Беглые в Новороссии - Николай Данилевский

Священник сам не свой стоял поодаль от господ и сыщиков. Он силился быть спокойным, но сердце его било тяжелую тревогу. Облава пошла к байраку. Понятые стали более густою цепью с обоих краев оврага. Часть из них стала по опушкам настороже. Все же остальные пошли внутрь в ракитник и в камыши к ключам. Долго они шли, тихо шелестя между кустами и деревьями.

- Это совершенно во вкусе "Хижины дяди Тома",- заметил Митя Небольцев.

- Далась-таки опять вам эта галиматья, эта хижина! Ну, послушайте, господа! - продолжал Панчуковский,- ну, есть ли хоть тень сходства между нашими беспаспортниками и американ-скими поэтическими неграми, или между нами, господа, и тамошними рабовладельцами? Как небо и земля!

- Как небо и земля! - сказал и Подкованцев, идя за сотскими к месту выхода гонцов,- уж там, как у нас, бювешки не дадут...

- А что? ничего нету? - спросили зрители.

- Ничего! - лениво ответили гонцы, вразброд выходя на опушку. "Что бы это значило? - подумал Подкованцев,- куда же они делись?"

- Стой, стой! держи его! стой! - нежданно и в разлад крикнули голоса понятых в чаще байрака.

Все остальные гонцы также кинулись туда. Изумленным взорам исправника и помещиков открылась драка в гущине камыша, над ключами. Куча понятых старалась кого-то осилить. Ловимый отмахивался дубиною и кидался на всех.

- Не подступай, убью! - кричал он.

- У него и нож! - кто-то обозвался в толпе, и понятые отшатнулись. Подбежал исправник.

- Лови его, хватай! чего вы стоите! Бери, вяжи его!

Понятые опять кинулись, навалились гурьбой на пойманного, сбили его с ног; произошла схватка на земле, и опять толпа отхлынула. Трое из нее охали, хватаясь за руки и за лица. Кровь текла по их рубахам.

- Братцы, не тронь меня: я Пеночкин; я зарученный! - бойко проговорил пойманный, выпрямляясь,- тронете меня, всем пропадать!

- Врешь! - раздался сзади голос Панчуковского,- берите его, это Милороденко; стреляй в него из ружья, сотский, только бей насмерть, коли заупрямится!

- Ружье сюда и мне! - крикнул исправник,- сдавайся, мерзавец, или я тебя положу...

Толпа зашумела. Священник глазам своим не верил. Он желал видеть Левенчука и Оксану, а прежде их увидел человека, которого назвали роковым именем Милороденко.

- Как ты попал сюда, негодяй? - спросил он его,- ты меня погубил: ты в моей роще спрятался!

- Батюшка, не бойтесь! Они тронуть вас не посмеют! Что делать! Я здесь случаем-с. Пропал теперь совсем! Так пусть их высокоблагородие вас не тронут, ослобонят далее от обыску, я их казну им укажу, она у меня далеко запрятана, да я далеко, видите, не ушел - пути мне пересек господин Подкованцев. Я тут-то, поблизостям, это и шлялся! А не исполните просьбы моей, будете задаром срамить батюшку,- умру, а ничего не открою!

Панчуковский переговорил с исправником, понятых созвали. Священнику объявили, что так как один из главных грабителей и преступников пойман, то дальнейший обыск более не нужен.

- Это вам, однако, вперед, батюшка, наука,- сказал Небольцев,- будьте осторожнее! А то мы недаром вас подозревали.

- Мастера вы все, господа, учить; не раскаяться бы после!

Милороденко добровольно сдался. Погодя еще и как бы подумавши, он крикнул... Из байрака, как после узнали, из водомоины, полной листьев и всякого хлама, вышли Левенчук и Оксана. Изумление было общее.

- Край чудес! - шептал торжествующий Подкованцев.

Всех найденных тут же связали, осмотрели, заковали, и сам исправник с Панчуковским посадили Милороденко и Левенчука в фаэтон, повезли их в город для допроса. Оксану повезли особо в тарантасе исправника.

- Не повезете ее со мною,- сказал Левенчук,- ничего не узнаете про деньги, хоть убейте сразу нас обоих.

Делать нечего, Панчуковский уступил, даже защитил Оксану от взоров любопытных, а Шутовкину, который, млея, лез посмотреть на нее, даже погрозил поссориться.

Поехали исправник и Панчуковский, не мешкая. На половине дороги их встретил становой, с новою толпою понятых.

- Что такое?

- Настоящего Пеночкина поймали!

- Где поймали? Где он?

- В степи тут, в шинке, вот он!..

Толпа раздвинулась,- у телеги, привязанный к ее колесу, стоял и посмеивался действительный Пеночкин.

- Связать его покрепче и также в город! Ай да денек! Теперь уже в отставку не выгонят; лишь бы жилось на свете...

- В город, в город!

Фаэтон полетел. Милороденко стал о законах рассуждать.

- Ты же где этим статьям про уголовные законы учился? - спросил его исправник дорогою.

