Они не люди. Книга вторая - Виктор Фламмер

— А мне показалось, что ты тогда разочаровался во мне…

— Нет. Я увидел, что у вас есть контроль. Колдун может и должен наказать дива, если тот ведет себя неподобающе. Но не должен давать воли своим эмоциям и низким страстям. Вы с этим справились. И свою работу в Управлении выполняли в полной мере. Вам не за что извиняться.

— Но мне стыдно за свои мысли. И за то, что я трус.

— Для колдуна признать свои слабости — не трусость. Это разумно и помогает выживать.

— Но ты должен знать: у меня никогда не хватит сил наказать тебя и не выглядеть при этом нелепо. Поэтому лучше уж совсем этого не делать. Я это принял и начал у тебя учиться. А ту книгу я выброшу.

— Не нужно. Оставьте себе на память. После сдачи экзамена на высшую категорию почитаете и посмеетесь.

— Хорошо, — Мончинский счастливо улыбнулся, огромный камень свалился с его души. — А скажи, Владимир. Тот твой хозяин, который книгу цитировал, подьячий, это его ты потом… сожрал? Об этом есть в твоем личном деле. Ты ненавидел и презирал его? За то, что он жестоко с тобой обращался?

Владимир не ответил. Повалил густой снег, и див сосредоточенно всматривался в серо-черную мглу. Мончинский уже решил, что Владимир не хочет отвечать. Но тут он заговорил:

— Я упомянул, что читал эту книгу. Читать и писать меня научил именно он. Чертей тогда не было принято учить грамоте. И он же показал мне, что значит преданность делу. На старости лет он боялся, что с ним случится удар и он попадет в богадельню, поэтому приказал в таком случае сожрать его. А мне предоставил выбор: быть свободным или вернуться на службу. Он скопил тысячу рублей и оставил их мне. Три года я прожил, как человек, и только потом решил вернуться. Я до сих пор храню его память. Этого нет в моем личном деле, потому что я никогда никому об этом не рассказывал.

Он замолчал. И Мончинский понял, что больше не будет сегодня задавать вопросов.

Подъехали к дому. Владимир открыл перед колдуном дверцу. И уже собрался снова сесть за руль, чтобы отогнать машину в казенный гараж и вернуться в общежитие. Но Мончинский его остановил.

— Ты не поедешь в общежитие сегодня, — не терпящим возражений тоном заявил колдун, — останешься у меня.

На этом его неожиданная самоуверенность так же неожиданно закончилась, и, бросив на дива быстрый взгляд, он спросил:

— Ты ведь не возражаешь?

Владимир молча запер машину. Они поднялись на четвертый этаж.

Мама Мончинского стояла на пороге.

— Сережа, — воскликнула она, — почему ты так поздно? Я жду-жду, уже начала волноваться. Ой… ты не один, — она заметила Владимира.

— Мама, — торжественно сказал Мончинский, — позвольте представить. Это Владимир. Мой напарник и, во многом, наставник. А это моя мама, Елена Николаевна.

Владимир вежливо поклонился.

А Елена Николаевна кинулась к нему.

— Ах, Владимир, как же я счастлива вас видеть! — она схватила дива за руки и мягко, но настойчиво потащила в глубь прихожей. — Проходите скорее, раздевайтесь. Сережа столько о вас рассказывал! И вот, наконец, познакомил лично. Вы даже не представляете, — она понизила голос, — как я рада, что Сережа работает именно с вами. Он говорил, что вы самый сильный див в Управлении, после дива князя, разумеется. Вы уж позаботьтесь о моем мальчике, он у меня один и такой безрассудный…

— Мама! — у Мончинского, пытавшегося выбраться из шубы, зарделись уши.

— Я позабочусь, — пообещал Владимир. Он с интересом наблюдал за неравной битвой подвыпившего хозяина и шубы, но освободиться из цепких рук Елены Николаевны не мог.

— Ах, что же это я, сейчас чаю поставлю и комнату приготовлю, вы ведь останетесь? У нас есть специальная комната для гостей, вам там будет очень удобно. — Мама Мончинского, наконец, скрылась за поворотом коридора.

— Ты выпьешь с нами чаю? — с надеждой спросил Мончинский. Он слегка запыхался, но все же одолел шубу. — Мама рада будет.

Владимир кивнул.

Кузя убрал грязную посуду и немногочисленные остатки еды на кухню и ушел спать. А Аверин всё сидел за столом. Он думал. Думал о том, насколько его жизнь изменилась.

Всего-то чуть больше полугода прошло с того дня, когда он запустил в свой дом забавного полосатого кота. Но весь его мир полностью поменялся, перевернулся с ног на голову. И как жить в этом новом мире, Аверин не совсем понимал. Точнее, никак не мог привыкнуть.

Изменился не мир, изменился он сам. По-новому посмотрел на окружающую реальность, и оказалось, что все эти годы он не видел и половины из того, что должен был знать и видеть. Для него всегда всё было просто: люди, колдуны и дивы — их инструменты. Да, он читал лекции о взаимодействии с дивами, о совместной работе и прочем, но совершенно не понимал самой основы отношений с ними.

Или понимал? Но старательно прятал от себя это понимание? Избегал его? Как избегал своей семьи? Чего он боялся всё это время?

Надо съездить к брату, обязательно с ним поговорить. Ведь для Василя уже давно очевидно то, до чего сам Аверин дошел только сейчас. Взгляд брата всегда был правильным благодаря Анонимусу. И с фамильяром тоже надо будет побеседовать. И, наконец, извиниться. А потом уже думать, что делать с новым знанием. Потому что «не делать» уже больше не получится.

«Мундир моего отца висит на почетном месте, а у тебя отметка в личном деле». Виктор лучше всех сформулировал главную мысль. Описал эту реальность. Как там говорил Кузя? «Несправедливо»? Реальность была чудовищно несправедливой. И для начала следует открыть глаза на эту несправедливость как можно большему количеству людей.

Аверин усмехнулся. Вот до чего доводит связь с анархистом с почти столетним стажем. А может, колдун, как описано в учебнике, попал под влияние своего дива?

Раздался тихий стук во входную дверь.

Кто это может быть? У Кузи есть ключ… Кто-то из гостей что-то забыл?

Аверин поднялся, подошел к двери и открыл ее. На пороге стояла Анастасия.

— У вас еще осталось немного вина? — улыбнувшись, спросила она.

— Конечно, — он пропустил диву в дом, — Владимир выпил совсем немного.

— Владимир пил с вами вино? О, мне даже жаль, что я пришла поздно и всё пропустила.

Она повесила на вешалку легкое пальто с пушистым воротником, полностью покрытое снегом.

— Тут будет лужа, — немного смутилась она.

— Ничего,