Девочка из Франции - Жужа Тури
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
4
Бири Новак, вооруженная французско-венгерским и венгерско-французским словарями, явилась часа в три. В ожидании тети Вильмы она с любопытством осмотрела квартиру, всюду совала свой длинный шмыгающий нос. Красивая комната и хорошо оборудованная кухня, очевидно, произвели на гостью большое впечатление. Послюнив палец, она листала словари и засыпала Жанетту вопросами:
— Где работает тетя?
— Сколько ей лет?
— Сколько лет твоему отцу?
— Куда он поехал?
— Красивый он?
— Когда умерла твоя мама?
Наконец пришла с работы Вильма, и Бири приветствовала ее очень почтительно, несуразно болтая при этом руками. Вильма Рошта внимательно к ней приглядывалась и, когда Бири от смущения громко шмыгнула носом, решительно сказала ей:
— Надо носовым платком пользоваться, девочка, слышишь?
Она дала Жанетте денег на покупку тетрадей и книг, и обе девочки отправились. Район Восточного вокзала и улицы Ракоци был уже известен Жанетте. Время от времени она спрашивала свою спутницу:
— Что такое площадь Барро́с?
— Барро́с? Может быть, Ба́рош! — Бири Новак торопливо рылась в своем словаре. — Площадь — это «плас»; значит, Барошплас.
На следующий вопрос о том, кто такой был Барош, она только пожала плечами.
— Роттанбийе, — снова прочитала Жанетта. — Кто этот Роттанбийе?
Бири сначала не поняла, о какой улице речь, а догадавшись, разразилась ужасным хохотом.
— Роттанбийе! Ох, я чуть не лопнула от смеха! — проговорила она. — Из улицы Роттенбиллер вышло Роттанбийе! — Но, испуганная предостерегающим взглядом Жанетты, она услужливо добавила: — Не знаю, кем он был, — наверно, министр какой-нибудь…
— Живешь здесь, в Будапеште, а ничего не знаешь! — возмутилась Жанетта и пробормотала себе под нос что-то невнятное.
Смысл ее замечания Бири так и не поняла, хотя и усердно листала словарь. В одном магазинчике на улице Ракоци они купили все, что было нужно, и Жанетта сразу же попрощалась со своей спутницей. Однако Бири не уступила.
— Твоя тетя доверила тебя мне, — сказала она важно и, шмыгнув носом, последовала за быстро шагавшей Жанеттой, то и дело отставая.
Когда они пересекали оживленную площадь Бароша, Бири уцепилась за руку Жанетты и угодливо сказала, пришепетывая и отдуваясь:
— Я спрошу дома у папы, кем был этот Барош, и Роттенбиллер тоже. Ладно? В папином словаре все есть.
— А твой папа кто?
— Лайош Новак, кладовщик в управлении Венгерского железнодорожного транспорта, — ответила Бири и, ободренная любопытством Жанетты, послюнив палец, принялась отыскивать нужную страницу.
Вышли на тихую улицу Текели; Жанетта уже не очень спешила домой. Ее угнетала мысль, что отец уехал. Как мог он покинуть ее одну в этой тюрьме, среди этих высоких домов, одну-одинешеньку, тоскующую о прежней свободной и счастливой жизни… Насколько все было бы по-другому, если бы она сейчас разгуливала под руку с Мари Жантиль, а позади шли бы мальчики Вавринек! Они вскарабкались бы на вершину террикона, откуда глаз далеко-далеко охватывает знакомые прекрасные края; потом заглянули бы в склад, а по дороге домой хорошенько разыграли бы мясника Мезье… В рождественские дни с моря дует на Трепарвиль ледяной ветер, бабушка жарко топит в кухне… Нет, невозможно вынести столько горя!.. А долговязая девочка что-то бормочет рядом.
— Твоя тетя спросит, на что ушли деньги? — задала она вопрос и, когда Жанетта пожала плечами, продолжала: — А то мы могли бы в кондитерскую зайти, если хочешь…
— Мне не хочется есть, — холодно ответила Жанетта.
Она на французский лад проглотила звук «х» в слове «хочется», и Бири тихонько хихикнула. Это разозлило Жанетту. Неужели она сказала что-то смешное? Эта девчонка, очевидно, воображает, будто она станет в кондитерских растрачивать деньги тети Вильмы! И вообще, что ей нужно? Почему она не оставит ее в покое? Жужжит над ухом, точно назойливая муха, нарушает ее до боли красивое одиночество… Неужели эта Бири не понимает, насколько она в тягость ей, Жанетте? Плетется рядом, листает свой словарь! Да ведь куда легче понять венгерскую речь, чем эти искалеченные французские слова! Жанетта в тысячу раз лучше понимает Эржи Шоймоши, которая назвала ее сегодня Аннушкой и молча прогуливалась с ней рядом по коридору… и Мари Микеш тоже… Но нет, ей, Жанетте, никого не нужно, она не ищет ничьей дружбы. Они все здесь сплошь отличницы и такие хвастуньи, воображают о себе. Словно пятерка — это невесть какое чудо! Как бы они все вытаращили глаза, если б узнали, что Жанетта Роста была самой ленивой ученицей в третьем классе трепарвильской монастырской школы, но, несмотря на это, считалась довольно-таки известной личностью в родном городке, и — да-да! — только от нее зависело, что она не стала артисткой.
Очень сильно было искушение рассказать Бири Новак историю поездки в Париж и поведать еще, что бабушка называла свою внучку «истинной Мистингет». Но Жанетта ничего не сказала. Ведь все эти отличники в красных галстуках даже не поняли бы, что она была во Франции «пролетарским ребенком, чье лицо отражает голод и нищету»! Им этого никогда не узнать, никогда… И к тому же они даже понятия не имеют, кто такая Мистингет.
У дома Жанетты Бири Новак сказала:
— Я передам тебя тете с рук на руки.
— Не надо, — сказала Жанетта и, вяло пожав руку долговязой девочки, распрощалась с ней.
Тетю Вильму племянница застала в больших хлопотах: она переоборудовала маленькую комнатку для Жанетты. Железную кровать Йожефа Рошта она, сложив, поставила в чулан. Из большой комнаты перетащила кушетку, столик, два
