Апсу - Александр Марков

Ки-Энду весь как-то поник и сжался, слушая Гила; при последней фразе глаза его вспыхнули гневом.

— Пошел ты к гуллам! Считай, что этого разговора не было. Он направился к двери, Гил окликнул его:

— Подожди, не сердись. Ты же знаешь, я тебя одного не пущу. Если ты не передумаешь, я все равно пойду с тобой. Ки-Энду вернулся к столу, взял свой берет, скомкал его.

— Но неужели ты и вправду думаешь, — продолжал Гил, — что у нас есть хоть малейший шанс убить Хумбу? Ее что, совсем не охраняют? Или все нидхаги, населяющие Лес, лежат при смерти?

Ки-Энду заговорил очень тихо, было видно, что каждое слово достается ему с трудом и причиняет боль.

— Послушай меня, Гил. Шансов у нас мало, но они есть. Один из ста, а может, из тысячи. И все-таки стоит попробовать! Что наши жизни? А если не будет Хумбы, враг будет обезглавлен, не сможет рассчитывать будущее, начнет делать ошибки. Наконец, перестанут появляться новые гуллы. Я не говорю о впечатлении, которое это произведет на тунов. Тут-то они и пойдут на переговоры, вот увидишь!

— Ладно, это ты мне можешь не объяснять. Я согласен, что попробовать стоит, даже если есть один шанс из тысячи. Но где он, этот шанс?

— Наберись терпения!.. Великий Лес, или Ха-мерк, это нечто совершенно непознанное, но одно мы знаем точно: он не является чем-то единым, целостным, его разрывают противоречия, в нем слишком много разнородных, несовместимых элементов. Там обитает великое множество нидхагов, это правда. Но там есть и гуллы. Насколько я понял из разговоров с Бхаргом, Хумба играет главную роль в их создании. Гуллы, к счастью, не могут размножаться. Значит, все они происходят из Леса. Там должны быть гулльские поселения, гулльские дороги и так далее. Но нидхаги боятся гуллов так же, как и мы, если не больше, и гуллы пожирают их при первой возможности. Следовательно, Лес наверняка поделен на гулльские и нидхагские участки, между которыми должны быть какие-то «ничейные» полосы, — по ним мы и будем передвигаться. Кроме того, сам Лес — то есть деревья, кустарники и травы, — это творение Хумбы и тунов, он имеет неживую, вероятно, «гулльскую» природу. Я не знаю, каковы эти растения и их свойства; но они наверняка несъедобны. Значит, вокруг нидхагских поселений должны быть островки нормальной растительности — поля, пастбища, огороды. Мы можем двигаться по краю этих островков, и, с какой бы стороны ни возникла угроза, нам будет куда отступить. Наконец, я уверен, что границы Ха-мерка не охраняются: туны знают, что никто из людей по своей воле туда не сунется. Оборонительная тактика дэвов им тоже известна… Конечно, большая группа людей не сможет пройти незамеченной, но нас будет только двое!..

Сложнее будет расправиться с самой Хумбой, — продолжал Ки-Энду. Известно, что она охраняется, и охраняется надежно. Вокруг нее семь каких-то таинственных «деревьев ужаса» — так сказал Бхарг. Остается надеяться, что эти деревья, чем бы они ни были, не устоят перед асгардскими мечами. Что касается тунов, то мы знаем точно, что в Ха-мерке их всегда было семеро. Одного, Хасмода, мы убили. Пятерых встретили дэвы во время погони. Они были на границе леса, в его юго-восточной части, то есть напротив Эллигата. Поэтому можно предположить, что сейчас, когда нидхаги наступают на Асор-Гир, эти пятеро тунов находятся там, в районе боев. В таком случае, в самом лесу находится только один тун, да и тот может быть где-то далеко от Хумбы.

Говоря все это, Ки-Энду расхаживал по комнате и бурно жестикулировал. Сначала он был очень возбужден, потом немного успокоился, словно, убедив Гила, и сам убедился, что пойти и убить Хумбу — пустяковое дело.

— Но, Гил, не думай, что я уверен в успехе. Нужно смотреть правде в глаза. Это дело, скорее всего, будет стоит нам жизни. Если Хумба погибнет, в лесу поднимется такой переполох, что нам вряд ли удастся уйти оттуда живыми. Я хочу, чтобы ты ясно представлял себе, на что мы идем. И все же стоит рискнуть.

— Ладно, Ки, я согласен. Ради такого дела и умереть не жалко. То есть, конечно, жалко, но… Ты ничего не слышишь?

— А что?

— Какой-то шорох за дверью… Ки-Энду прислушался.

— Вроде тихо. Пойду посмотрю на всякий случай. Едва Ки-Энду направился к двери, из коридора донесся звук удаляющихся шагов: чьи-то легкие нога чуть слышно прошелестели по каменному полу.

— Нас подслушали, Ки?

— Очень похоже. Неужели в Эллигате есть шпионы?

— Может, это Халгат?

— Будь он проклят!

— Что же делать?

— Идти! Будем надеяться, что они не успеют ничего предпринять.

— Когда выходим?

— Сегодня уже не успеем: надо запастись едой, а сейчас это сделать невозможно. Еще какое-то снаряжение потребуется, и самое главное: нужно под каким-то предлогом одолжить у Бхарга или Энара асгардский меч. Так что, думаю, выйдем завтра ночью. А сейчас набирайся сил. И не вздумай завтра ни с кем прощаться и все такое — никто не должен догадаться, что мы куда-то собираемся:

— Ки!.. — с упреком и обидой воскликнул Гил.

— Ну-ну, спокойной ночи!

Ки-Энду закрыл за собой дверь, и Гил сразу же заснул.

Наступивший день был днем скорби.

С утра клубы черного дыма заволокли Эллигат, повсюду в полях горели погребальные костры. Нигде не было слышно ни смеха, ни громких разговоров. Опустевший город затих. Огромные толпы людей в молчании вышли проводить в последний путь тех, кто пал в бою. Угрюмо стояли вокруг костров воины, сжимая рукоятки мечей, и сердца их исполнялись жаждой мести. Скупые слезы текли по морщинистым лицам стариков. Распустив длинные и черные, как ночь, волосы, безутешно рыдали женщины, притихшие дети испуганно цеплялись за их одежду.

В отдалении от остальных горели пять больших костров. Возле них не было ни души; воины, сложив их, сразу вернулись туда, где обращались в дым и пепел тела их близких.

Один только Бхарг задумчиво бродил вокруг этих покинутых костров, прощаясь с погибшими сородичами и размышляя о судьбе своего несчастного народа, не согретого любовью, лишенного будущего, обреченного до конца своих дней жить одним лишь злом и вечно терзаться в тщетных попытках залить чужой кровью пустоту своих душ…

Ки-Энду уже простился со своим отцом и понуро смотрел на кучу дымящегося пепла, в котором одиноко белели кости тех, кто еще недавно стоял с ним в одном строю, был сильным или слабым: веселым или грустным, простодушным или мудрым; он любил их всех, каждый был ему близок и дорог.

Эалин подошла к нему; ее волосы спутались и растрепались, наполовину закрыв лицо; голова была посыпана пеплом.

— Смотри, Ки-Энду, — сказала она глухо. — Вот и все, что осталось от наших братьев. Не то ли суждено и нам, и всему нашему миру? К чему все наши мечты и планы, наше горе и радость, книги, искусство, наша любовь — к чему все это, если судьба наша — стать горстью праха, кучкой холодной золы, развеваемой ветром?