Шпион, пришедший с холода. Война в Зазеркалье (сборник) - Джон ле Карре

Со времени прибытия Лимаса на территорию демократической Германии Мундт имел возможность с большим интересом следить, как Лимас подпитывает подозрения Фидлера – где намеками, где смутными показаниями, – никогда не играя в открытую, как вы понимаете, никогда не перегибая палку, но делая свое черное дело с удивительным мастерством и утонченностью. А почва к тому времени была уже основательно подготовлена другими… Как, например, история о том человеке в Ливане, чудесным образом появившемся, чтобы дать в руки Фидлера еще одно подтверждение существования в недрах Абтайлунга высокопоставленного шпиона…

Все было выполнено на высочайшем уровне. Этот план мог – и все еще способен – обратить тяжелое поражение, которое британцы потерпели с потерей Карла Римека, в их потрясающую победу.

Однако пока британская разведка при содействии Фидлера строила козни с целью его устранения, товарищ Мундт принял свои меры предосторожности.

Мундт распорядился, чтобы в Лондоне провели тщательное расследование. Он в мельчайших подробностях изучил двойную жизнь, которую Лимас вел в Бэйсуотере. Ему нужно было найти, быть может, крайне незначительную, чисто человеческую ошибку в схеме, разработанной с почти сверхчеловеческой точностью. Где-то, рассуждал он, Лимас мог чуть сбиться на своем долгом пути к одичанию и оставить след, который позволил бы усомниться в реальности его бедности, пьянства, саморазрушения и, что очень важно, полнейшего одиночества. Ему необходим был компаньон, вероятно любовница, потому что невозможно справиться с неодолимым стремлением к теплу другого человека, желанием излить душу, положив голову на чью-то грудь. И знаете, товарищ Мундт оказался абсолютно прав. Лимас – этот искушенный разведчик, опытнейший манипулятор людьми, совершил столь элементарную ошибку, проявил настолько свойственную простому человеку слабость… – Он улыбнулся. – Вы скоро услышите показания свидетеля, но не сейчас. Свидетеля доставили сюда по просьбе товарища Мундта. И это оказалось наилучшей мерой предосторожности с его стороны. Чуть позже свидетель будет вам представлен. – На его лице появилось почти игривое выражение, словно он хотел заранее подготовить публику к занятному зрелищу. – А пока, с вашего разрешения, я хотел бы задать несколько вопросов нашему почти невольному на первый взгляд свидетелю обвинения. Мистеру Алеку Лимасу.

– Скажите, – начал он, – вас можно назвать обеспеченным человеком?

– Не порите чепухи, – зло отозвался Лимас. – Вам прекрасно известно, почему я пошел на контакт с вашими людьми.

– В самом деле, – закатил глаза Карден, – все было разыграно мастерски. Значит, насколько я понимаю, денег у вас нет вообще.

– Понимайте, как хотите. Можно сказать и так.

– У вас есть друзья, которые могли бы ссудить вас деньгами или, возможно, подарить некоторую сумму? Расплатиться с вашими долгами?

– Если бы были, я бы не сидел сейчас здесь.

– То есть нет никого? Значит, вы не можете себе представить некоего доброго самаритянина, кого-то, о чьем существовании вы, возможно, забыли, который озаботился бы тем, чтобы поставить вас на ноги? Разобрался бы с вашими кредиторами и прочими проблемами?

– Нет.

– Спасибо. Следующий вопрос. Вы знакомы с Джорджем Смайли?

– Конечно. Он работал в Цирке.

– Но ведь он уже покинул ряды британских разведчиков?

– Да, он принял решение уйти после дела Феннана.

– Ага! Как раз после того дела, участие в котором принимал Мундт. Вы встречались со Смайли после этого дела?

– Один или два раза.

– Вы виделись с ним после того, как он покинул Цирк?

Лимас некоторое время колебался с ответом.

– Нет, – сказал он наконец.

– Он не навещал вас в тюрьме?

– Нет. Меня никто не навещал.

– А до того как вы угодили за решетку?

– Нет.

– После того как вас выпустили из тюрьмы, а если точнее, в тот самый день, когда вы вышли на свободу, с вами вступил в контакт человек по фамилии Эйш, не так ли?

– Да.

– Вы с ним пообедали в Сохо. Куда вы отправились после того, как расстались с ним?

– Не помню. Вероятно, в какой-нибудь паб. Сейчас уже затрудняюсь точно сказать.

– Позвольте мне освежить вашу память. Вы пешком дошли до Флит-стрит и там сели в автобус. Оттуда странными зигзагами, пользуясь автобусом, подземкой и частным автомобилем, вы, проявив невероятный для человека с вашим опытом дилетантизм, добрались до Челси. Теперь вспоминаете? Я могу показать вам детальный рапорт, если желаете. Он у меня при себе.

