Знакомьтесь – Юджин Уэллс, Капитан - Игорь Поль

– …Мэйдей, мэйдей, мэйдей, я 4565–9765, управляюсь автоматически, десантное судно Имперского военного флота терпит бедствие, отказ системы жизнеобеспечения, аварийное снижение, пересекаю одиннадцать тысяч курсом 220, намереваюсь совершить посадку в районе шоссе номер восемь, Кришна-сити, юго-запад. Мэйдей, мэйдей, мэйдей, я 4567–9765… – без всякой интонации долбит в эфир наш автопилот.

– Военный борт 4565–9765, я Кришна-сити, принял, вынужденная посадка на шоссе номер восемь, сообщаю аварийным службам. Кришна-сити контроль, всем бортам, внимание! Воздушное судно терпит бедствие. Оставаться на своих эшелонах, быть на приеме, – отзывается срывающийся от волнения голос.

– Закрутилось. А почему мы садимся из-за этой ерунды? – интересуюсь я. – Все равно мы в масках. К тому же это военное судно.

– Если бы это была военная акция, мы бы сели в назначенном пункте, что бы с нами ни случилось. Даже если борт был бы в сквозных пробоинах. Но мы совершаем полет в режиме транспортной миссии. Тут другие правила. Безопасность пассажиров и экипажа – в первую очередь.

– А тех, на кого мы свалимся?

– А на них нам плевать, – цинично поясняет Триста двадцатый. – Мы же военный борт. Нам никакие правила не нужны. Следуем положениям устава и всех дел. Кто не спрятался – я не виноват.

– Ты как будто азарт почувствовал, а, дружище?

– Извини. Увлекаюсь иногда, – смущается железяка.

Гель уже доходит мне до шеи. Закладывает уши. Гул превращается в рев. Мы дико кренимся, закладывая очередной вираж. Глаза Мишель смотрят на меня с мольбой. Киваю ей, изо всех сил изображая безмятежный вид. Попробуйте сами сделать такой вид, когда ваше лицо упаковано в огромную дыхательную маску. Кресло подо мной начинает медленно разворачиваться в сторону выхода. Вцепляюсь в ствол автоматической винтовки, что торчит в бортовом захвате.

Вновь просыпается система управления:

– После посадки рекомендуется отойти от судна на расстояние пятьдесят метров и ожидать прибытия аварийно-спасательных служб. Внимание, посадка через одну минуту! Пятьдесят секунд… тридцать… десять… касание… посадка!

Палуба содрогается. Аппарель отстреливается с резким хлопком, впуская в отсек ослепительный свет. Кресло подо мной наклоняется, подталкивая меня в спину. Гель выпрыгивает наружу огромным хлюпающим брикетом. Быстро распадается, освобождая нас с Мишель из плена. Отряхиваясь на ходу, бежим в сторону недалекого шоссе, с которого на нас уже показывают пальцами фигурки людей рядом с брошенными посреди дороги цветными автомобильчиками. Бежать по рыхлому полю, да еще когда стебли кукурузы хлещут по лицу, не слишком удобно. Хватаю ртом горячий воздух. Местное солнце печет немилосердно. Пыль забивает нос. Мишель отчаянно чихает. Волоку ее за руку, тащу так, что иногда она не успевает переступить ногами и повисает на мне.

– Быстрее, милая. Пожалуйста! – кричу ей, и она упрямо стискивает зубы, и бежит изо всех сил, стараясь не быть мне обузой.

У самой насыпи оглядываюсь. Зеленая туша бота, зарывшаяся в поле, кажется отсюда большим динозавром, решившим вздремнуть и разинувшим пасть в широком зевке.

Невысокие люди в разноцветных вылинявших одеждах протягивают смуглые руки, помогают нам взобраться на насыпь. Белозубо улыбаются. Что-то говорят наперебой, возбужденно и радостно. На головах у некоторых странные штуки, напоминающие свернутые и не слишком свежие полотенца. Дорожное покрытие исходит жаром. Пальмы с мохнатыми, будто обмотанными веревками стволами, шелестят над нашими головами величественными опахалами. Город – он тут, рядом. Я вижу, как узенькое шоссе с дрожащим над ним горячим воздухом теряется среди недалеких строений. И еще пахнет тут как-то необычно. Так, что сразу хочется бросить тяжелую винтовку и улечься в теньке, ни о чем не думая. Мишель удивленно провожает глазами женщину, замотанную в кусок ткани, спокойно несущую на голове тяжеленную корзину с фруктами. На лбу ее пламенеет яркая точка. Я захлопываю рот. Наверное, некрасиво так откровенно рассматривать незнакомых людей. В общем, здравствуй, Кришнагири Упаван, планета любви.

Глава 28. Планета любви

– Надо смываться, пока не появились полиция и портовые службы, – говорю Мишель.

– В большом городе проще затеряться. К тому же у нас нет наличных, а в местной деревне мы вряд ли отоварим наши карточки. Без денег нас сцапают в два счета. Так что нам надо в город, – отзывается моя баронесса. Господи, до чего же она замечательно держится! Нипочем бы не подумал, что изнеженная аристократка может оказаться такой бойкой девчонкой!

