Не спите, Иможен! Наша Иможен - Шарль Эксбрайя
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ладно, оставим и их тоже… Круг подозреваемых сужается.
– И сузится еще больше, потому что я бы предложила вам исключить из него и Элспет Уайтлоу – кроме пробирок и колб, ее ничто не занимает.
– Стало быть, у нас остаются Оуэн Риз, Гордон Бакстер и… вы…
– Разумеется, будь я виновна, все равно стала бы уверять, будто ни при чем, но, честно говоря, сколько ни ломаю голову, никак не соображу, какие такие причины могли бы толкнуть меня на убийство. Фуллертон был на редкость приятным коллегой. Мы очень симпатизировали друг другу, и нередко он вместе с Оуэном заходил ко мне попить чаю. Я искренне ценила тонкость и глубину ума Фуллертона. Жениться он не собирался, поскольку, как некогда знаменитый «мистер Чипс»[11], безраздельно отдавался преподаванию и обожал «академическую» атмосферу. Да, это был по-настоящему хороший человек… Что до О'Флинна, то меня всегда отталкивала его грубость, и я старалась как можно реже иметь с ним дело, но, честное слово, бедняга математик никогда не внушал мне такой ненависти, чтобы схватиться за револьвер.
– Значит, остаются только Оуэн Риз и Гордон Бакстер.
– По-моему, я неплохо изучила Оуэна… Но даже не представляю, зачем бы он мог совершить эти два убийства… Разве что Риз – сумасшедший и временами становится совершенно другим человеком, но это уже смахивает на историю доктора Джекила и мистера Хайда. К тому же мы уже третий год живем бок о бок, и я бы наверняка что-нибудь заметила.
– А Бакстер?
– Странный молодой человек… Он почти ни с кем не разговаривает. И не потому, что грубиян вроде покойного О'Флинна, а просто как бы не замечает окружающих… Бакстер оживает только на спортивной площадке или в своем зале. Мне кажется, мисс Мак-Картри, он панически боится неподвижности.
– Не понимаю, что вы…
– Движение избавляет Бакстера от необходимости думать. По-моему, у него какая-то навязчивая мысль, но я так и не смогла разобраться в этом сама, а Оуэна спросить не решилась.
– Короче говоря, Бакстер кажется вам наиболее подозрительным из всех?
– Пожалуй, хотя я опять-таки не понимаю, чем ему мог помешать Фуллертон. Об убийстве О'Флинна я не говорю, раз, судя по всему, это случайность.
Расставшись с Морин, мисс Мак-Картри твердо решила повнимательнее приглядеться к Гордону Бакстеру. Тем более что у нее были к тому и дополнительные причины. Иможен ни слова не сказала об этом мисс Мак-Фаддн, не желая влиять на ход ее мыслей, но сама хорошо запомнила, что, по признанию Арчибальда Мак-Клостоу, тот, кто покушался на ее жизнь, выскользнул из его рук только благодаря крепким мускулам и невероятной гибкости – двум качествам, обычно отличающим спортсменов. Иможен хотелось хорошенько поразмыслить в тишине, и она направилась к каменной скамье в глубине парка. Шотландка беззвучно ступала по траве и вдруг с досадой услышала негромкие голоса, доносившиеся с ее излюбленного места. Иможен сердито подумала, что, вероятно, там снова сидят неисправимые Элисон Кайл и Джерри Лим, и поклялась на сей раз проучить их по-настоящему, но потом до нее внезапно дошло, что в это время молодые люди должны слушать лекции и их отсутствие сразу бы заметили. Ночное приключение настроило мисс Мак-Картри на подозрительный лад, поэтому она тихонько подкралась к скамейке, обогнула ее и только тогда решилась кинуть любопытный взгляд из-за кустов. Иможен чуть не выругалась – на любимом месте свиданий Элисон и Джерри, взявшись за руки, сидели Флора Притчел и Дермот Стюарт. «Неужели не могли поворковать где-нибудь еще?» – негодовала шотландка. Однако, не теряя надежды, что молодые люди очень скоро уйдут, мисс Мак-Картри села прямо на землю. Ей и в голову не приходило, что это ужасная бестактность. Сначала Иможен не обращала внимания на то, что говорил Дермот Стюарт, она и литературу-то такую не любила, считая слишком пресной, и всегда отдавала предпочтение Вальтеру Скотту, но мало-помалу, поддаваясь очарованию тихого, музыкального голоса, начала прислушиваться.
– Как мне хорошо с вами, Флора…
– О, не надо…
– Вы запрещаете мне чувствовать себя счастливым?
– Нет, называть меня по имени… это слишком фамильярно.
– Простите, но именно так я обращаюсь к вам, когда вас нет рядом!
Мисс Притчел, по обыкновению, идиотски хихикнула.
– Вы что, разговариваете со мной, когда меня нет?
– И даже чаще, чем когда мы вместе, потому что тогда у меня хватает решимости высказать все, что так и переполняет мое сердце!
– Но… почему?
– Потому что я люблю вас!
– О, мистер Стюарт, вам бы не следовало…
– Что, любить вас?
– Нет… говорить об этом…
– Но если я не скажу, то как вы узнаете о моей любви, Флора?
– Замолчите, мне стыдно…
– Право же, тут нечего стыдиться, Флора! Я порядочный человек. Я люблю вас. И вы должны узнать об этом, поверить мне! Я до смерти люблю вас, и вы одна занимаете все мои мысли!
– Все время?
– Да, все время!
Дурацкий смех Флоры выводил Иможен из себя. Она никак не могла взять в толк, каким образом красивый молодой человек вроде Дермота Стюарта мог влюбиться в эту чудовищную гусыню.
– Но не на лекциях же, наверное?
– Наоборот! К примеру, рассказывая о Мессалине, о Лукреции Борджиа, Анне Болейн или Помпадур, я говорю о вас, а сам чувствую себя то Клавдием, то Александром Шестым, то Генрихом Восьмым или Людовиком Пятнадцатым, и только благодаря этому нахожу подходящие слова, чтобы описать прелесть этих навсегда исчезнувших фавориток, любимых сильными мира сего точно так же, как я люблю вас, Флора, с той разницей, что я испытываю к вам гораздо большее уважение!
Мисс Притчел в экстазе сложила руки.
– О, подумать только, меня любят четыре короля сразу!
– А на уроках географии я путешествую по всему земному шару, и, куда бы ни вела дорога, на горизонте всегда возникает ваше прелестное личико, Флора! Оно манит меня в блаженный край, к истокам реки Любовь!
Иможен показалось, что мисс Притчел больше не в силах сопротивляться. До нее донесся похожий на вздох шепот:
– Дермот…
– Флора! Неужто вы отвергнете любовь, бросившую к вашим ногам Историю и Землю?
– Нет…
– Флора!
– Дермот!
– Вы любите меня, дорогая?
–
