Эхо в тумане - Борис Яроцкий

— А чем?

— Аи, Павел! — засмеялся Атанас. — В этой комнате всегда найдется чем! А вот как? По-христиански или по-мусульмански?

Али уточнил:

— С вином или без?

— С вином, — предложил Атанас.

— Тогда по-христиански, — согласился Али.

Как и предполагал Павел, направляясь к другу, Атанас организует встречу с истинно болгарским радушием. Атанас, не иначе, приготовился сообщить какую-то важную новость. И это чувствовал Павел по торопливости, с которой открывал хозяин бутылку сухого вина.

— Товарищи! Друзья! Да будет удачливой военная судьба офицера Хусейна Хасана Эльми. Да поможет она освобождению его мужественного народа!

— А теперь — за поиск, — Атанас повернулся к Хусейну и Али: — Наш друг Павел Заволока ищет фронтовых друзей своего брата. У него был брат Алеша. Подводник. Брат погиб на войне… Сегодня для Павла и для всех нас есть хорошая новость. Вот в этом письме. — Атанас показал конверт, на котором детской рукой была нарисована красная гвоздика. — Я получил его из Пловдива. Наши следопыты взялись найти девушку, которая знала его брата… Ну за то, чтоб люди помнили своих героев!

Из возвышенной речи Атанаса, как показалось Павлу, ни Хусейн, ни Али не поняли, почему болгарские следопыты разыскивают девушку погибшего брата Павла Заволоки и вообще откуда им известно о существовании этой девушки, но тост за погибших героев, за незабвение был, конечно же, им по душе.

Атанас передал Павлу письмо. Оно было написано по-русски угловатым ученическим почерком. Павел тут же его прочитал и, попрощавшись, вернулся в общежитие.

Спать не хотелось. Встреча с Хусейном, которого осенью позапрошлого года вытащили они из затонувшего танка, взволновала.

Павел помнил тот день, когда он с Атанасом Кралевым и Кузьмой Ампиловым обеспечивал практическое вождение машин.

Была глубокая осень. В лесу на листьях, еще не сорванных ветрами, лежала обильная роса. Поеживаясь от холода, офицеры в резиновых комбинезонах сидели в кузове дежурного тягача и наблюдали за переправой.

Управляли машинами юноши, которые недавно еще были студентами университетов, портовыми рабочими, преподавателями и даже священниками. Все они приехали в Советский Союз научиться защищать свою революцию. Земля России стала местом их учебы, а советские командиры — их учителями.

— Красиво идет, — радостно говорил Атанас, видя, как машина ровно и уверенно входит в черную воду реки, быстро исчезает из виду. Глядя на переправу, казалось, это под речным плесом стремительно движется подводная лодка — один лишь перископ. Сзади, за перископом, сизым туманом стелился дым сгоревшего соляра.

— Красиво идет! — повторил Атанас.

Они, недавние командиры рот, умели разбираться, кто как водит машину, да еще под водой.

Павел с улыбкой посматривал на болгарского друга, слушал очередной рассказ Кузьмы Ампилова. Его любимой темой были пчелы. Отец Кузьмы, колхозный пасечник, живет в Воронежской области, недалеко от Хопра. Там Кузьма родился и вырос. Каждое лето он проводил с отцом, работая на пасеке, и отец не без гордости уже думал, что сын пойдет по его стопам. Но однажды Кузьма заявил о своем желании стать танкистом. Это было неожиданностью.

В отпуск приехал их односельчанин. Был он в форме курсанта-танкиста. Девчата с курсанта глаз не сводили. Даже толстушка Тося, с которой Кузьма дружил, и та отозвалась о курсанте: «Вот это парень!» — «А чем я хуже?» — обиделся Кузьма. «Куда тебе, сладкоежке! Сиди уж на своей пасеке…» — «Ну, Тоська!..» — только и сказал Кузьма.

И все-таки не Тосин упрек определил выбор. Он мечтал стать военным. Кузьма закончил Харьковское танковое училище, командовал взводом, затем ротой. На вступительных экзаменах в академию он впервые встретился с Павлом Заволокой. Тот помогал ему по математике. За десять лет службы Кузьма ни разу не пожалел, что стал танкистом. Благодаря своему веселому, общительному характеру он быстро сходился с людьми.

К Павлу Кузьма питал привязанность, наверное, за внимание, с каким выслушивал его рассказы об удивительной жизни пчел. Свои летние отпуска Кузьма проводил в степи, на пасеке. А в позапрошлом году, в августе, целых две недели он простоял за штурвалом комбайна…

Офицеры вдруг заметили, как танк, шедший под водой, остановился. На поверхность реки вырвалось облако пара, и тут все поняли: в танк хлынула вода. Из динамика послышался встревоженный голос руководителя переправы: что случилось? Экипаж не отзывался.