- В академии художеств, в остроге-с тутошнем, где я впервые всю суть познал-с и произошел.

- Как в остроге?

- Известное дело-с; у нас там свои-с профессора и адъюнкты есть! Вот, когда был женат на барышне, в Расее-с, у нее братец двоюродный в студентах был-с и жил часто с нами; так нет-с, его профессора супротив наших куда хуже, наши почище будут. Ихние только о книжках...

XIV

Приморский городок

Фаэтончик, запряженный новой четверней, летел вскачь опять тою самою дорогою, по которой некогда полковник встретился с Шульцвейном. Опять степь пышно зеленела. Опять по ней густо цвели, ее заливая, желтые и всякие цветы. Десять человек казаков скакали верхами возле.

- Эх степь, степушка! - говорил Милороденко, водя кругом грустными и вместе смеющимися глазами,- раздольице ненаглядное! Не нам вот с Левенчуком больше тобою любоваться! Теперь уж я пойду подошвы топтать по нашей Расеюшке! Пожил я-таки, господа, вволю; и у вас, господин Подкованцев, и у вас, полковник, нанимался; что? бес взял - на дворянской девице был женат, пожил, постранствовал в свое удовольствие! Вот теперь и попался. А все отчего? Что паспорта настоящего мне господином не выдано: раб я подневоль-ный был, есмь и опять буду, значит, вовеки... Господа, позвольте табачку! Я знаю, становые больше коллежского секретаря, а исправники больше титулярного не бывают! Я же еще теперь пока настоящий миллионер! Владимира Алексеича казна ведь, господа, еще у меня спрятана...

Панчуковский сидел бледно-зеленый, но показывал вид, что тоже отшучивается.

- Дайте ему, Подкованцев, табаку на папироску! А у меня пистолеты, нечего их бояться! - прибавил он шепотом.

- На, вор, только штуки со мной какой не выкинь: не осрами и не погуби меня! Я за тебя вон награду получу...

- Помилуйте! я же и у вас служил; люди мы свои, законы-с и уважение знаем-с.

Дорогой они остановились, опять осмотрели закрепы Левенчука и Милороденко.

Стемнело, когда исправник и Панчуковский, после двухкратного перевала на пути, взятия новых провожатых и перемены лошадей, въехали под шлагбаум присутственного, значит чиновного, хотя весьма утлого и невзрачного приморского городка, лежавшего близ речки Несытой. Их окликнул часовой у городской гауптвахты. В городских воротах, не могши высоко поднять связанной руки, Милороденко попросил ему приподнять шапку, и перекрестился.

- Вот как! еще и крестишься! - сказал, суетливо оправляясь и едва говоря от усталости, исправник.

- Меня Сенька Кривой, один тоже вот острожный приятель, в Киеве, учил при проезде каждого часового креститься. А он знал все знания; антиминсы из православных церквей все раскольникам крал и поставлял. Его клейменного прогнали сквозь две тысячи и сослали в каторгу-с. У него кума в остроге была.

Подъехали к дому градоначальника. Подкованцев, не веривший своему счастью в поимке таких героев, спешил ими оправдать себя.

- Что значит, господа, приморский воздух! - заметил Милороденко развязно, зевая впотьмах,- как свежестью запахло! А все-таки, Владимир Алексеич, я вам денег не отдам - они, считайте, пропали.

Солдаты окружили фаэтон. Исправник сбегал к дежурному чиновнику. Через четверть часа вышла новая, вызванная из соседней кордегардии, команда под ружьем.

- Это тот самый Милороденко,- сказал Подкованцев чиновнику,- а это тот самый его товарищ Левенчук, что ограбили на днях вот их, господина Панчуковского; доложите его превосходительству, что я их сегодня выследил, поймал и лично доставил.

Принесли фонари. Арестанты молча стояли. Чиновник сбегал к градоначальнику.

- В мешок их! - крикнул чиновник, воротившись,- велели их в острог вести, в секретную.

- Прощайте, барин! За вами еще жалованье за два месяца! Не поминайте лихом; с Амура писать буду! - крикнул Милороденко Панчуковскому.

Подъехала в тарантасе Оксана. Всех повели в острог.

Градоначальник дал полковнику слово сделать арестантам допрос в ту же ночь и допытать их о деньгах.

- Во всем сознаюсь, будьте спокойны! - развязно прибавил Милороденко,мне ведь надо позаботиться о моем друге Левенчуке и его приятельнице-с... Их только спасите...

- Браво, браво! - сказал Подкованцев, уезжая в гостиницу,- как мы скоро дело обделали! За вами, полковник, теперь ужин.

- Не только ужин, целое вам наследство! Это вам лучшая пенсия за службу!

Отправились в гостиницу. Туда вскоре явились частный пристав, уголовных дел стряпчий, два чиновника особых поручений по казусным делам. Подано шампанское, заказан лукулловский ужин. В лучший нумер поданы карты. Завязался штос. Проиграли до ясного белого дня, не вставая.