– Быть может, вы правы. И что с того?

– Джордж Смайли живет на Байуотер-стрит рядом с Кингз-роуд, вот к чему я клоню. Ваша машина свернула как раз на Байуотер-стрит, и, как доложил наш агент, вас высадили у дома номер девять. Именно по этому адресу проживает Джордж Смайли.

– Полная ерунда, – заявил Лимас. – Я мог поехать только в «Восемь колоколов» – мой любимый паб.

– На частной машине?

– Это тоже какая-то путаница. Я, должно быть, взял такси. Когда у меня заводятся деньги, я их быстро спускаю.

– Но к чему была вся беготня, которая предшествовала этому?

– Скорее всего ваши люди просто напортачили. Сели на хвост не тому человеку. Типичная ошибка.

– Возвращаясь к моему более раннему вопросу. Вы можете представить, чтобы Смайли проявил интерес к вашей судьбе после того, как вы сами покинули Цирк?

– Нет. С какой стати?

– Чтобы он позаботился о вашем благополучии, пока вы сидели в тюрьме, помог деньгами кому-то из близких вам людей, пожелал встретиться с вами после контакта с Эйшем?

– Нет. Я понятия не имею, чем вы забили себе голову, Карден, но ответом на все ваши вопросы будет «нет». Если бы вы хоть раз встретились со Смайли, то не стали бы даже спрашивать. Более разных людей, чем мы с ним, и вообразить невозможно.

Кардену, казалось, все это доставляло искреннее удовольствие. Он улыбался, кивал как бы самому себе, поправляя на носу очки и внимательно сверяясь со своими бумагами.

– Ах да, вот еще что, – добавил он, словно спохватившись. – Когда вы попросили у того бакалейщика кредит, сколько денег у вас было?

– Ни черта у меня не было, – небрежно ответил Лимас. – Я сидел без гроша уже неделю. Или даже дольше.

– Как же вы жили?

– Перебивался с хлеба на воду. К тому же я заболел. Подхватил простуду с высокой температурой. Я, собственно, неделю вообще есть не мог. Вероятно, из-за этого у меня и случился нервный срыв. Капля переполнила чашу.

– Но вам задолжали зарплату в библиотеке, верно?

– Откуда вы знаете? – резко вскинулся Лимас. – Вы побывали и в…

– Почему же вы не забрали свои деньги? Тогда бы вам не пришлось просить ни о каком кредите, ведь так, Лимас?

Он пожал плечами.

– Я как-то совершенно забыл об этом. Или потому, что утром по субботам библиотека не работает.

– Понимаю. Вы уверены, что в ту субботу она была закрыта?

– Не уверен, но мне так казалось.

– Ясно. Хорошо. Спасибо, это все, о чем я хотел вас спросить.

Лимас садился на место, когда дверь открылась и вошла женщина. Она была высокой и очень некрасивой в сером мундире с какими-то нашивками на рукаве. Позади нее стояла Лиз.

22

Президент

Лиз вошла в зал суда медленно, озираясь по сторонам, с широко открытыми глазами, похожая на только что проснувшегося ребенка, который сразу попал в ярко освещенную комнату. Заметив его, сидящего между двух стражников, остановилась.

– Алек…

Ближайший к ней охранник взял ее под руку и повел вперед к той точке в комнате, где только что стоял Лимас. В помещении воцарилась необычайная тишина.

– Как вас зовут, дитя мое? – неожиданно спросила президент трибунала. Длинные руки Лиз с выпрямленными пальцами бессильно свисали по сторонам ее тела.

– Как вас зовут? – повторила она вопрос уже намного громче.

– Элизабет Голд.

– Вы – член коммунистической партии Великобритании?

– Да.

– И вы находились по приглашению в Лейпциге?

– Да.

– Когда вы вступили в партию?

– В тысяча девятьсот пятьдесят пятом году. Нет, в пятьдесят четвертом, по-моему…

Она замолчала, услышав позади какую-то возню и скрежет отодвигаемой мебели. А потом голос Лимаса – хриплый, визгливый, жалкий – наполнил комнату.

– Вы, сволочи! Оставьте ее в покое!

Лиз в ужасе повернулась и увидела его стоящим на ногах с окровавленным лицом и в растрепанной одежде. На ее глазах охранник еще раз ударил его кулаком в лицо, отчего он чуть не упал, потом на него навалились уже двое, вывернув руки высоко за спину. Его голова упала на грудь, затем от боли он дернул ею в сторону.