Приговор приведен в исполнение - Сергей Зверев

– У меня, Гуляй, аллергия на подобные представления. Я слишком много на подмостках других театров выступал… Театров военных действий… Сюда я больше не ходок.

Дарья Угланова, скандально известная журналистка, талантливая и небрезгливая в выборе источников информации, по праву носила титул акулы пера. Ее репортажи, расследования, сенсационные очерки котировались очень высоко, а тираж издания, опубликовавшего ее материал, рос как на дрожжах.

Прежнего удовлетворения работа ей уже не приносила. Раньше Дарья сравнивала себя с овчаркой, взявшей след: ищейка продирается сквозь колючие заросли, преодолевает препятствия, сбивает в кровь лапы, продолжает преследование, пока не сомкнет клыки на горле жертвы. Но встреча со Святым что-то изменила в ее душе. Она поняла, что зациклилась на извращенцах, реализующих свою сексуальную неполноценность в политике, на алчных дельцах, готовых продать мать родную, если сделка принесет стопроцентную прибыль, на отмороженных бандитах с другим, нежели у обычного человека, генетическим набором хромосом.

Дарье надоело разгребать грязь, но ничего другого от нее уже не ждали. Углановой снова и снова приходилось спускаться в недоступную для обывателя преисподнюю московской системы канализации, кочевать по зловонным каналам с общиной бомжей, интервьюировать проституток, тусующихся перед окнами здания Государственной Думы, пить водку в вагончиках украинских строителей, возводящих коттеджи, похожие на средневековые замки, вдоль правительственной двухрядной трассы Рублевского шоссе.

К пятничному «толстому» номеру газеты журналистка, по договоренности с редактором, должна была представить очередной забойный репортаж о вьетнамских миллионерах, сколотивших состояние на торговле низкокачественным ширпотребом.

Сроки поджимали, а тут, как на грех, в персональный компьютер Дарьи пробрался вирус, уничтоживший написанную, но не отпринтованную статью. Вместо стройных строк на мониторе отражалось какое-то безобразие из скачущих, точно блохи, символов и столбиков цифр. Обложив компьютер последними словами, Дарья отправилась в редакцию восстанавливать по памяти и черновым записям, находившимся в ящике ее стола, утраченную статью.

Трудоголик по натуре, она припозднилась, увлекшись переработкой материала. Мальчик-курьер принес ужин, купленный в «Русском бистро», завершив этим поручением рабочий день. Редакция опустела. Смолк стрекот печатных машинок. Погасли мониторы. Остановились вентиляторы. Пожилые уборщицы, вооружившись швабрами и ведрами, наводили чистоту, опорожняя мусорные корзины, пепельницы, подбирая клочки бумаг с уже вчерашними новостями.

– Баба Валя… – Угланова, шлифующая предпоследний абзац статьи, позвала рьяно трущую пол старушенцию в синем халате.

Отставив инструмент, уборщица вытерла руки подолом линялой спецодежды и подошла к столу.

– Чего, Дашка, нада? – с напускной сердитостью спросила бабка, знавшая всех сотрудников редакции поименно. – А накурила! Батюшки! Даш, ты молодая девка, будешь столько смолить – вывеска пожелтеет. Кавалеры любят румяных. – Словоохотливая старушка, настроившись на беседу о вреде курения, принялась развивать тему: – Я на пигалиц нынешних погляжу, аж сердце заходится. Ноздрями дым пускают, и зубы ровно у лошадей – коричневые! Срамотища… После войны бабы так не курили, а жизня-то была похудшей нонешней.

– Баба Валя, ты тапочки вьетнамские носишь? – Тонкие пальцы журналистки бегали по клавиатуре редакционного компьютера, набирая чистовой вариант текста.

– Какие такие тапочки? – нахохлилась старушка, заподозрив в вопросе скрытый подвох. – Рановато мне белую обувку примерять. Я еще молодуха хоть куда… – Подбоченясь, она топнула ногой, доказывая свою превосходную физическую форму.

Отведя от монитора уставшие глаза, Дарья засмеялась над превратно истолкованными словами:

– Не кипятись, Валентина. Ты еще на шпильках по Тверской цокать можешь…

Сморщенное, точно печеное яблоко, лицо старушки разгладилось от морщин.

– Я статью о толкучках вьетнамских кропаю. Интересуюсь мнением потребителя, – втолковывала Угланова причину своего отнюдь не праздного любопытства. – Ворчит народ, что товар у них неноский, трещит по швам, расползается после первой стирки. Подошвы у обуви отваливаются. Ноют, а на базарах свои кровные рубчики отстегивают за ерунду. Я, Валентина, тебя как эксперта спрашиваю: стоит или нет на толкучке у вьетнамцев покупать вещи?

