Патрульные апокалипсиса - Роберт Ладлэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так же просто я могу и не объяснять это вам. Прощайте, Перевертыш, но помните: одно остается неизменным в наших отношениях — конфиденциальность отношений клиента и адвоката. В этом моя сила.
Адвокат повесил трубку, а Мосдейл окинул взглядом огромную гостиную, с огорчением думая, что никогда больше не увидит дорогих его сердцу вещей. Он распрямил плечи и стал по стойке «смирно», вспомнив, что кричал ему сверху лестницы отец в день объявления войны:
"Мы будем сражаться за Англию, но не тронемГитлера! Он куда больше прав, чем неправ! Низшие расы разлагают наши нации. Мы победим в этом временном конфликте, создадим объединенную Европу и сделаем его de facto[62]канцлером континента!"
Молодая экономка, облачившись в коротенькую ночную рубашку, стащила с лестницы чемодан.
— А ну, любовь моя, расскажи, что происходит!
— Возможно, я смогу прислать за тобой позже, но сейчас мне необходимо уехать.
— Позже? Что это значит, Олли?
— Некогда объяснять, не то я опоздаю на самолет.
— А как же я? Когда ты вернешься?
— Не скоро.
— Вот уж, здравствуйте и прощайте! А мне чего делать?
— Живи здесь, пока кто-нибудь не вышвырнет тебя.
— Вышвырнет?
—Я все сказал.
Мосдейл, схватив чемодан, бросился к двери, распахнул ее и застыл в изумлении. Лондонский туман превратился в ливень, а на кирпичных ступенях его дома стояли два человека в плащах. За ними, на улице, виднелся черный фургон с антенной на крыше.
— Согласно указанию ваш телефон прослушивался, сэр, — сказал один из них. — Думаю, вам лучше пойти с нами.
— Олли! — крикнула полуодетая девица из холла. — Ты что, не собираешься знакомить меня с твоими друзьями?
* * *Крики детей, которые гуляли с родителями или воспитателями, смешивались с пронзительными криками тысяч птиц, находившихся за сеткой вольера в зоологическом саду Рок-Крик. Летом толпы посетителей очень шумели; лишь вашингтонцы приходили в парк тихо погулять вдали от лихорадочного ритма столичной жизни. Встречаясь с толпами туристов, горожане обычно сворачивали в сторону, предпочитая общество молчаливых памятников. Один из особо страшных кондоров, размах крыльев которого достигал, по крайней мере, восьми футов, вдруг слетел с высокого насеста, и его когти, заскрежетав, вцепились в сетку огромной клетки. И дети, и взрослые тотчас отпрянули — в горящих глазах птицы отразилось злобное удовлетворение.
— Какой матерый хищник, верно? — сказал Нокс Тэлбот стоявшему позади Уэсли Соренсону.
— Я никогда не понимал употребления корня «мать» в этом слове, — не сводя взгляда с птицы, ответил директор отдела консульских операций.
— Огромен и агрессивен в защите своих детенышей — черта, кстати, чисто женская: ведь мы с вами существуем благодаря тому, что матери в Ледниковый период защищали своих детей.
— А что делали мужчины?
— Почти то же, что и теперь. Где-то охотились, пока женщины охраняли свои пещеры от зверей, пострашнее тех, за кем охотимся мы.
— Ты как-то необычно пристрастен.
— Я необычно женат, и этот вывод сделала моя жена. Поскольку мы прожили вместе всего тридцать шесть лет, еще рано раскачивать лодку.
— Давай купим хот-дог. Их продают в пятидесяти ярдах отсюда, там мы и посидим. Это людное место, так что нас едва ли заметят. Минут через семь Соренсон и Тэлбот уже сидели рядом.
— Есть кое-что, чего я не могу сказать тебе, Нокс, — начал директор К.О., — и ты страшно разозлишься потом, когда об этом узнаешь.
— Как ты, когда узнал, что мы убрали имя Моро из списка, отправленного тебе?
— Похоже.
— Тогда мы в расчете. А что ты можешьмне сказать?
— Во-первых, что просьба исходит от бывшего специалиста Второго отдела, работавшего в берлинском секторе в тяжелые времена. Его зовут Витковски, полковник Стэнли Витковски...
— А, шеф безопасности посольства в Париже, — прервал его Тэлбот.
— Ты его знаешь?
— Только его репутацию. Если бы способности этого человека оценили по достоинству, он мог бы стать вторым после тебя претендентом на мой пост. Но его немногие знают: он слишком долго работал под колпаком.
— Похоже, сейчас он помогает Гарри Лэтему, который не рискует связаться с Лэнгли сам.
— Из-за компьютеров «АА-ноль»?
