Колыбель - Михаил Попов

Оставленные предусмотрительным Буншей стражники высовывались из здания башни и тоже тянули корыстолюбивые головы в сторону охваченного желанием высказаться. Даже гаремные дамы напряженно прищуривались и всплескивали руками, даже старушка при костре и та только одним глазом следила за пламенем.

А ведь это шанс! Если он начнет говорить, можно будет проскользнуть за спиной у народного любопытства.

Его величество встал с драгоценным кульком на руках.

Астерикс замер, потом быстро заморгал, открыл глаза, обвел взглядом сидящих и стоящих перед ним.

Тишина была такая, что Денис тоже замер на лестнице между этажами, чтобы скрипом сухих прутьев не выдать идею своего побега.

— Банк «Морган Стенли», — громко сказал Астерикс.

Гул неуверенного одобрения завелся в толпе.

Денис спустился на первый этаж своего аляповатого дворца. Теперь нужно было всего лишь прошмыгнуть мимо стоящей спиной гаремной дамы, далеко высунувшейся из окна, и справа в тень, а там тылами к тайной тропке, недавно показанной ему Афранием.

Это была не просто дама, это была Эсмеральда. Да в нынешнем своем состоянии его величество чуть было не схватил ее за локоть и не накинулся: ты где была?!

— Киностудия «Уорнер бразерс».

Гул укрепился и даже стал нарастать.

Его величество нырнул в ночь. Возможно, Эсмеральда и стоявшие чуть поодаль Терпсихора с Полигимнией догадывались, что там поскрипывает за спиной, но не в силах были отвлечься от аттракциона.

«Кимберлитовая трубка, китайские угольные разрезы, порт Роттердама и Лувр» — были последними словами, которые услышал Денис, прежде чем нырнуть в прохладное русло тропы, разрезающей пояс зарослей вокруг обезумевшей столицы.

16

Ночной лес был таким же, как и в прежние разы, но и не таким. Теперь его приходилось считать союзником, и глупости про блуждающих под покровом тьмы и зарослей тварей отлетели сами собой. Часть чувств направлена была вперед, выискивая самую короткую и безопасную дорожку для несущегося с сыном папы. Слух весь был сзади и пытался держать под контролем происходящее на столичном холме.

А там происходило.

Денис все удалялся, перехватывая на бегу молчаливого Артура, а гудение Вавилона не становилось тише. Надо понимать, там росло недовольство и количество недовольных.

Обеспокоенные крестьяне продолжали сбегаться на огонек, то и дело Денис видел то прямо по курсу, то чуть в сторонке скользящие в сторону Вавилона тени. Прятался за стволами и кустами, успокаивал дыхание, прижимал к себе ком родственной травы. Впрочем, риск быть замеченным вряд ли был велик. Припозднившиеся не глядели по ночным сторонам, а устремлялись в одно–единственное, важное для них сейчас место.

Кончился пояс сплошных зарослей, дальше простирались поля и пятна отдельных рощ на малых хуторах и вокруг скотных дворов и уснувших птичников. Холодный ручей переливался лунными искрами, указывая самый прямой путь к взыскуемой скале.

Но самый прямой — не самый безопасный, мы будем петлять, чтобы не торчать непрерывной мишенью для вражеского глаза на освещенном междурядье. Станем петлять, держаться тени и оглядываться по сторонам, не присматривается ли кто.

Прижимаясь к стволу крайнего в роще дерева, Денис дождался, когда семенящие по ближайшей тропинке убудцы втянутся в ее тень, и сам ступил на эту тропу и помчался под защиту ближайшего хутора.

Там отдышался, осмотрелся — и снова стремительный рывок. И так много раз.

И вот уже почва стала подниматься перед ним, а скала — вырастать и затягиваться мраком. Луна отскользила в сторону по небу и теперь освещала главную достопримечательность как бы искоса.

Денис лежал, бурно дыша, на земле, неподалеку от очередного коровника, прижимая к боку ребенка. Он был благодарен сыну, который вел себя как взрослый сообщник: помалкивал, лишь изредка хныкая. Так вот лежа, он услышал сразу два звука. Один впереди — топот пяток по твердой земле: совсем уж запоздавшие земледельцы с дальнего хутора неслись прямо на него, и от них некуда было деться, только разве нырнуть в тихий коровник, что в двух шагах слева.

Второй звук шел сзади, со стороны Вавилона, и было удивительно, что дошел: все же расстояние до столицы теперь уж было немалым. Времени задумываться не имелось, и Денис приподнялся и на трех конечностях, прижимая сына к груди, бросился в сторону строения.

Вот он внутри.

Что это?

