратно в пачку только что прикуренную сигарету.

— Что вы орете? Доложите толком!

— Марта взяла следы, оберштурмфюрер! — торопливо поправился проводник. — Здесь было не меньше восьми человек…

— Восьми? — нахмурился Хойзер. — Не многовато ли для одного радиста?

— Не могу знать. Они двинулись туда. — Проводник махнул рукой в сторону видневшегося в отдалении ипподрома.

— Так чего мы стоим? — раздраженно кинул оберштурмфюрер. — За ними!

Над Минском постепенно разгорался новый июньский день. Вовсю щебетали птицы в густых зарослях кустарника. Им не было дела до войны. И они не боялись людей в мундирах, которые, взяв наизготовку оружие, настороженно, то и дело оглядываясь, цепью шли по территории городского ипподрома. Две овчарки, туго натягивая поводки, молча тянули проводников вперед. Они были приучены не лаять, чтобы не спугнуть преследуемых.

Утомленные бессонной ночью бойцы Особого отряда НКВД крепко спали. На стреме стоял — вернее, сидел, подпирая стенку старого, полуразрушенного барака на краю ипподрома — бородач в мундире немецкого лейтенанта. Бородач тоже клевал носом, но заставлял себя бодрствовать. Хоть они и ушли из района, откуда выходили в эфир, и в нынешнем бардаке немцы вряд ли занимались радиопеленгованием, осторожность все же не помешала бы.

Легкий утренний ветер налетел откуда-то с реки и заставил бородача поежиться. А еще он принес с собой тонкий, едва уловимый запах дорогих сигарет…

Обожженный страшной догадкой, «лейтенант» осторожно выглянул в разбитое окно барака. Ипподром был оцеплен взводом солдат войск СС. Двое, видимо, командиры отделений, держали наперевес автоматы МР-40, остальные сжимали в руках карабины. Поодаль шли два офицера-эсэсовца и двое проводников с овчарками.

— Слышь, командир… — еле слышно произнес бородач, трогая за плечо стриженного ежиком «фельдфебеля». Тот проснулся мгновенно, словно и не спал вовсе, и в считанные секунды оценил обстановку.

— К бою!..

Неожиданность — великое преимущество, и бойцы воспользовались ей сполна. Одновременно ударили два автомата из разных концов барака, слитным эхом ахнули карабины. Ни одна пуля не пропала даром. Забились в предсмертном визге собаки, рухнули, скошенные огнем, восемь солдат. Остальные, мигом распластавшись на земле, открыли ответный огонь. Видимо, это были боевые парни, и внезапное нападение их не испугало, а только обозлило.

Перестрелка с обеих сторон сделалась жарче. К немцам на подмогу подоспело, топоча сапогами, человек двадцать полицейских, из местных предателей. На ходу срывая трехлинейки с плеч, они присоединились к бою. Руководил им эсэсовский офицер в чине, насколько было видно «фельдфебелю», оберштурмфюрера. Другой офицер был убит в числе первых.

Командиру отряда было ясно, что долго они здесь не продержатся. Нужно прорываться. И он крикнул, не отрываясь от автомата:

— Куликов, Плехоткин, — остаетесь тут! Остальные — делай как я!

Размахнувшись, он запустил в гитлеровцев гранату и, строча из автомата и крича что-то нечленораздельное, кинулся напролом из барака. Следом, наперебой паля, бросились остальные бойцы отряда…

Они обязательно ушли бы, если бы не паршивые немецкие гранаты, взрыватели которых рассчитаны на семь секунд. Кто-то из немцев, не растерявшись, сумел отшвырнуть гранату назад, и рванула она на пороге барака, сразу убив четверых бойцов Особого отряда НКВД и жестоко изранив тех, кто должен был прикрывать отход товарищей. Тут же рванули еще две гранаты, с которых бойцы уже сняли предохранители, готовясь к броску…

Четверо уцелевших, отстреливаясь на бегу, уходили к близкой реке. В этом месте мутная Свислочь была совсем узкой. «Фельдфебель», тяжело дыша, бросился в реку, набрал воздуху побольше и нырнул глубоко, как только мог. Двое бойцов последовали за ним, а третий залег на берегу и прикрывал товарищей до последнего патрона, а потом взорвал себя и эсэсовцев гранатой…

Через десять минут бой закончился. Оберштурмфюрер Хойзер, тяжело дыша, выщелкнул из «Вальтера» пустую обойму и, сильно прихрамывая — неудачно упал во время неожиданного обстрела, — вошел в дымящиеся развалины барака. У входа в беспорядке валялись останки разорванных гранатами тел. Еще двое убитых лежали внутри, сжимая оружие. Оба были в немецких мундирах, один бережно обнимал руками холщовый мешок.

Хойзер брезгливо отбросил в сторону труп дюжего «лейтенанта вермахта», развязал в мешок и, как завороженный, уставился на портативную английскую радиостанцию.

«Значит, это и были те самые англичане… А на чей же след вышел тогда Дауманн в Заславле?» — озадаченно подумал он, но толком сообразить ничего не успел, потому что нечто очень горячее и одновременно холодное сильно ужалило его в шею сзади. Оберштурмфюрер Хойзер захрипел и, пытаясь выдернуть из шеи длинное узкое лезвие, повалился навзничь, заливая английскую рацию кровью.

А двое солдат войск СС уже, ругаясь и тяжело дыша, добивали штыками бойца Особого отряда НКВД, только что убившего последнего врага в своей жизни…

…Еще через полчаса старший по званию — штурмшарфюрер СС — доложил начальству о гибели двух офицеров, пятнадцати солдат и исчезновению трех большевистских террористов. Начальство отреагировало на удивление равнодушно. У него на столе уже лежал приказ об эвакуации, и все местные проблемы мгновенно стали для него мелкими и далекими…

Глава 29

Сколько Джим Кэббот пролежал в вонючей трубе подземного коллектора, он не мог потом вспомнить. День прошел, сутки или двое?.. Он просто очнулся от резкого, колотящего чувства холода. Раненая рука распухла и противно ныла от сырости. Под ухом равнодушно шумела грязная вода. И еще какой-то звук, противный и мерзкий, заставил Джима содрогнуться от отвращения. Рядом с ним, обнюхивая его лицо и шевеля усами, сидела огромная серая крыса.

— А ну пошла!.. — От неожиданности Джим заехал крысе кулаком прямо в морду. Крыса, не ожидавшая такой наглости, плюхнулась прямо в коллектор и обиженно поплыла против течения.