Горький, Москва, далее везде - Андрей Сахаров

Так окончилась эта встреча. Я не записал ее сразу, сейчас пишу по памяти. Очень возможно, что порядок эпизодов был несколько иной, и мои слова не очень точно переданы. Но ключевые формулировки Горбачева, мне кажется, я передал точно.

Никаких конкретных последствий этот разговор не имел. Их и не могло быть. Но мне кажется, что иногда разговор с такой высокой степенью откровенности необходим - конечно, при условии взаимного уважения.

На другой день, 2 июня, произошло то, о чем предупреждали меня военные. В выступлении участника афганской войны секретаря ЛКСМ г. Черкассы Червонопиского против меня было выдвинуто обвинение в клевете в связи с публикацией в канадской газете. Червонопиский - инвалид афганской войны (он лишился обеих ног). Значительная часть его выступления была посвящена материальным и моральным проблемам ветеранов афганской войны, действительно очень серьезным. Но далее он упомянул "политиканов из Грузии и Прибалтики, которые уже давно занимаются тем, что готовят свои штурмовые отряды", вспомнил "злобные издевательства лихих ребят из передачи "Взгляд" и безответственные заявления депутата Сахарова". Он зачитал обращение по поводу моего интервью воинов-десантников и присоединился к нему. Кончил он словами: "Три слова, за которые всем миром надо бороться, я сегодня назову Держава, Родина, Коммунизм". (В бюллетене написано: "Аплодисменты. Все встают". Что касается меня, то я не стал бы соединять эти три слова. "Люблю отчизну я, но странною любовью", - писал Лермонтов. Мне кажется, что соединение слов "Держава" и "Коммунизм" неприемлемо также и для убежденного коммуниста.) В момент, когда Червонопиский кончал свое выступление, я уже пробрался к трибуне, чтобы ему возразить. Уже первые мои слова вызвали, как деликатно написано в бюллетене, шум в зале. Сказал же я: "Я меньше всего желал оскорбить Советскую армию... Речь идет о том, что сама война в Афганистане была преступной, преступной авантюрой, и неизвестно, кто несет ответственность за это огромное преступление. Я выступал против введения советских войск в Афганистан и за это был сослан в Горький... И второе. Тема интервью была вовсе не та - речь шла о возвращении советских военнопленных, находящихся в Пакистане. И я сказал, что единственным способом являются прямые переговоры с афганскими партизанами... Только на обмене, только на прямом признании их воевавшей стороной... Я упомянул о тех сообщениях, которые мне были известны по передачам иностранного радио: о фактах расстрелов "с целью исключения пленения" - как написано в том письме, которое я недавно получил. Я, к сожалению, не объяснил, что речь идет о переданном мне из Секретариата запросе в Президиум, подписанном многими офицерами - делегатами Съезда, в том числе бывшим командующим советскими частями в Афганистане генералом Громовым. В запросе содержится требование осудить на Съезде мое канадское интервью, и использовано словосочетание "с целью исключения пленения". Это проговор чисто стилистический, переписанный из секретных приказов (в бюллетене ошибочно - приговор). Я не Советскую армию оскорблял, не советского солдата, я обвинял (в бюллетене - оскорблял) тех, кто дал этот преступный приказ - послать советские войска в Афганистан". (В бюллетене: Аплодисменты, шум в зале.) На самом деле - пять минут перед лицом миллионов телезрителей бушевала буря, большинство депутатов и "гостей" вскочили с мест, кричали: "Позор, долой", топали, другая, меньшая, часть аплодировала. Потом были другие выступления с осуждением, очевидно, это была запланированная кампания. Казакова Т. Д., учительница средней школы, г. Газалкент: "Товарищ академик. Вы одним своим поступком перечеркнули всю свою деятельность. Вы нанесли оскорбление всей армии, всему народу, всем павшим. И я приношу всеобщее презрение вам." (Аплодисменты.)

В конце заседания я подошел к Горбачеву. Он с досадой сказал: "Зря вы так много говорили". Я сказал: "Я настаиваю на предоставлении мне слова в порядке обсуждения вашего доклада". Горбачев посмотрел на меня с удивлением. Он только спросил: "Вы записаны?" - "Да, очень давно".

