Подробности мелких чувств - Галина Щербакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
3 ноября
Могло ли ему тогда прийти в голову, что именно из-за волос его будет искать Нора? Ведь Нора ему ничего не сказала. И про разбитого Паву тоже. Хотя к теме волос возвращалась. "У тебя был такой крутой завиток!" - "И не говорите! - смеялся Гриша. - А ведь я еще, считайте, мальчик. Ха-ха. Однажды увидел себя на старой фотографии..."
Как говорила на все случаи жизни Норина гримерша: "Переспать - еще не повод познакомиться". С какой стати грузить на Гришу превратности собственной судьбы? Поэтому Нора ничего ему не рассказала ни про бомжа, ни про Вадима Петровича.
Гриша молчал тоже. Когда вышел на балкон и увидел прижатый тумбочкой рубероид, подумал, надо бы ей заделать дырку, и даже осторожно - вообще! сказал об этом, но Нора просто закричала как полоумная: "Ни в коем случае! Я уже договорилась!"
Крик ее был неадекватен необязательности его предложения. С чего бы?
Теперь он провисал в раскладушке, радуясь тому, что история кончилась, и он в ней - как выяснилось - ни сном ни духом.
...Ольга тогда сбежала. Так сказала ему вчера ее соседка по лотку. Сбежал и Абдулла. Ольга ничего соседке не сказала, а Абдулла сказал, что когда близко подходит милиция, надо уходить. И еще он сказал, что "боится белых русских глаз". Конечно, милиция должна была появиться, и у Норы в первую очередь, но она ничего про это. "А я тебя тоже не спрошу! Не спрошу!" - внутри себя весело кричал Гриша.
Хотя занимал вопрос: почему она ему звонила? Не раньше, не позже, а именно в момент этой истории? Но ответ был вполне складный.
- Знаешь, - сказала Нора. - Я ведь одна как перст. Тебя вспомнила маленького. Как тебе закапывали глаза. Какие крутые у тебя были волосы. Папу твоего... Как все у нас было хорошо, а потом плохо...
- А балкон у вас почему сломан?
Это было даже элегантно с печали о себе перевести на грубую материю перил.
- Он был хлипкий сразу. А зимой такие были сосульки. Расшатали.
"Она думает так? Она не знает? Может, она даже не слышала про то, что случилось? Артистка! Что с нее взять? А перила на самом деле были на соплях. Пава только зацепился за них кочергой - и абзац. Почему-то сорвалась и веревка, и очень красиво летело полотенце".
17 октября
Тогда ведь как было. Ольга их пригласила к себе, потому что тетка утром ушла в собес, а оттуда должна была уехать на сорок дней чьей-то кумы.
- Приходите, - сказала Ольга. - Я возьму отгул.
Пришли поврозь. Так, чтоб никто не видел и не донес тетке. Ольга варила картошку, селедка лежала под щедрой охапкой фиолетового лука. "Коровка" дыбилась на блюдечке. Пава пришел пустой. Гриша взял "Монастырскую избу", на что Ольга печально сказала:
- В какие-то веки отгул...
Как-то так сразу стало ясно, что был мужской расчет на Ольгину бутылку.
Но та как отрезала.
- Я ставить не буду. Что принесли, то и ваше.
Поэтому было скучновато: ноль семь на три делится сразу и без остатка.
- А бутылок нет, чтоб сдать? - спросил Пава. Ольга аж зашлась от хохота. Сказала, что уже давно не пещерное время, а бутылок, как грязи, на балконе только у таких идиоток, как ее тетка. Лежат с тех еще пор, когда та жила сыном, а он "гудел" прилично, а потом так удачно женился, что теперь ни капли в рот, все время за рулем, но матери ни копейки, рожай детей после этого. С нерожания и перекинулся разговор на артистку, что живет сверху. Уже немолодая, а живота ноль - потому как никакая будущая свинья - сын или дочь - не растягивали ей стенки пуза, молодец женщина, предусмотрела последствия.
- Небось богатая, раз одна, - сказал Пава.
- Естественно, - ответила Ольга, - всю жизнь живет для себя - накопится.
Потом она показала журнал, где портрет артистки, и Гриша прочел: "Нора Лаубе".
- Да я ж ее знаю! - закричал. - Идемте к ней в гости! Она была женой моего отца.
Такой возник азарт. Что уже забыв опаску - правда, к счастью, никто им не встретился, - взбежали на этаж и позвонили в дверь. Норы дома не было.
Бывает, опьяняет сама ситуация. Во всяком случае пробежка туда-сюда. Занимательность Гришиной истории - и такое пошло гулять у всех возбуждение, что естествен был итог: надо купить бутылку и еще закуску, потому как осталось две картошины и несколько вялых фиолетовых колец.
С Павы взять было нечего. Решили по-честному: Гриша идет за бутылкой, а Ольга - за колбасой. Паву в квартире заперли. "К телефону не подходи". "Дверь не открывай".
