Покушение на Гейдриха - Мирослав Иванов

В такой ситуации может оказаться желательной или даже необходимой какая-то насильственная акция, бунты, диверсии, саботаж, манифестации. С международной точки зрения такие действия явились бы для судьбы нации спасительными, даже если бы и стоили больших жертв. Я повторяю: в настоящей обстановке наличие этих двух так называемых правительств[31] наносит огромный ущерб и народу, и государству. Я констатирую это без каких бы то ни было оговорок, принимая во внимание и Мюнхен, и то, почему он стал возможен. Даже если соглашательство является более или менее вынужденным, для него существуют определенные моральные пределы. Попытки оправдать его тем, что все это делалось во имя народа, будут оценены после войны историей, и, вероятно, эти доводы могут быть приняты только в определенной степени, а может быть, и вообще не будут приняты во внимание. Вплоть до появления (в Чехии. — Ред.) Гейдриха мы не трогали Гаху, иногда даже вступались за него. Но с этого момента наступил перелом. То, что случилось после ухода Элиаша, оправдать нельзя».

Этот примечательный по своей откровенности пассаж из выступления Бенеша (чего стоит хотя бы фраза о «более или менее вынужденном соглашательстве»!) нас интересует прежде всего потому, что в нем говорится об обстановке, в которой определенная «насильственная акция» могла бы «с международной точки зрения» стать спасением для нации.

Не требуется особой сообразительности, чтобы понять (учитывая, что текст Бенеша датирован 15 мая), что в этих словах по сути содержится отрицательный ответ президента на радиограмму с просьбой отмены покушения.

Бенеш не внял этой просьбе. Мало того, после осуществления покушения он от своего имени поздравил парашютистов. Послание датировано 3 июля 1942 г.:

«Отрадно, что связь с вами не прервалась, и я вас искренне благодарю. Я вижу, что вы и все ваши друзья полны решимости. Я вижу в этом доказательство того, что народ стоит непоколебимо на своих позициях. Я уверен, что нас ждет успех. События на родине нашли здесь широкий отклик, заслуги чешского народа и его сопротивление — глубокое признание. Ваш С».

К сожалению, в таких документах, как шифровки «Либуши», нет точных данных о проведении самого покушения. Бартош передавал 29 мая:

«На некоторое время вынужден сократить число сеансов связи до двух раз в неделю. Подробности о покушении не получил, поскольку на дорогах сразу же было прекращено пассажирское сообщение. ИЦЕ».

Информацию в Пардубице привезла поздно вечером 28 мая Гана Крупкова, и, видимо, ее сообщение не успели зашифровать… И в следующей депеше в Лондон — от 4 июня 1942 г. — не приводится никаких новых данных.

Бартош сообщает, что потерял связь и с Индрой, и с ЦРВС; во время передачи перегорела лампа, и «Либуша» снова отозвалась лишь 18 июня, уже после похорон Гейдриха и Лидицкой трагедии.

Многое остается неясным в событиях, предшествовавших покушению и связанных с его осуществлением. Попробуем же воссоздать весь день 27 мая 1942 г. Тогда было совершено покушение. Что мы знаем о нем?

Известно точное время и место покушения. Известно, кто его совершил.

Мы знаем, что на повороте стояли Габчик (его автомат дал осечку) и Кубиш (он бросил бомбу). А кто им помогал?

Вот тут мнения расходятся. Совсем рядом проехал трамвай, окна которого были выбиты взрывной волной. Каждый из пассажиров запомнил событие по-своему. В суматохе они даже толком не разобрались, что именно произошло: один из них видел нападавшего слева, другой, наоборот, — справа. И потому трудно опираться на эти в общем непредвзятые свидетельства, за исключением, пожалуй, тех случаев, когда показания двух лиц, данные независимо одно от другого, совпадают. Как, например, сведения о ранении Вальчика.

Но и с его ранением тоже не все ясно. По словам пани Вольфовой, женщины, жившей на Жижкове в одном доме с учителем Зеленкой, Кубиш подтвердил, что знак о приближении машины им подал Вальчик. Он стоял наверху, над перекрестком, и держал в руке зеркальце. Но если вы побываете на месте действия, то поймете: Вальчик должен был стоять довольно далеко. Тем не менее он тоже был ранен.

Сулькова, хозяйка дома, где ночевал Вальчик в день покушения, вспоминала, что простыня и подушка, на которых он спал, были в крови. И привратник из Жижкова, нумизмат Франтишек Шпинка, к которому Вальчик переехал на следующий день, говорил, что на брюках парашютиста виднелись пятна крови.

