Школа в Кармартене - Анна Коростелева

— Безусловно, доктор, — солидно кивнул сурок. — Вход в мою сурчину[22] всегда открыт для них. Я думаю, весной, когда в степи все цветет, мы непременно устроим им этот визит. Ближе к марту, когда я выйду из спячки, мы с вами обсудим детали.

Сюань-цзан с живым любопытством наблюдал за деятельностью комиссии. Когда Мерлин со стоном указал ему на то, что проклятый лорд Бассет снует по всей школе и задает различные вопросы, Сюань-цзан успокаивающим тоном возразил:

— Когда учитель Кун-цзы попадал в какой-нибудь храм, он сразу же принимался задавать вопросы буквально обо всем, что видит. Один человек, заметив это, сказал: «Вы только взгляните, какое множество вопросов задал этот Кун-цзы! А еще говорят, что он разбирается в ритуале!» Кун-цзы услышал и сказал: «В этом и состоит ритуал». Снимаю шапку перед столь изысканной мудростью властей.

— Вы лучше поберегите свою шапку, а то истреплете, — ворчливо посоветовал ему Мерлин. — Лучше ей пока побыть у вас на голове. Пока они у вас чего-нибудь не спросят.

Пророчество Мерлина не замедлило исполниться. Сюань-цзан потягивал вино на террасе в предзакатное время суток, когда к нему подобралась сбоку комиссия. Лорд Бассет сразу же задал множество вопросов обо всем, что видит. Вопросы эти коснулись и черного халата Сюань-цзана, и соломенных туфель, и его совершенно обыденной прически, и содержимого его чашки в первую очередь. Все это было так далеко от того, что обычно делал учитель Кун-цзы, и от всего этого Сюань-цзана охватила вдруг такая тоска по родине!..

Прорись с барельефа, сделанная Ллевелисом, была теперь приколота над каминной полкой и с каждым днем обнаруживала все новые ранее незамеченные детали.

— Вот эти травы в руках у Миаха, — в раздумье сказал в один из вечеров Гвидион, подтащив стул к камину и усевшись на него верхом, — полная загадка.

— По-моему, — сказал Ллевелис, — он ассистирует Мак Кехту и держит наготове лекарственные травы. Что тут такого?

— Ни одна из них не используется в медицине, — сказал Гвидион.

Наступило молчание.

— Если нижний барельеф по отношению к верхнему — это то, что было позже по времени, — сказал Ллевелис, ковыряя в зубах, — то почему у Нуаду наверху одна рука, а внизу — снова две? Да нет, три! Послушай, здесь у него три руки! Вон одна рядом лежит. Запасная.

— Третья — это не рука, — авторитетно сказал Гвидион, всмотревшись в нижнюю сцену. — Это протез. Вот, он должен пристегиваться — здесь и здесь.

— Зачем ему протез, если у него снова обе руки? А кстати, Диан что, пришил ему отрубленную руку, и она прижилась? — спросил Ллевелис. — Вот это здорово! Я всегда верил в Мак Кехта. А кто и зачем тогда делал протез?

— Ты знаешь, по-моему, наличие и протеза, и обеих рук говорит только об одном: там было два врача. И их методы лечения находились друг с другом в противоречии.

— Один протезист, а другой — нейрохирург? — деловито спросил Ллевелис.

— Нейрохирург, да, — вяло и задумчиво сказал Гвидион, и на лице его изобразилось величайшее недоверие.

Был час, когда кончается послеобеденный сон. Сюань-цзан только что встал с гамака и принялся поливать ростки бамбука, когда с вершины лестницы к нему сбежал запыхавшийся Афарви:

— Учитель! Учитель, я к вам!..

— Великая Гуаньинь! Слыханное ли дело!.. — отозвался, улыбаясь, китаец.

Афарви торопливо вытащил из-за пазухи книгу.

— Учитель, я нашел это стихотворение Цянь Ци! Я сам догадался, что книгу надо листать сзади вперед и читать сверху вниз справа налево! И догадался, какие иероглифы будут в первом столбце! Я пролистал четыре тома, прежде чем нашел его! — выдохнул Афарви. — И все это совершенно сам!

— Небесный Владыка назначит тебя начальником над восемью частями своего небесного воинства в награду за твои труды, — серьезно отвечал Сюань-цзан. И Афарви понял, что учитель смеется над ним. Наставник же размышлял о том, что теперь у него есть ученик, которому можно подарить кисть из заячьей шерсти, ланлиньский шелк для письма и запас туши из Цзиньчжоу. И думая об этом, он вложил ему в руку бамбуковую палочку, которой дети учатся писать на песке.

Гвидион пришел на кухню, чтобы перехватить чего-нибудь на ужин, а также воспользоваться одним из больших кухонных очагов и подогреть химическое вещество, которое у него никак не растворялось и пока что пребывало в виде кристаллов, но раствор которого, между тем, уже завтра нужно было сдавать Змейку.

На кухне у очага грелся турбуленциум хоррибиле. Он закипал при довольно низкой температуре, поэтому он подползал поближе к очагу, закипал и, явно наслаждаясь, отползал. Он одобрительно посмотрел на Гвидиона, державшего колбу с нерастворенными кристаллами, подвинулся и дал место у очага. От нагревания кристаллы тоже не растворились, и Гвидион призадумался. Он ел многослойный бутерброд, который сунули ему сердобольные хлебопечки, и размышлял. Видимо, при каких-то условиях эти кристаллы растворялись, иначе Змейк не дал бы этого в качестве домашней лабораторной работы, но на выявление этих условий у него оставалось очень мало времени. Он плюнул в колбу, но кристаллы не растворились.

Гвидион все еще задумчиво сидел в кухне у очага с надкушенным бутербродом и колбой в руке, как вдруг за дверями раздались торопливые голоса. На кухню вошла комиссия в черном, сопровождаемая Морганом-ап-Керригом. Видимо, инспекторы все же пожелали осмотреть подсобные помещения и попробовать то, чем кормят учащихся.

Хлебопечки засуетились с половниками и поварешками у котлов и быстро-быстро составили для лорда Бассета на одной большой тарелке миниатюрный прообраз школьного завтрака, обеда и ужина одновременно: чайная ложка каши, листик салата, на нем — пирожок с наперсток, уменьшенная порция жаркого, нанизанного на лучинку вместо вертела, лосось длиной с мизинец и так далее. Там была даже копия многослойного бутерброда, доедаемого Гвидионом, уменьшенная в двенадцать раз.

Лорд, скривившись, посмотрел на тарелку.

— Так, — сказал он. — Ну что ж… э-э… Может быть, кто-нибудь это попробует? — обернулся он к своим приближенным.

Обескураженные хлебопечки поднесли свою тарелку другим членам комиссии. Те также не проявили энтузиазма.

— Но это же очень вкусно, — улыбнулся Морган-ап-Керриг, отодвигая тяжелый старинный стул и жестом приглашая лорда Бладхаунда присаживаться.

Лорд вялым взмахом руки отклонил это предложение и прошелся по кухне, оглядывая огромные очаги, котлы, пучки трав, связки лука и чеснока и висящие по стенам медные тазы для варки варенья.