Не коровник.

Метров двадцать в длину, по углам тускло светятся пучки веток. Четыре ряда маленьких постелей… для кого?

Это были детишки — он привык к полумраку. Двух–трехлетние детишки. Вот, оказывается, куда они деваются от мамок. Все дети общие, и зря он подозревал дядю Сашу. Получалось, что его собственный народ в ответ на его разливанный капитализм тихо таил от него в недрах острова и культивировал коммунистическую заразу.

Денис закрыл глаза.

Нет, не сходится: а откуда взяться такому количеству детей, если эти бараны не спят друг с другом?!

Или все же спят?!

Да пошли они к дьяволу со всеми своими сложностями!

Под мышкой в травяном кульке ожил и заелозил Артур, такое впечатление — он хочет выбраться наружу, более того — он ведет себя так, как будто сюда как раз и стремился. Он здешний и рад этому!

В дальнем конце зашевелилась большая постель — нянька. Отступление!

Бегство было скорее не от няньки, а от ужаса, который внушило поведение сына.

Выбравшись на воздух, Денис осторожно осмотрелся, успокаивающе поглаживая Артура по голове, — тихо, сынок, тихо! — и двинулся максимально защищенным маршрутом в горку.

В вавилонской стороне теперь была тишина. Что там за взрыв голосов, никогда не узнать уже, да и не очень хочется.

У самого начала ритуальной тропы перед поясом ежевики бывшее его величество уселся под большим теплым камнем, чтобы расслабиться и подумать. Было о чем: как будем нырять и что там делать, пока утихнет брожение в народе? Но он не успел углубиться в размышления — услышал вздох слева от себя.

— Афраний?!

Тот снова вздохнул.

— Ты как здесь? Впрочем, что я…

— Я все время был рядом.

Денис ответил не сразу. От этих слов начальника тайной стражи дохнуло одновременно уютом и жутью. Вавилон дал ему скрыться и никуда его не отпустил. Амбивалентный профессионал Афраний. Он служил не своему царю батюшке, он служил службе. К нему претензии предъявлять так же бессмысленно, как к этой луне.

Денис удивлялся своей трезвости, и в этом отсутствии паники было для него самое леденящее. Он не хотел ничего говорить, знал, что любая новость теперь может только ухудшить ситуацию. И именно поэтому поинтересовался:

— А что там за шум?

Афраний, как всегда, сразу понял, о чем речь:

— Они разорвали его на куски.

— Астерикса?! Зачем? Хотели посмотреть, что у него внутри?

— Да.

— Посмотрели? Ничего не нашли?

— Нет. — Афраний настолько не понимал иронии, что это действовало угнетающе. Этому нельзя было противостоять, все чувства клонились и вяли.

— А теперь что они делают? Легли спать?

— Они пришли сюда.

— Сюда?!

Рука начальника тайной стражи чуть приподнялась, указывая… и из всех теней, что были поблизости, из–за кустов, камней, из складок местности стали подниматься люди. Они стояли молча, их было много, они не двигались.

— Чего им надо? Они хотят меня убить?

— Нет.

— Нет?

— Астерикс куда–то подевал все, что ты ему доверил. Его теперь нет. Совсем. Теперь ты скажешь. Они ждут.

А если я ничего не смогу толком «сказать», они посмотрят у меня во внутренностях?

Ничего больше не говоря, Денис встал и решительным, хотя и не беглым шагом пошел вверх по тропинке, в сторону жертвенника.

Афраний вздохнул у него в тылу. Ему жалко, наверно, государя, но он его сдаст, уже сдал. А ведь было время — казалось, что у них отношения почти как у красноармейца Сухова и Саида.

Его величество обернулся, и Денису стало не до забавных ассоциаций.

Они были рядом. Двигались шагах в двадцати позади, все плотнеющим строем. Маршалы, министры и наложницы в одном строю. Молча, не сводя с него глаз.

Дальше двигался как при плавании на боку, взгляд то вперед, то назад, старался, чтобы дистанция не сократилась до опасного размера. Чтобы можно было рвануть вперед, если внезапно бросятся.

Тропа была узкая, и одновременно по ней могло двигаться не более двух человек. Лицо убудского народа являли собой Йорик и Янгус. Второй–то понятно, но ты, идейный последователь, чем воспален?! А между их головами все время появлялась физиономия Мнемозины. А ты–то, неродная и ни разу не близкая, отчего в такой ярости?! С тобой точно ничего у нашего величества не было, это у многих прочих под сердцем, возможно, образовывается скороспелое убудское дитя августейшего бесплодия. При этой мысли Денис еще крепче прижал к боку Артура.