— Вероятно... Лэтем хотел установить тайный контакт с тобой, но вы не знакомы, поскольку ты стал директором ЦРУ при новом правительстве, полти через два года после того, как Гарри приступил к выполнению секретной операции. Поэтому, зная Витковски еще с прежних времен, Гарри использует его, а так как ему известно, что я знаком с полковником с тех же пор, он решил воспользоваться и мною как тайным связным.
— Логично, — кивнул Тэлбот.
— Может, и логично, Нокс, но потом, когда я расскажу тебе все, ты увидишь, насколько это странно, и возможно, даже простишь меня.
— Так что же ты должен тайно мне передать?
— Есть один немецкий врач, который то ли тесно связан с нацистским движением, то ли, как человек совестливый, стал их противником. Мы должны узнать о нем все, а твои люди собаку съели в таких делах.
— Меня в этом постоянно убеждают, — согласился директор ЦРУ. — Как его имя?
— Крёгер, Герхард Крёгер. Но есть трудность, и большая.
— Ну!
— Тебе придется делать это в тайне, в глубочайшей тайне. Его имя не должно всплыть в Управлении.
— Опять компьютеры «АА-ноль»?
— Прямой ответ на это — да, но могут быть и другие основания кроме компьютеров. Сделаешь это?
— Надеюсь. Заняв эту должность, которую должен бы занимать ты, янастоял на том, чтобы мне разрешили взять с собой секретаршу, проработавшую со мной двадцать лет. Она так умна и сообразительна, что понимает меня с полуслова. Притом она англичанка, что дает ей явные преимущества в сравнении с нами... Крёгер Герхард, медик, его работы. Она спустится в хранилища и принесет все, что там есть.
— Спасибо.
— Не за что. Я позвоню тебе, когда получу данные, и мы выпьем у меня дома.
— Прекрасно, спасибо за приглашение.
— Есть еще кое-что, о чем мы не упомянули, не так ли, Уэсли?
— Охота на ведьм, конечно. Список Гарри выходит из-под контроля.
— Я говорил себе то же самое как раз перед твоим звонком. Ты слушал последние известия из Соединенного Королевства?
— Протесты в парламенте, да. Даже предостерегающие сравнения с тем, что происходит здесь. Полагаю, это неизбежно. Sue culpa[63]секретаря Боллинджера, и, надеюсь, он это знает.
— Значит, не слышал — правда, мы получаем эти новости раньше вас.
— О чем ты?
— О человеке по имени Мосдейл. Он занимает очень высокое положение в министерстве иностранных дел.
— И что с ним?
— Оказавшись лицом к лицу с неизбежным выбором, он сознался. Последние пять лет Мосдейл работал на Братство. Его имя было в списке Гарри, и он утверждает, что таких, как он, сотни, даже тысячи.
— О Боже! Горят бензобаки. Повсюду.
Глава 14
Герхард Крёгер вышел на грузовую платформу аэропорта Орли, держа в руках медицинский чемоданчик и среднего размера нейлоновый чемодан, которые не сдавал в багаж. Повернув налево, он направился по длинной бетонной дорожке и вскоре увидел площадку, предназначавшуюся для cargaison — мелкого груза. Он присматривался к непрерывно движущемуся транспорту, затем сосредоточился на нескольких машинах, припаркованных перед огромными раздвижными дверями, через которые доставлялись на тележках уже проверенные чемоданы и коробки. Он увидел то, что и ожидал увидеть, — серый фургон с белой надписью на боку. Entrepots Avignon — склады «Авиньон», крупное хранилище, где более сотни оптовиков держали свои товары перед доставкой их в магазины в разные концы Парижа. Где-то в лабиринтах этого комплекса помещался штаб службы ликвидации, элитарных убийц Братства. Доктор подошел к «человеку в красной с белым спортивной рубашке, прислонившемуся к борту фургона». Так ему было приказано.
— Малосольная прибыла, мсье? — спросил он.
— Лучшая икра из иранских вод, — ответил мускулистый мужчина в спортивной рубашке, отбрасывая сигарету и внимательно глядя на Крёгера.
— Она действительно лучше русской? — продолжал Герхард.
— Все — лучше, чем русское.
— Хорошо. Значит, вы знаете, кто я.
— Нет, я не знаю, кто вы, мсье, и не хочу знать. Залезайте в машину сзади, и я отвезу вас к тем, кто это знает.
Всю дорогу Герхард чувствовал себя отвратительно, как из-за сильного запаха мороженой рыбы, так и потому, что ему пришлось сидеть на небрежно сколоченной скамейке. А между тем фургон на жестких рессорах мчался по шоссе, изрытому буграми и ямами — оно вполне могло быть остатками линии Мажино. Наконец минут через тридцать они остановились; откуда-то сверху раздался грубый голос.
— Выходите,мсье. И, пожалуйста, запомните: вы нас никогда не видели, и мы вас не видели, и вы никогда не ездили в нашем грузовике.