Голодные Игры глазами Пита Мелларка (СИ) - "Mary_Hutcherson"

Проходит целая вечность, прежде чем у входа показывается такой знакомый силуэт. Моя любимая несет в руках ягоды, они похожи на те, которыми кормила меня девушка из пятого.

— Я волновался, — говорю, пытаясь хотя бы сесть, — проснулся, а тебя нет.

Китнисс усмехается и укладывает меня обратно на пол.

— Волновался за меня? Ты свою ногу давно видел? — будто слыша наш разговор, рана начинает пульсировать еще сильнее.

— Ну, мало ли. Я подумал, вдруг на тебя напали. Катон с Миртой часто рыскают по ночам.

— Мирта? Кто это?

— Девушка из второго дистрикта, — объясняю, и Китнисс кивает, наверное, она тоже ее знает или видела. — Она ведь еще жива?

— Да, — она усаживается на пол, — остались только они, мы, Цеп и Лиса.

Не успеваю спросить насчет Лисы, как Китнисс поясняет, что называет так девушку из пятого. Заставляю себя вспомнить ее и соглашаюсь с прозвищем. Она и вправду похожа на Лису.

— Как ты себя чувствуешь? — лицо сразу же становится серьезным.

— Лучше, чем вчера, — даже не хочу вспоминать, какого мне было, пока я лежал там у берега, обросший мхом и покрытый глиной. — По сравнения с грязью, здесь просто рай. Чистая одежда, спальный мешок, лекарства и ты, — улыбаюсь ей, а она в ответ гладит меня по щеке. Целую ее руку и удивляюсь тому, какая у нее гладкая и нежная кожа.

Потом она заставляет меня съесть ягоды, почти не сопротивляюсь.

Выглядит Китнисс жутко уставшей. Вероятно, всю ночь не спала. Не хватало еще, чтобы из-за меня ей приходилось жертвовать своим здоровьем. Предлагаю ей поспать пару часов, она вначале немного сомневается, но в итоге соглашается, при условии, что я во все глаза буду следить за обстановкой на улице и чуть что разбужу ее.

Напарница расстилает спальный мешок около меня и на всякий случай обнимает лук. Убираю с ее лба прядь волос, и она закрывает глаза. Продолжаю гладить ее по голове, пока она не засыпает.

Стараюсь внимательней смотреть на вход, но прелестная девушка рядом все равно привлекает мое внимание сильнее. Такая спокойная, расслабленная, выглядит даже младше своего возраста. Каштановые кудри выбиваются из косички и падают ей на лицо, а скулы иногда вздрагивают, будто она пугается. Вспоминаю, как она кричала, пока мы жили в Капитолии, и беру ее за руку. Она крепко сжимает мою ладонь и успокаивается. Радуюсь тому, что хоть чем-то оказываюсь полезным.

Чем дольше она спит, тем жарче становится на улице. Китнисс начинает ворочаться и просыпается, когда солнце печет в полную силу. Явно проделки распорядителей.

Улыбаюсь ей, пока она сонно потирает глаза.

— Пит, ты должен был разбудить меня через пару часов! — снова это выражение лица и недовольное бурчание. Поражаюсь тому, как в любимом человеке даже такое может умилять.

— Зачем? Тут все по-прежнему. И потом, мне нравится смотреть, как ты спишь. Во сне ты не хмуришься, хмурый вид тебе не идет.

В ответ на это она сердито сдвигает брови, и я не удерживаюсь, чтобы не засмеяться. А уже через секунду она тоже улыбается, но совсем не долго. Ровно до того момента, пока не вспоминает, что я умираю. Китнисс заставляет меня выпить таблетки и запить их целой бутылкой воды. Послушно выполняю приказы, и она решает посмотреть на мою ногу. По жестам видно, что ей совсем не хочется смотреть на рану еще раз, но она пересиливает себя и стягивает бинты.

Глаза расширяются сильнее вчерашнего, потом она смотрит на меня и пытается напустить на себя беспечный вид. Поднимаю голову и вижу, что она не зря хочет меня успокоить. Бедро раздулось и покраснело, а от всего разреза по ноге тянутся красные прожилки. В голове всплывает ужасное словосочетание: «заражение крови». Охаю и опускаю голову на землю. Я умру. Скорее всего, через день-два совсем не смогу двигаться. Недолгое счастье, конечно, лучше, чем ничего, но мне бесконечно не хочется расставаться с Китнисс.

Девушка бормочет что-то про то, что опухоль увеличилась, зато гноя нет. А я, наверное, слишком грубо отвечаю ей, что знаю о своем диагнозе, и что не стоит вводить меня в заблуждение. Теперь на ее лице читается жалость и страх.

