Трое - Георгий Иванов Марков

На их пути небольшая канава. Как всегда, он берет девушку на руки и напрягает мускулы, готовясь к прыжку.

— Брось меня! — говорит она ему. — Брось меня куда-нибудь!

Младен смотрит на ее бледное, нежное лицо, трепещущие тубы, расслабленное тело, как-будто излучающее что-то невинное и чистое, и не знает, что ей сказать. Он всегда боялся, что она может подметить фальшь в его словах.

— Брось меня! — с настойчивой мольбой в голосе повторяет она.

— Бросить тебя, но куда! — пытается шутить он, притворяясь, будто ничего не понял.

— Откуда мне больше не вернуться! — говорит она. — В воду!

— Вода теперь холодная!

— Только в первый момент! Потом мне будет безразлично!

Его озаряет мысль, которая, как ему кажется, должна подействовать на нее.

— Летта! — говорит он, стараясь придать голосу взволнованность, словно едва сейчас он понял ее состояние. — Летта, тебе будет безразлично, но нам — твоему отцу и мне — это совсем не безразлично! Ты опять думаешь только о себе!

— Я думаю и о вас! — отвечает она, но уже с известным оттенком угрызения совести.

Он опускает ее на землю.

Среди деревьев темнеет озеро. Младен думает — что бы произошло, если бы она вдруг прозрела. Как сразу бы изменилось ее представление о мире? И, прежде всего, о нем самом?

«Почему бы и в самом деле мне не жениться на ней?» — спрашивает он себя, сознавая, что это совершенно невозможно.

Дует слабый ветерок. Волны плещутся о берег.

Лодка новая, свежевыкрашенная, пахнет смолой.

Младен усаживает девушку и берется за весла.

«Почему бы мне не жениться на ней!» — снова спрашивает он себя, и теперь это ему не представляется таким невозможным.

Лодка легко скользит по колыхающейся поверхности, слышится всплеск весел. Молчат. Мрак настигает их посреди озера.

— Уже наверное темно? — спрашивает она.

Виолетта сидит неподвижно, точно окаменевшая, волосы развеваются на ветру… В полумраке лицо ее имеет уже совсем другое выражение — неземное.

— Да, — отвечает он. — Уже темно!

Позади яркие огни ресторана. Все вокруг тонет в серовато-черном бархате ночи.

— Хочу, чтобы ты увез меня туда, где темно, где никогда не бывает света!

Он улыбается. Ему уже приходилось слышать эти слова. Это крайняя степень ее отчаяния. Может быть, через некоторое время ей станет легче.

— Такого места на свете нет! — отвечает он, думая, что обнадеживает ее этими словами.

— Нет, есть! — говорит она. — Есть. Не может быть, чтобы такого места не было! Там все сливается в одно! И живое и мертвое!

— Живое и мертвое совсем не одно и то же, Летта! — ласковым голосом говорит он. — Они никогда не могут быть одним и тем же!

— Нет, там они одно и то же! — упорствует она. — Ведь в ночи все выглядит одинаковым! И камни, и люди!

— Выглядит!

— И в смерти тоже! — говорит она торжествующим тоном.

У него мурашки пробегают по коже. Неожиданно Виолетта встает. Теперь она похожа на привидение.

— Сядь, Летта! — кротко говорит он. — Сядь! — ему кажется, что он смог бы вытащить ее из воды.

— Если я сейчас брошусь в воду, если умру, то ведь ничего не изменится! — она волнуется. — Темное не может изменить темного, не так ли?

Он бросает весла и берет ее за руки.

— Летта! — говорит он. — Прошу тебя, не думай об этом!

— А о чем мне думать? — шепчет она. — О чем?

— О чем-нибудь хорошем!

— А есть ли хорошее? — она вся подается вперед. Он теряется. Другая мысль приходит ему в голову.

— Музыка!

— Музыка — это ложь! — громко восклицает она. — Музыка — это ложь. И поэзия! Не хочу больше, чтобы мне лгали! Хочу знать правду, только правду! И я ее знаю! Правда одна. Для меня, для всех, — и она резким движением поворачивается к нему. — Видишь сейчас что-нибудь?

Он видит ее, лодку, звезды, но отвечает:

— Ничего не вижу!

— Ты видишь правду! — громко восклицает она. — Ничто! И, если ничто отправится в ничто, то от этого ничего не изменится, не так ли?

Она хочет вырваться, но Младен крепко ее удерживает.

Она чувствует силу его мускулов, понимает, что он не выпустит ее, и плачет.

Младен молча обнимает ее. Сквозь свою тонкую рубашку он чувствует ее грудь, теплоту ее тела.

— Летта! — говорит он. — Забудь про любовь!

— Значит, когда люди друг друга не видят, любви быть не может?

— Это не верно! Сейчас и я тебя не вижу, но люблю тебя!

Она поднимает голову. На ее лице знакомое ему выражение, словно она прислушивается к чему-то.

— Ты меня не видишь, это верно?

— Нет, не вижу!

— И любишь?

— Люблю тебя, Летта! — он удивляется легкости, с какой произносит эти слова.

— Значит и ты сейчас такой как я! — она снова вздрагивает. Младен гладит ее волосы.

— И ты женишься на мне? — резко спрашивает она.

— Женюсь! — сразу же, не задумываясь, отвечает он.

— Сегодня?

— Когда захочешь, Летта!

— Я хочу сегодня!

— Хорошо, — говорит он. — Сегодня!

— Но ты не радуешься! — восклицает она. — Ты только жалеешь меня! Я знаю, ты не хочешь! Просто успокаиваешь меня!

— Нет, Летта! Я думаю об этом! — невозмутимо говорит он. — Думаю обо всем, что нужно сделать! Это серьезный шаг, и мне нужно позаботиться…

— Значит ты думаешь! — невнятно повторят она. — Ты не хочешь! Тогда и я не хочу! Не хочу!

Девушка уныло опускается на сиденье. Он знает, теперь она всю дорогу будет молчать. Она уже успокоилась. Кризис миновал. Ему вдруг приходит в голову мысль — разрешены ли властями такие браки? И другие мысли приходят ему в голову, которые кажутся странными, необыкновенными.

Он поворачивает лодку. Возвращаются…

Виолетта сидит точно против него, кладет руки ему на колени. Это хороший признак.

— А какая ночью трава? Зеленая? — спрашивает она.

— Нет, ее не видно.

— Значит, она черная! — уверенно говорит девушка. — А вода?

— И вода!

— И все другое?

— Все!

— А днем трава опять будет зеленой?

— Да!

— Ты уверен!

— Да, Летта! Спроси у кого хочешь!

Они выходят на берег и направляются в город. Ему хочется сказать ей что-нибудь веселое. Вспомнил, как днем член их бригады Кичо подскользнулся и сунулся в цинковую бочку с краской, и как все смеялись.

Она его выслушала, однако не засмеялась. Ей трудно себе представить испачканное краской лицо. Только сказала.

— Почему ты смеешься! Ведь он упал, это больно!

Младен понимает, что совершил промах. Тогда он заговаривает о поездке в воскресенье за город. Вот это ей нравится. Она обсуждает с ним план поездки и так оживляется, что Младен удивлен.

«Вот, — думает он. — Сейчас она, как все!»