Я вышел на улицу. Люся уже ждала меня, как всегда, у Спасской башни. Она сказала: "Ты, конечно, плохо выступил, но ты молодец. Я сильно волновалась только одну минуту, пока ты шел к трибуне и я видела твою спину. А когда ты повернулся и я увидела твое лицо, я сразу успокоилась". Что касается меня, то я вообще волновался много меньше, чем в первый день. Я чувствовал свою моральную правоту, хотя меня при этом в дискомфортное состояние ставило отсутствие документальных подтверждений (их нет и сейчас). От шума, беснования зала я поэтому психологически был отключен. Но на всех тех, кто смотрел передачу по телевидению или был в зале, эта сцена произвела сильное впечатление. В один час я приобрел огромную поддержку миллионов людей, такую популярность, которую я никогда не имел в нашей стране. Президиум Съезда, редакции всех газет, радио и телевидение, ФИАН и Президиум Академии получили в последующие дни десятки тысяч телеграмм и писем в поддержку Сахарова. В нашем же доме телефон не умолкал ни на минуту почти круглые сутки, почтальон и доставщик телеграмм (с которым у нас прекрасные отношения) буквально сбились с ног и завалили нас целыми кипами.

До окончания Съезда оставалась одна неделя. Я и многие считали крайне желательным продолжение Съезда. Но этого, по-видимому, не хотел Горбачев и другие члены Президиума. Более того, Съезд даже оказался сокращен на один день в связи с объявленным после катастрофы в Башкирии днем траура. Это действительно была ужасная трагедия - два поезда были сожжены в результате воспламенения нефтепродуктов, проникших наружу из неисправного трубопровода. Сотни пассажиров, среди них много детей, погибли. В эти же дни произошли и другие трагические события, о которых мы вскоре узнали.

В Китае власти применили военную силу против участников митингов студентов и рабочих, эти митинги шли в Китае, в особенности в Пекине (Бейджине) уже несколько недель. Они начались еще до визита Горбачева в Китай под лозунгами демократизации, свободы слова, борьбы с коррупцией в партийно-государственных высших слоях. Инициаторами митингов были студенты, затем к ним примкнули рабочие, положение которых в последние годы стало ухудшаться. В митингах на центральной площади Пекина Тянь-аньмэнь (площадь Небесного Спокойствия) принимало участие свыше 1 млн. человек, называли и большие цифры. Попытки использовать против митингующих военные части сначала были безуспешными - происходило братание солдат с рабочими и студентами. Но власти сумели ввести в Пекин какие-то другие части, срочно переброшенные из провинции, и в ночь на 4 июня (это, как и 9 апреля, было воскресенье) на митингующих двинулись танки. Число жертв непосредственно на площади и в других городах неизвестно, несомненно, речь идет о многих тысячах погибших. Несколько дней в Пекине и в провинции шли бои. Затем властям удалось сломить сопротивление студентов и рабочих. Начались аресты, суды и казни. Вчера (3 августа 1989 г.) я встретился в доме Ефрема и Тани с китайцами. Среди них был Чен Тонг, возглавлявший переговоры студентов с правительством, и Лю Ян (участница голодовки на площади), а также сотрудники бостонской организации "Китайский информационный центр". Чен рассказал, что требования студентов при переговорах сводились к двум пунктам - легализация студенческой независимой организации и разрешение печататься в одной из издающихся в Пекине газет. Эти требования были отвергнуты, так как власти увидели в них попытку создания в будущем новой партии. Говоря о положении в Китае, Чен утверждал, что существуют три класса - партийная верхушка, элита, пронизанная семейственностью и коррупцией, основная масса народа - крестьяне и рабочие, и возникший после реформы зажиточный класс. Движение началось в апреле после смерти Ху Яо Бана, митинг начался 13 мая, а 20 мая было введено военное положение (сразу после отъезда Горбачева). В голодовке приняло участие 3600 человек, в основном девушки. Арестовано 120 тыс. человек, аресты продолжаются, часть направлена на перевоспитание в отдаленные районы, часть в лагерях и тюрьмах, где очень тяжелые условия. Друг Лю 9 месяцев находился в карцере, где можно было только сидеть на корточках. Чен считает, что международные санкции совершенно необходимы. Они должны проходить в два этапа. Первый этап - знак осуждения кровавой расправы 4 июня, цель прекращение арестов и казней. Второй этап - цель - способствовать демократизации в Китае. Санкции должны быть направлены против государственного сектора экономики и против центрального региона, но не против частного сектора экономики и периферийных регионов. Действенность санкций крайне снижается из-за прагматической позиции СССР, не принимающего участия в санкциях. Студентов очень интересовало положение в СССР, роль Горбачева, забастовки шахтеров, перспективы демократизации и экономической реформы. И мне, и Люсе очень понравились наши гости - серьезностью, цельностью, наконец, они были просто лично, физиономически нам симпатичны. Лю - 19 лет, Чену 21 год.