Польщенная дипломатическим подходом, старушенция поправила выбившуюся из-под платка седую прядь. С апломбом заправского экономиста, анализирующего конъюнктуру мирового рынка, говорливая уборщица пустилась в пространные рассуждения:

– Пускай торгуют узкоглазенькие. Не воровством ведь занимаются. У них хоть какую-нибудь тряпку с пенсии купишь, а то и срам прикрыть было бы нечем. В магазинах голова кругом от цен идет, в глазах темнеет. У старьевщиков… этих самых… – старушка запнулась, вспоминая англоязычное словосочетание.

– Сэконд хэнд, – подсказала Дарья, перекачивая для страховки написанную статью на дискету.

– Во, правильно! У старьевщиков я вещички брезгую приобретать. Приятельница дурой меня обзывает. Говорит, оно хоть и ношеное, но из Европы. Качественное… Пыталась я вразумить, что неизвестно с кого те вещички сняты. Может, со спидоносца какого-нибудь забубенного.

Помолчав и сокрушенно качая головой, уборщица, подрабатывающая вечерами, несмотря на преклонный возраст, вдруг перейдя на шепот, спросила:

– Ты, Дарья, скажи мне честно: вьетнамцы собак едят?

– Национальное блюдо!

– А корейцы?

– Лопают и корейцы, и китайцы тузиков, – просветила Дарья старушку о кулинарных пристрастиях выходцев из Азии и задала встречный вопрос: – У тебя что, собачку стырили? Они по дворам дворняг не отлавливают. Мне доподлинно известно. Так что, баба Валя, не греши на китайцев, – журналистка сладко потянулась, заложив руки за голову.

Крутанувшись на подвижном кресле с колесиками, Дарья выехала из-за компьютерной стойки в просвет между столами.

– Алес капут, Валентина. Поеду дрыхнуть… – голосом бедовой девахи произнесла Дарья, присовокупив строку из романса подворотен: – «А дома ждет холодная постель…» Что с собачкой случилось? Навести справки у «желтков»?

Подслеповатые глазки старушенции, спрятанные под складками век, плутовски забегали:

– Сведи меня с вьетнамцами. Познакомь, Дарьюшка! Я им такую гору мяса укажу! Неделю пировать будут. Обтрескаются! – затараторила бабка. – Сосед мой псину выгуливает. Не собака – теленок! Набегается по двору зверюга, а под дверь мне норовит нагадить. Весь коврик обдундил, и нигде управы не найти. Заикнулась соседу, чтобы не спускал кобеля с поводка, так он как гаркнет: «У тебя самой, божий одуванчик, недержание мочи, а собака ни при чем». – Старуха всхлипнула и выдавила неубедительную слезу. Та повисла на кончике носа, выдававшего приверженность бабы Вали к горячительным напиткам.

– Заметано! Пустим паршивое отродье на гуляш! Точи ножи и покупай с пенсии бутылку. Литровую… – Подкрасив помадой губы, Угланова переложила из кошелька в карман жакета несколько купюр на такси.

– Кому литрушечку готовить?

– Вьетнамцам. Они всухомятину эту собаку Баскервилей уминать не станут. Традиция! – развела руками Дарья. – Дезинфицируют желудок перед трапезой.

Подняв жалюзи, журналистка посмотрела на город. Каскады многоцветных огней неоновых реклам призывно подмигивали прохожим. Сверкающие лимузины горделиво скользили по шоссе, развозя своих хозяев по увеселительным заведениям, коих в последние годы в Москве развелось с избытком. Внешне беспечный, сытый, самодовольный город был похож на павлина, распустившего свой поражающий богатством оперения хвост, который замаскировал темные и неприглядные стороны ночной жизни каменного муравейника.

Журналистка поправила съехавший на запястье браслет и уточнила время, взглянув на циферблат часов престижной швейцарской фирмы.

– Время самоубийц, – ни к кому не обращаясь, произнесла Дарья.

Громыхающая инструментарием старуха, вернувшаяся к выполнению своих непосредственных обязанностей по уничтожению пыли и мусора, не дослышав, переспросила:

– Чего бормочешь, Дарья? Какие самоубийцы?

– По статистике, чаще всего люди, которые не в силах перенести одиночество, сводят счеты с жизнью в промежутке от одиннадцати вечера до четырех утра. Статистика – упрямая штука! – Угланова оправила примявшуюся юбку, застегнула сумку-портфель и, надев ее на плечо, вышла из помещения редакции.

Спустившись на лифте, она обменялась дружелюбными репликами с охранником, заступившим на ночное дежурство. Галантный страж проводил журналистку до двери, рассыпаясь в комплиментах по поводу статьи Углановой о распространении ВИЧ-инфекции среди несовершеннолетних наркоманов.