Три года революции и гражданской войны на Кубани - Даниил Скобцов

Другой. Сотник Б. По общим отзывам, прекрасный молодой офицер. Сейчас по внешности тип карачаевца в горах у своего коша. Конусообразная войлочная шляпа. Черкеска в заплатах. На ногах карачаевская обувь из сырцовой кожи.

Подходим к селению Московскому, огибаем околицу, в сторону сельских дворов высылается цепь комендантской сотни. Никому не позволяется врываться в селение. Табором располагаемся на широкой площади. Слащов направляет просьбу сельским властям доставить продовольствие его отряду на время привала. Сельские власти просьбу удовлетворяют, и все выходит, как говорится, чинно-благородно.

С именем Шкуро связано много рассказов о легкомысленном отношении к чужой собственности близких людей и даже его самого. Что было после, не берусь ни утверждать, ни отрицать этого, но в описываемое время, по моему впечатлению, сами они бедствовали, но населения не обирали.

Исключения, конечно, могли быть.

Например, заехали мы во двор почтаря, чтобы переменить лошадей. Хозяйство у него налаженное. В конюшне несколько пар в прекрасном теле лошадей. Пока перепрягали, баба пригласила зайти в горницу выпить молока. Вдруг во дворе шум, скандал. Выхожу на крыльцо, и ясная картина: чин отряда пытается оставить своего заезженного коня, а взять покрепче из конюшни. Почтарь упирается, не дает.

Увидав меня, чин засуетился, застеснялся, и быстро выскочил со двора на прежней своей лошади.

Я узнал его: старый знакомый. Был писарем в моей родной станице еще до революции, и за многие беды его выпроводили из станицы. За таким всюду должен быть хороший глаз.

Полковник Шкуро, отправляясь для доклада в Тихорецкую, послал большевистским комиссарам в город Ставрополь требование очистить город, иначе угрожал подвергнуть его бомбардировке тяжелой артиллерией.

Как уже было выше сказано, ни одной пушки в отряде не было – было лишь всего несколько бомбометов, – угроза была сплошным блефом, но она была сделана, и были назначены сроки. Эти сроки приближались, и теперь отряд шел занимать город. Когда солнце склонилось к западу, мы двинулись из селения Московского по направлению к Ставрополю.

Существует очень распространенное мнение о так называемом обаянии личности отдельных людей. В гражданской войне приходилось наблюдать особый гипноз имени. К таким именам нужно отнести имя А. Г. Шкуро. Как будто даже не зря занимался он с такой настойчивостью фонетикой своего фамильного имени:

– Шкура – Шкуранский[43] – Шкуро…

В момент первого знакомства со Шкуро вам, прежде всего, бросается в глаза его миниатюрность, подвижность, непосредственность, и, говоря правду, общая незначительность. Мало ли таких забулдыг-парней встречается? Между тем, заочно, при часто повторяемом имени, создается представление о суровом карателе, неумолимом мстителе и беспощадном преследователе… Шкуро…

Я не берусь утверждать, что все, что я сейчас приведу, абсолютно точно, но в штабе Шкуро утверждали, отнюдь без желания поставить себе и своему вождю в заслугу:

– За весь длительный и обильный всяческими осложнениями поход Шкуро по Ставрополью и северной части Кубани только один раз был назначен военно-полевой суд, который приговорил подсудимого к высшей мере наказания – смертной казни.

Это был суд по делу комиссара Петрова, прославившегося жестокостью.

Он бежал из Ставрополя с деньгами и пулеметами на автомобиле. Его с четырьмя спутниками захватили в сел. Кугульта. Суд был составлен при председателе офицере с юридическим образованием и из выборных стариков от каждого полка. Этот суд приговорил всех к смертной казни. Шкуро этого приговора не утвердил, а перенес дело на разрешение «громады» отряда. Эта «громада» признала шофера с его помощником невиновными и их сразу отпустили на все четыре стороны. В отношении Петрова Шкуро приговор утвердил, а двоим его помощникам заменил высшую меру наказания поркой. Петров перед смертью попросил отправить его тело матери; эта его последняя просьба была выполнена.

Комиссары испугались тени шкуринцев.

В лунную ночь с 8 на 9 июля мы приблизились к Ставрополю и остановились на господствующей над городом возвышенности.

Здесь уже поджидала депутация города из представителей всех слоев населения: от купцов до рабочих включительно.

Полковник Слащов, действовавший именем Шкуро, принял представителей, поблагодарил, предложил всем депутатам возвратиться к пославшему их населению и оставаться спокойными.

Губернатор Уваров выступил на сцену и в автомобиле с небольшой охраной отправился в город принимать приветствия «восторженного населения».

Под прикрытием ночи отряд втянулся в город и в нем потонул. Сила его была недостаточной, чтобы обслужить должным образом защиту такого города, как Ставрополь.

Штаб отряда расположился в здании мужской гимназии. Пристроились там и мы с членом рады У-м.

На другой день прибыл в Ставрополь полковник Шкуро и тотчас же занялся развертыванием своего отряда в дивизию согласно указанию штаба Добровольческой армии.

Мне пришлось быть при очень характерной сцене.

Шкуро сидел за столом и закусывал. Ему подали жареную курицу. Он пригласил меня разделить трапезу.

В комнате толкотня. Входят и выходят адъютанты. Заходит войсковой старшина Солоцкий, член известной офицерской фамилии на Кубани, но за старшим его поколением установилась молва как о старорежимных скулодробителях.

Этот же, из молодых, до мобилизации на войну был студентом «политехникума, и вообще, вопреки семейной традиции, из него получился культурный и вдумчивый казачий офицер. При общей тенденции к устрашающей врага бутаде в отряде, он мирился со своим высоким наименованием бригадного, но тут, когда поставлен был вопрос о формировании подлинных воинских частей, молодой Солоцкий явился к начальнику с отказом от предложенной ему должности командира бригады:

– Послушай, Андрей Григорьевич. Ну, какой я – бригадный, – я до полка еще не дорос.

– Што-о? А кого ж я назначу бригадным?.. Ты об этом подумал? Нет у меня более достойных…

– Как хочешь, а я не могу…

Резонились долго и, наконец, столковались. Солоцкий согласился принять полк, а о подходящем кандидате на должность командира бригады Шкуро обещал еще подумать.

По уходе С-го тут же при мне доложили начальнику отряда о неожиданном затруднении в вопросе об обмундировании офицеров.

Все они предвкушали возможность немного почиститься и приодеться. Сильно оборванным из них было приказано пока совсем не показываться на улицах города. Полковые каптенармусы бросились на розыски сукна и другого материала, чтобы тут же приняться за изготовление черкесок, бешметов и пр. Они напали на значительное интендантское имущество в городских складах. Но губернатор Уваров уже, оказывается, упредил шкуринских каптенармусов и поставил стражу у этих интендантских складов и отказался выдать распоряжение об отпуске нужных материалов из складов.