— Тебе только нужно пережить остальных, — говорит она и берет меня за руку, — а в Капитолии тебя мигом вылечат!

— Хороший план, — соглашаюсь, хотя понимаю, что даже продержаться неделю для меня почти невозможно.

Китнисс опять уходит, чтобы приготовить еды, а я начинаю раздумывать над очередным планом.

Есть ли вероятность того, что у меня получится уговорить ее оставить меня здесь, а самой попробовать победить, когда мне станет совсем плохо? Почему-то мне кажется, что шансы настолько малы, что скорее уж я сам вылечусь, встану на ноги и пойду наваляю Катону за то, что он оказался последним предателем.

Проходит немало времени, прежде чем Китнисс возвращается в пещеру. Она мочит бинт и накладывает мне его на лоб. Он помогает первые пять секунд, а потом становится горячим. Китнисс ложится рядом и крепко сжимает мою ладонь. В ее глазах столько тревоги и беспокойства, всеми силами хочу успокоить ее, но в голову не лезет ни одной утешительной фразы.

— Может, ты чего-то хочешь? — спрашивает она.

— Нет, — отвечаю, а потом решаю, что надо хоть как-то отвлечь нас обоих. — Хотя… да. Расскажи мне что-нибудь.

Китнисс задумывается, моя просьба вводит ее в какой-то транс. И она отвлекается от своих мыслей только через пару минут.

— Что-нибудь веселое, — продолжаю я, — расскажи о своем самом счастливом дне.

Она тяжело вздыхает и опять уходит с головой в раздумья.

— Я тебе уже рассказывала, как добыла козу для Прим? — хочу сказать ей, что она мне вообще ничего никогда не рассказывала, но вместе этого просто качаю головой.

И она начинает рассказывать мне о том, как достала деньги, продав мамину брошь, и хотела купить ткани для платья или сладостей, но вместо этого увидела почти мертвую козу около дома козовода. Она вспомнила, насколько Прим любит животных и решила, что это лучший подарок на день рождения. Только вот беда — козу подрал какой-то зверь, и у нее началось заражение крови. Шансов выжить почти нет, но она вовремя вспомнила, что ее мама лекарь, и она, возможно, сможет вылечить беднягу. И Китнисс решила рискнуть. Прим, увидев подарок, была безумно рада, а мама сказала, что постарается помочь. Потом она стала рассказывать, как Прим с мамой прикладывали к ране травы и поили ее отварами.

— Прямо, как ты меня, — говорю, но она несогласно машет головой.

— Мне до них далеко. Они творят чудеса. Та животина не умерла бы, даже если бы захотела.

Китнисс бросает взгляд на мою ногу и поджимает губы.

«Да, любимая, ты совершенно права, мне крышка, как бы сильно я ни мечтал остаться с тобой», — думаю я, но вслух произношу:

— Ничего. Я ведь не хочу. Рассказывай дальше.

— Да я уже почти закончила. Козу назвали Леди. Помню, что еще в ту ночь Прим легла вместе с ней на подстилку, а коза лизнула ее в лицо, будто пожелала спокойной ночи. Она сразу влюбилась в нее.

— Понимаю, почему этот день был для тебя счастливым, — представляю, как та малютка, которую выбрали на Жатве, улыбалась и прижимала к себе козу. Китнисс ради нее на все готова, и, если Прим счастлива, Китнисс счастлива тоже.

— Еще бы. Я знала, что коза для нас настоящая находка, — серьезно отвечает Китнисс. Наверное, хочет сгладить всю эту милую историю своими прагматичными выводами.

— Конечно, — усмехаюсь я. — Именно это я и имел в виду. Какое значение имеет радость твоей сестры? Сестры, которую ты так любила, что пошла вместо нее на Игры.

— Коза действительно себя окупила. И не один раз, — продолжает тем же тоном Китнисс.

— Ну как же. Иначе бы она и не посмела. После того, как ты спасла ей жизнь. Я тоже постараюсь себя окупить…

— Правда? — Китнисс легонько толкает меня в плечо. — Напомни-ка, сколько ты мне стоил?

— Кучу хлопот, — усмехаюсь я, хотя на самом деле так и есть. — Не беспокойся, я все верну.

— Ты мелешь чепуху, у тебя, наверное, бред, — она улыбается и ощупывает мой лоб. Как только пальцы прикасаются к моей коже, она пылает, и ее ладонь кажется ледышкой. — Нет, жар немного спал, — говорит девушка и сразу же начинает бегать по пещере глазами, чтобы как-то перевести тему.