Толпа любопытных тем временем окончательно перегородила узкое шоссе. Мешанина из старых автомобильчиков, коров, мотороллеров на трех колесах, вездесущих тощих собак и еще каких-то навьюченных животных отчаянно дымила, мычала, испускала выхлопные газы и прочие не слишком приятные запахи. Нам улыбаются со всех сторон. Зачем-то щупают рукава наших комбинезонов. Уважительно и с огромным удивлением косятся на мою винтовку. В толпе оборванцев, не проявляющих не малейшей агрессии, ощущаю себя взрослым, вздумавшим угрожающе размахивать большущей палкой среди любопытных и ничего не соображающих малышей. Вот смуглый человек начинает что-то лопотать на своем тарабарском языке, протягивая нам грязный лоток со странного вида штуками. Пахнут они еще более отвратно, чем выглядят. Какая-то дрянь, обернутая листьями растений. Наверное, этот человек хочет угостить нас чем-то съестным.

– Спасибо, не нужно, – вежливо говорю я и улыбаюсь, пытаясь протиснуться мимо радушного местного жителя. Улыбка человечка не теряет энергии. Он еще более настойчиво преграждает мне путь. Тычет в лоток, показывает на свой рот, потом на меня, на Мишель. Тараторит почти без пауз. Закатывает глаза в экстазе.

– Он хочет, чтобы мы это попробовали? – растерянно спрашиваю у Мишель.

– Хочет впарить нам эту дрянь, – отзывается она.

– Впарить?

– Продать, – поясняет Мишель. – Мне эта публика немного знакома. Сейчас начнут пихать в карманы всякую ерунду. Пропусти меня вперед.

И она, очаровательно улыбнувшись продавцу, протискивается мимо, ухватив меня за руку. Теперь уже я у нее на буксире. Еще один человек предлагает мне сильно помятые голографии с видами то ли храма, то ли театра. Сует их мне под самый нос. Другой размахивает пучком каких-то блестящих палочек. И вот уже мы в лесу тянущихся рук. Улыбаясь, лопоча и сверкая глазами, все чего-то просят, предлагают, требуют. Мишель лавирует в толпе, как уличный гонщик в автомобильной пробке. Избегает настойчивых рук. Кому-то улыбается, кому-то выкрикивает в лицо «Не нужно», да так звонко, что очередной продавец воздуха отшатывается, освобождая дорогу. Толпа смыкается за ней, словно вода за кораблем. Я с трудом поспеваю следом, наступая на чьи-то босые ноги. И мне все больше кажется, что мы завязли в этом людском море, как мухи в меду. И чем дальше мы проталкиваемся, тем плотнее толпа. В довершение ко всему я вляпываюсь ботинком во что-то мягкое. В кучу испражнений какого-то животного, как выяснилось. И при этом вокруг так жарко, словно мы погрузились в раскаленную духовку. Мы оба мокрые, как мыши, в своих плотных комбинезонах. Я бессильно злюсь, ощущая, как стремительно уходит наше время.

Высокий худощавый молодой человек приходит нам на помощь. Что-то кричит в толпу. Делает нам знак – следуйте за мной! Выкрикивает на имперском: «Сэр, мисс, идите за мной, я вам помогу!». Наверное, звуки знакомой речи действуют на нас. Мы проталкиваемся вслед за молодым человеком, который на ходу что-то объясняет окружающим, от чего те начинают отшатываться от нас. Через пару долгих минут мы оказываемся на пыльной обочине. Люди постепенно теряют к нам интерес, продолжая свой путь. Лишь некоторые из них улыбаются нам, словно встретили лучших друзей и идут себе дальше по своим делам, лавируя между тарахтящим транспортом и животными. Правда, в их улыбках мне чудится намек на сочувствие.

– Сэр, мадам, меня зовут Прадип, – молодой человек с жаром трясет мне руку липкой ладонью. Он говорит с жутким акцентом, но это все лучше, чем та тарабарщина, на которой изъясняются остальные.

– Спасибо, что помогли нам, Прадип, – благодарит Мишель. – Что вы им сказали?

– Ничего особенного. Что вы богатые сахибы со звезд, но боги наградили вас богатством в обмен на страшную болезнь, умирая от которой невозможно возродиться вновь, – и молодой человек умолкает, выжидательно глядя на нас черными навыкате глазами. Его одежда – смешная рубаха навыпуск из легкой ткани и белые штаны, – не слишком свежа. Его побуждения улавливаются моим ментальным блоком как нечто совершенно непереводимое. Радостное любопытство пополам с жадным предвкушением. Без малейшего намека на агрессию. Впрочем, агрессии нет и в окружающей нас толпе. Уважение, настойчивое ожидание, радостное понимание, готовность помочь, легкое сочувствие. Все, что угодно, кроме агрессии. Очень необычная смесь. Я никак не могу настроиться на этих странных людей. Не знаю, как на них реагировать. Похоже, Триста двадцатый – тоже.