Звездная Империя - Владислав Олегович Савин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нас было четверо – я, как старший и единственный врач. Сара, медсестра – после оказалось, что она не медик совсем, но «очень-очень нужны деньги», а платили за нашу миссию по «фронтовой» расценке со всеми положенными надбавками – ладно, хоть повязку наложить сможешь? Яков, водитель санитарной машины – наш «газон» с кузовом-автобусом, оборудованным как медкабинет[23]. И уже в немецкой комендатуре настояли на включение в состав нашей команды «товарища Кюна». Типичный «колбасник», как их представляют и рисуют – в возрасте уже, брюшко, усики щетиной, только монокля не хватает.
– Во-первых, он соберет для нас статистику по санитарной обстановке на данной территории. Во-вторых, он знает арабский и русский – будет полезен как переводчик. В-третьих, он тоже медик – так что помощь может оказать.
А в-четвертых, для негласного надзора? Хотя какой шпионаж может быть между своими? Ладно, как тебя по имени, Вильгельм – ну, будешь Вилли. И где ж тебя жизнь помотала – немец, владеющий русским, это дело нередкое, но чтоб еще и арабским? Хотя, вспоминая историю, германский капитал сюда еще при кайзере лез. А ты, судя по возрасту, уже следующее поколение – папа у тебя мог быть инженером или коммерсантом, а мать, очень даже возможно, местной. Или даже еврейкой – тогда понятно, отчего ты в Германию не вернулся после. Что ухмыляешься – «герр доктор, вы прямо как Шерлок Холмс». Вот тебе наша регистратура, твой фронт работ – раз уж ты в нашей команде! А медицинская твоя квалификация какая? Что говоришь, «младший персонал, могу медбратом» – будешь, если понадобится, носилки таскать!
Деревни тут были, похожие на нашу Херсонщину, – дома, окруженные богатыми садами. Только хлеб тут не сеяли – или же очень мало. Глава сельской общины назывался «амир», еще был мулла (настоятель мечети), также влиятельной фигурой был лавочник (иногда он же и аптекарь – продавал какие-то пилюли и таблетки, нередко со стершимися этикетками и давно истекшими сроками хранения); упомянутые выше знахари, если были, то предпочитали держаться в тени. В большой деревне мог быть немецкий военный пост – унтер-офицер с десятком солдат. Выглядело все идиллией – мир и покой. Однако нас предупреждали, что ездить здесь по ночам в одиночку категорически не рекомендуется.
Мы приезжали в деревню, находили амира, объясняли ему, кто мы и зачем приехали, обычно он долго расспрашивал, наконец отдавал распоряжение, кто-то бежал по домам – и проходило немало времени, прежде чем начинал собираться народ. Картина была удручающей – грязь, антисанитария, в тридцать лет люди выглядели пожилыми, в сорок – стариками. Мы делали все, что могли, чтобы как-то помочь – осмотр, диагностика, выдача необходимых лекарств. Пациентами были исключительно мужчины – на наши вопросы о здоровье своих жен неизменно отвечавшие, «все хорошо, хвала Аллаху». Вилли исправно вел записи в журнале, на русском и немецком. Кроме того, он додумался до «маркировки» пациентов – смазывая их зеленкой по разным местам.
– Так сразу видно, кто чем болен, кто полностью здоров. Истинный орднунг!
Орднунг так орднунг – мне по барабану, если делу не мешает. Арабы тем более не возражали – для них все наши манипуляции были сродни колдовству. На каждую деревню у нас обычно уходил день, иногда даже два. Ночевать мы возвращались в Хан-Юнис, где была комендатура, – там нам троим выделили номер в местной гостинице, ну а Вилли уходил «в свою берлогу», как выразился сам.
Это случилось на шестой день – нас пытались остановить. Пятеро арабов возле повозки, запряженной ослом, и еще двое что-то кричали нам, размахивая руками. Я приказал Якову остановиться – думая, что людям нужна помощь. И тут Вилли крикнул:
– Форвертс! Это фидаины!
«Газон» рванулся вперед, задев и опрокинув повозку. Пятеро, что были возле нее, успели отскочить, а один из тех двоих, что кричали, сумел запрыгнуть на подножку. Я увидел совсем близко, через стекло дверцы, его лицо, пересеченное шрамом, и револьвер в его руке – не пистолет, а именно револьвер незнакомой мне марки. Мой ТТ был в кобуре на поясе – и я не придумал ничего лучшего, как с силой распахнуть дверцу, араб не удержался и с криком полетел на обочину. Сзади ударило несколько выстрелов из винтовок – но облако пыли, поднятое нашей машиной, мешало арабам целиться.
– Оружие было в повозке, – ответил Вилли на мой вопрос, – я заметил торчащий приклад. Арабам здесь быть вооруженными – ферботен! Пойманный считается фидаином, со всеми последствиями. Недоумки, не сообразили повернуть телегу к нам передом. Или по своему вечному разгильдяйству решили, что так сойдет.
Нам пришлось ехать кружным путем – в деревню, где был немецкий пост (и телефон в комендатуру). Камрады заверили, что примут меры, но я подумал, что вряд ли арабские партизаны будут настолько глупы, чтобы ждать на том же месте. Здесь нет лесов – но достаточно спрятать оружие, и тебя не отличить от мирного крестьянина.
На следующий день мы поехали снова – надо было делать свое дело. Все было, как прежде – очередь из страждущих, осмотр, диагноз, назначение лекарств, Вилли со своей зеленкой. Люди шли как на конвейере – вот очередной пациент, жалоба на боль в плече – диагноз – ушиб, возможно, вывих. И тут я поднял взгляд и узнал ту самую рожу со шрамом.
Он выхватил откуда-то из-под одежды здоровенный нож. Сара, сидевшая сбоку, дико завизжала – так, что заложило уши. Это отвлекло фидаина на полсекунды, я успел схватить склянку с нашатырем