Разговоры о тенях - Евгений Юрьевич Угрюмов

подчеркну (его способность этим ограничена), охватить или не охватить (лучше

было бы отхватить) какое-то количество граней жизни (воинствующее

невежество, в этом смысле, другое, сродни, как раз, намеренной, извлекающей

Vorteil (выгоду) пошлости). Т.е. невежественный человек всегда окажется

пошляком, не исключая, как было сказано, из списка и художника, и учителя,

создателя и палец, только эти, как уже, снова же, было сказано, пошляки – учёные

и намеренные извлекающие из этого свою выгоду. Да-да, конечно же, уже все

заметили и сделали правильный вывод, что невежда – всегда пошляк, а вот

пошляк – не всегда невежда.

Где же берёт пошляк свои пошлости? Конечно, все знают, в общих местах.

Необщие места, например, восьмую грань октаэдра или четвёртую тетраэдра, или,

хотя бы и четвёртую, пятую и шестую куба, видит только случайный избранник,

проникновенный художник, поэт-пророк, философ, провозвестник неуловимого

знания и, поэтому, умеющий различить и отличить добрый гений от видимых

всеми граней злодейства вывернутых на любой вкус, от истин, видимых

невооружённым глазом. Так что общие места – это не всё что есть, это лишь часть

всего что есть, а значит (будем считать, что доказано) – это область невежества.

Да, пошлость – это невежество, которое содержится в общих местах и,

правильнее, невежество, которым и являются общие места. Конечно, всё не так

просто. Бывает, что общее место, его ещё называют в среде художников

штампом, не выдерживает мощного содержания, вкладываемого в него

пронзительным, умеющим различать невидимые грани, как уже было сказано,

умом, и взрывается и, взрываясь, превращается в метафору1, обретая при этом

форму иронии. Но это только бывает. А мы о своём, о том, что всякая мудрость,

кто этого не знает, старея, превращается в общее место (читай, в пошлость).

Всякие мудрости выстраиваются в очередь друг за другом, чтоб попасть в

пошлости, потому что знают (по мудрости своей), что всё равно закончат

пошлостью, что пошлостью заканчивается всякая мудрость, что пошлость – конец

всякой мудрости, что нет такой мудрости, которая на старости лет не

превратилась бы в пошлость. Мудрость, обратившаяся пошлостью – снова же,

знают все, – один из видов иронии жизни. Мудрость лишь в пошлости и

раскрывается обратной своей стороной, невидимой гранью злодейства; обратная

1 Уже было у нас, про Пиноккио.

137

сторона вдруг становится видна (будто глаза раскрылись; ещё говорят: тюрьма

ему глаза открыла…) так вот, сторона становится видна, хотя раньше никто о

такой и не догадывался.

«Обращение к музам в эпоху Гомера или Гесиода, например, – говорит учёный

философ, филолог и профессор (он знаток, ему можно верить), – имело весьма

сложное содержание и считалось прерогативой мудрецов, а в новое время – это

просто – пошлость»1. Просто, я бы сказал, риторический экзерсис.

Высоколобое, breitstirnige собрание бьётся над вопросом, бьётся (представили

себе… «Путешествие в Лапуту», Свифт, учёное лапутинское собрание),

пытается, потеет, бледнеет, краснеет (а раз краснеет, то и синеет, наверняка),

пытается ответить на… разрешить вопрос, но – никак. Никак, никак! И вдруг,

один, хихикая в своей galliges Innernchen2 и брызжа юродивеньким пузырём, «хи-

хи», наружу, восклицает: «Если вопрос не решается, его не надо решать!» Какая

пошлятина! Но, оттяпал себе очки. Но какая пошлятина! А ведь эта пошлятина,

извините, пошлость когда-то была настоящей мудростью, типа: «Подчиниться

тому, что не от тебя зависит…»3 или «свобода, есть осознанная необходимость»4;

профессор Делаланд сказал бы навязанная необходимость, или… да что там или,

таких «или» хоть пруд пруди, как кто-то уже где-то заметил, и хоть огород городи

или город, как кому больше нравится.

Мудрость превращается в пошлость не только от старения, но и попадая в

обстоятельства (например, совсем новенькая, ещё блестящая, я бы сказал,

сверкающая мудрость «деньги счёт любят» звучит совершенной пошлостью: -

«Нет, нет, вы уж потрудитесь послюнить (ещё лучше, послюнявить) пальчики.

Деньги счет любят»5 или: «Не торопись, Базилио, денежки счет любят»6). А

бывает и вообще трудно понять, пошлость это, или глупость, или ни то и ни

другое, или и то, и другое, или совсем ничто – слова какие-то, риторические

фигуры… так себе. Да что рассуждать о том, что неизвестно, что недостоверно?

«Что рассуждать о жителях Луны, которые, ещё неизвестно, есть ли там»7.

Мудрость превращается в пошлость, пошлость в скверну, скверна в святость,

жизнь в смерть, смерть, кстати, в жизнь (есть умники утверждающие, что смерть

не антоним жизни, а её часть – что на определённом гносеологическом уровне

действительно так), преступление в подвиг, а подвиг, наоборот, в преступление, а

черное (кто бы знал?) в белое! А вы говорите, жители Луны! Да, становится

смешно. И я верю, я верю, что царица засмеялась и вылечилась, увидев в

страшной пещере, вместо ожидаемой страхолюдной или прекрасной, как кому

хочется, богини, обгоревшую головешку8.

1 Алексей Фёдорович Лосев.

2 Жёлчной душонке (нем.)

3 Эпиктет.

4 Похоже на Спинозу.

5 Куприн А. И.

6 А. Толстой.

7 Маркиз де Фонтенель.

8 На самом деле это был Пармениск, и вот его история: метапониец Пармениск, в поисках ответов на

волнующие его вопросы, спустился в пещеру оракула Трофония и очутился в обстановке таких ужасов, что перестал

смеяться. Пармениск обратился за помощью к Дельфийскому оракулу, который сказал, что Латона, мать Аполлона,

138

Ну-у, вот и всё. Хочу сказать ещё только, что все эти многочисленные мотивы –

это не мои фантазии, но то, что являлось разгорячённому мозгу профессора

Делаланда, когда решал он свои «за» и «против»… или, лучше, «быть» или «не

быть», подобно папе патологоанатому, возбуждённому уточкой мандаринкой.

А теперь некролог: головокружительный силлогизм, умопомрачительный

пассаж:

«Гений и злодейство несовместимы».

Чем меньше гения, тем больше злодея.

Невежда и злодей – синонимы.

Примечание

Фридрих Шлегель*. Сонет 2 из «Эротических сонетов», оригинал

Du meine Hand bist mehr als alle Weiber,

Du bist stets da, wie keine Frau erprobt,

Du hast noch nie in Eifersucht getobt

Du hast noch nie zu weit, du enger Reiber.

Ovid, mein Lehrer weiland, hat dich recht gelobt,

Denn du verbirgst in dir ja alle Leiber,

Die ich mir wünsche. Kühler Glutvertreiber,

Dir hab ich mich immer anverlobt.

Ich stehe stolz allein mit dir im Raume

Und streichle meine bläulichrote Glans

Schon quirlt sich weiß der Saft zum Schaume,

So zihe ich aus Erfahrung die Bilanz:

Die Zweiheit paart sich nur im Wollusttraume,

Sonst paart sich meine Faust mit meinem Schwanz.

* Напоминаю, что Фридрих Шлегель – романтик, теоретик и открыватель

романтической иронии.