О ранении Вальчика сообщала и жена Вацлава Крупки, свидетеля из Пардубице: «На следующий день, 28 мая, я уезжала из Праги уже с сообщениями для «Либуши» о покушении, которые Вальчик передал мне на квартире Моравцовых. Он сидел на кушетке в кухне но не вставал, должно быть, не хотел, чтобы я заметила, что он ранен. Сказал только, что подвернул ногу. По дороге на вокзал я увидела расклеенные плакаты с его фотографией, о чем ни он, ни Моравцовы еще не знали. Я позвонила им с вокзала и как бы между прочим сказала, чтобы вышли на улицу посмотреть, что там делается».

Поскольку объявление с фотографией Вальчика появилось на улицах Праги 28 мая, то мы знаем точную дату отъезда из Праги связной — жены свидетеля из Пардубице В. Крупки. Таким образом, ее сообщение о ранении Вальчика — уже третье, однако до сих пор в опубликованных материалах нигде не говорится о том, по Вальчик попал под обстрел. Как это могло произойти? Предположим, он находился выше поворота. Он подал знак зеркальцем и поспешил к месту действия, оказавшись там вскоре после взрыва бомбы. В этот момент Кубиш и Габчик уже начали уходить. Кубиш, лицо которого было поранено осколками, бросился к стоявшему неподалеку велосипеду, вскочил на него и помчался вниз в Либень. Габчик, по-видимому, не смог добежать до велосипеда из-за толпы — здесь сгрудились пассажиры, выскочившие из трамвая. И тогда он устремился вверх, за поворот, откуда приехал Гейдрих, а потом свернул в первую улицу налево… В таком случае Габчик, которого преследовал шофер Клейн, должен был бы бежать навстречу Вальчику. Габчик иногда оборачивался и стрелял в гнавшегося за ним Клейна. Тут Вальчик мог подоспеть на помощь Габчику. В перестрелке Клейн был ранен…

Но это — лишь гипотеза, и сегодня ее трудно подтвердить доказательствами.

Любопытно, что сообщение нацистских властей о покушении говорит лишь об одном террористе, которого преследовал Клейн. Возможно, шофер в волнении не заметил второго стрелявшего в него человека, который сбежал потом вниз к повороту, то есть Вальчика.

Между тем нацисты считали, что покушавшихся было по крайней мере трое. Во время следствия был разработан план покушения, где были обозначены три заштрихованные фигуры: человек с бомбой, человек с автоматом и человек с зеркальцем.

План этот в гестапо изготовили во время следствия. Это подтверждается и тем, что гестапо тогда еще не называло имен парашютистов, оно их еще не знало… Парашютистов выдал гестаповцам предатель Чурда, но это произошло несколько позднее. А вот что касается сигнала с зеркальцем — это не результат послевоенных изысканий; о нем знало и гестапо.

Но кто стоял на повороте выше того места, где находился Вальчик? Был ли это брат Эмы Кодловой Ярослав Смрж или Атя Моравец? Преподаватель химии вспоминает, что там был и Опалка…

Жена свидетеля из Пардубице утверждает: «Насколько я помню, помощь Вальчика в покушении отвергли из-за его очень приметных крашеных волос. Определенно, там был Атя Моравец, но лишь для подстраховки. Кубиш с Габчиком намерены были провести эту операцию вдвоем…»

С другой стороны, сестра Эмы Кодловой сообщает, что в тот день утром к Эме заходили Габчик, Вальчик и Кубиш. Они якобы пришли за велосипедами, спрятанными где-то здесь. Но мы знаем, что женский велосипед пани Моравцовой стоял в гараже Янечка на Жижкове. Откуда же они в то утро выезжали? Где встречались? Да и кто, собственно, встречался?

Жена привратника в доме, где жила семья Кодловых, вспоминает, что утром она видела из окна мужчину, который, сев на велосипед, сразу уехал. Ярослав Смрж как будто бы собирался ехать с Вальчиком в Кобылисы кружным путем — через Летняны, вокруг стрельбища, тогда как Габчик с Кубишем направлялись прямиком к повороту. С утра было прохладно, и Эма Кодлова будто бы приготовила для них пальто, которое достала у знакомых. Вашек Кодл дружил с Иркой Гофманом, его отец дал Габчику плащ, они были одного роста. Плащ остался на месте действия.

И все-таки кто же еще в ту роковую минуту находился на повороте? К уже названным именам: Вальчик, Ярослав Смрж, Атя Моравец или Опалка — добавляется еще одно: Франтишек Пехачек. Кто это?

Давайте вспомним первый монолог преподавателя химии, где Индра рассказывает о первой встрече с Кубишем в квартире Пехачека в районе Смихова. Дело, вероятно, не ограничилось одной встречей, оба парашютиста и впоследствии поддерживали контакты с Франтишеком Пехачеком, который некогда был участником международных соревнований спортивного общества «Сокол».