- А это что? - спросил Пава.
- Кочерга, - ответила Ольга.
- Это я вижу. Зачем, если нет печки?
- Тетка открывает дверь с нею, - засмеялась Ольга. - Специально привезла из деревни.
- Пава! - сказала Ольга уходя. - Руками ничего не лапай. Ладно? У меня тетка очень приметливая.
Они разбежались в разные стороны: Ольга в гастроном, где дешевле, а Гриша по ее указке в "кристалловский" магазинчик. "Принес "Избу", можно подумать, дети", - сказала насмешливо.
С деньгами у Гриши было туговато, но он так возбудился новостью, что Нора рядом и он к ней непременно нагрянет, что по такому случаю решил не жмотиться. Пусть будет самая лучшая водка с лучшим винтом.
Когда он возвращался, у подъезда уже толпились люди. Он увидел Паву, полотенце, чуть в стороне валялась кочерга. Люди были так увлечены упавшим лежащим, что он на глазах у всех отпнул кочергу ногой, а потом, когда уходил совсем, отпнул ее еще раз. Он видел, как возвращается Ольга, но уже знал, что встречаться с ней не будет, что он уйдет отсюда навсегда и ни одна собака его здесь больше не увидит. Гриша завернул за угол и исчез из жизни этого дома, подъезда, Ольги и этой дурной, напрягшейся вожделением смерти толпы. В какой-то момент ожидания автобуса он испытал просто лютую ненависть к Паве. А если бы тому удалось попасть в квартиру к Норе и его застукали?.. Гришу всего просто выкрутило - так ясно он представил, как его потом вяжет милиция, а затем обвал всей жизни, не сказать какой удачливой, но без всяких там яких. Жизнь у него в полном согласии с требованием нормы, пусть заниженной, приплюснутой временем, как у всех не преуспевших, но и не рухнувших окончательно, как Пава. А как у всех нормальных.
По дороге побега в Обнинск он представлял, как дурным голосом кричит у подъезда Ольга, как будет она его ждать, как навалится на нее милиция (и на него, захочет, - тоже). "Не найдете, дорогие товарищи, не найдете", - молился Гриша.
А все было совсем не так. Увидев Паву, а потом пролом в балконе артистки, Ольга почти спокойно поднялась в квартиру, выкинула к чертовой матери пустую бутылку "Избы", на все повороты закрыла балкон, сокрушаясь над тем, как шагал бедолага по бутылочному развалу. В школе Пава был хороший гимнаст, черта выделывал на снарядах. "Таких не берут в космонавты, - говорил их физкультурник, - такие идут в циркачи!" Так это ж когда было? Теперь у него четверо детей. Уже не детей. Сирот. Ольга поклялась, что никогда не скажет жене Павы, как он погиб. Она понятия о нем не имеет. Ни разу в глаза не видела. Ни разу. А сейчас она выйдет на работу.
Но следующий день принес неприятности. К тетке приходил милиционер.
Она после этого сказала Абдулле, что уходит, так как без прописки и почему-то менты начали интересоваться.
- У нас человек в подъезде убился, так они теперь шныряют.
Абдулла хорошо ей заплатил. Она так и не узнала, что после нее так же быстро уходил в никуда и Абдулла.
А всего ничего - Виктор Иванович Кравченко лег живым животом на грязные бутылки.
6 ноября
Нора проснулась от ощущения, что троллейбус дернулся и остановился. Таких ощущений в ее жизни миллион, по нескольку случаев на дню. И с чего бы просыпаться с мыслью, что у нее не сходятся концы с концами? Да потому, что она однажды уже видела из окна троллейбуса Гришу с бутылкой. Тогда она обратила внимание на выражение лица мужчины. Он стоял на остановке, ожидая троллейбус, в котором она ехала. Она подумала, что обидчивость мужчин недоизучена психологией. Умная женщина, даже не так, просто женщина в миру проблем и отношений сто раз спрячет в карман и боль, и обиду, а мужчина набрякнет носом, заскрипит зубом, да мало ли? Их очень долго можно нумеровать, такого рода признаки. Этот ждущий троллейбус был, видимо, оскорблен сразу всем. И Нора подумала: "Ну что за порода..."
Она тогда вышла в заднюю дверь, а обиженный вошел в среднюю, какое-то время она заметила донышко бутылки, которую он держал в руке. Она злилась на свою прилипчивую зрительную память, что без разбора копит все увиденные лица.
Сейчас она знала точно: тот человек с остановки лежал у нее ночью на раскладушке в кухне. Ее память признала его. Она, память, знала, что такой обиды лицо у сына от отца, вечно оскорбленного живущим без интереса к нему человечеством. Память же тогда угодливо подсунула ей и завиток на голове у мальчика, и она такое себе нагородила, увидев затылок разбившегося бомжа. Все так...
Но почему все-таки не сходятся у нее концы с концами, если так все складненько объясняет ум?