И тогда вступили в дело спасатели. Через минуту, когда горячий воздух изолирующего противогаза попал в легкие, Павел спустился под воду, за ним поспешили его товарищи. Вскоре пальцы Павла уже ощупывали холодную сталь танковой брони. Верхний люк оказался задраенным. Обычно через него экипаж покидает машину. Павел подплыл к люку механика-водителя и в мутной воде наткнулся на человека. В первое мгновение Павлу показалось, что это механик-водитель затонувшего танка возится около троса, хотя концы тросов выведены на башню. Но тут на ощупь по массивной фигуре определил: это Атанас пытается открыть люк, но что-то ему мешает. «Не собрался ли механик-водитель отсидеться в танке?» — подумал невольно.

Наконец Атанасу удалось справиться с люком, и тут в свете фонаря они увидели, что механик-водитель не покинул своего места, он только ухватился за рукоятку люка и так, в разгерметизированной машине, продолжал сидеть за рычагами.

Посветив механику-водителю в лицо, они заметили его закрытые глаза, но резиновая маска шевелилась в такт дыханию. «Жив!» Павел осторожно вытащил его и передал Атанасу.

Дежурный врач привел механика-водителя в чувство. Тот открыл глаза, увидел небо, о чем-то негромко спросил.

— Все в порядке, Хусейн, — ответил ему врач и показал рукой на офицеров. Они, все трое, в мокрых, перепачканных илом комбинезонах, стояли тут же и делали вид, что ничего особенного не произошло — под водой бывает всякое. На то оно подводное вождение…

Спать не хотелось, хотя утром надо было подниматься рано. И опять мысль вернулась к письму из Болгарии. Оно вселяло надежду: а вдруг?..

«Дорогой Павел!

Пишут Вам красные следопыты отряда имени Сергея Тюленина из города Пловдива.

Нам передали фотопортрет девушки, которую Вы просите разыскать. Портрет мы показали старому мастеру дедушке Трынову. Но он ничего не вспомнил, а только подтвердил, что портрет выполнен в городе Варна в 1943 году. Сообщите нам, пожалуйста, как и почему портрет оказался у Вас и кто эта девушка? Она из Варны или же из другого города? Как ее фамилия? Мы для Вас сделаем все, что в наших силах.

«Кто эта девушка?.. Как ее фамилия?..» Ах, если бы знать фамилию! Может, этой девушки уже давно нег в живых, как нет в живых Алексея… Письмо ничего нового не добавляло, но от него на душе было хорошо. Конечно же, Христо Степанов сделает все, что в его силах. Впрочем, новое было: оказывается, жив старый мастер Тодор Трынов!

И все-таки о девушке, с чьего портрета он недавно снимал копию, Павлу кое-что было известно. Фотокарточка, несомненно, Алексею подарена. Но когда? Не позже лета сорок четвертого года. Наверное, в то лето он погиб. А зимой, точнее — в декабре, к Заволокам в гости наведался друг и сослуживец Алексея — мичман Ягодкин…

Последняя военная осень

Накануне учительница сказала, что День Конституции необходимо отметить сбором металлолома. Поэтому занятия отменяются, школьники выйдут в горы, туда, где совсем недавно, несколько месяцев назад, проходила линия фронта.

Учительница надела длинное шерстяное платье защитного цвета. К платью на красный кружочек привинтила орден Красной Звезды. Старшеклассники говорили, что их учительница была санитаркой, на себе выносила с поля боя раненых. И за это получила орден. Позже Павел узнал, что воевала она в низовьях Днепра. Под городом Николаевой ее ранило, и теперь она прихрамывала.

Ранение было серьезное, из госпиталя ее комиссовали, больше на фронт она не попала. Учительница пытается скрывать свою хромоту, но это ей не удается. Она всегда носит хромовые сапоги, сапоги почему-то скрипят, но не так, как скрипит новая хромовая кожа. Когда в конце ноября зачастили дожди, она стала надевать старую, изношенную шинель. Говорили, что, кроме красноармейского обмундирования, других вещей у нее не было.

Не было у нее и родни. Поселилась она по соседству с Заволоками у бабки Фроси, бездетной вдовы. Бабка целыми днями пропадала на железнодорожной станции — работала осмотрщиком вагонов, а вечером, уже в потемках, возилась в своем крохотном огородике: то копала картошку, то сеяла в зиму лук. Оставив на столе проверенные тетрадки, изредка выходила в огород учительница. Бабка Фрося и учительница, замечал Павлик, весело переговаривались, но ни разу — это тоже замечал Павлик — квартирантка не помогала своей хозяйке.