Сладкое безумие (Глубокая, как река) - Ширл Хенке

– Ветки сухого дерева сгорают за полчаса, а зеленые держатся на огне гораздо дольше, – пояснил он. – Почему вы не достали мясо с углей ножом, когда оно упало в костер?

– Я на минуту отошла от костра, чтобы помыться и переодеться в сухое. Вы же сами говорили, что от меня воняет, – огрызнулась Оливия.

– Детей в подобных случаях оставляют без ужина, а вы ведете себя, как неразумный ребенок, – с укором сказал Сэмюэль.

– Правильно. Меня нужно морить голодом. Все остальное вы уже испробовали, – жалобно закричала девушка, и тут в ее животе громко забурчало.

– Нет, далеко не все, – возразил он, отшвырнув сгоревшее мясо. – Если вы поторопитесь, возможно, удастся раздобыть немного жаркого у Быстрой Ноги, пока она еще не выкинула остатки. Принесите еду в палатку. – Сэмюэль повернулся и двинулся прочь.

– Я вам не рабыня, Сэмюэль, – крикнула ему вслед Оливия. – Можете сами себе принести жаркое.

Полковник развернулся и холодно сказал:

– В таком случае я буду спать один в моей палатке. Вы все поняли, надеюсь?

Девушка сцепила зубы и отправилась за едой.

Они поужинали у небольшого костерка, который Сэмюэль разложил недалеко от палатки. Время от времени Шелби ловил на себе испытующий взгляд девушки, когда та думала, будто он смотрит в другую сторону. «Наверное, беспокоится, – подумал полковник, – боится оказаться наедине со мной в маленькой палатке». Его это тоже несколько тревожило, но по иным причинам. Хотя временами девушка приводила его в такую ярость, что он готов был задушить ее собственными руками, она продолжала волновать его, как и прежде. Ночью достаточно будет руку протянуть, и… Нет, не годится. Он принял решение, и нужно его держаться.

«Прекрати!» – приказал себе Сэмюэль, бросил ложку в наполовину пустую жестяную миску и отодвинул ее в сторону.

– Ничего не могу понять, – пожаловался полковник. – Этой проклятой индианке удается приготовить прекрасную оленину таким образом, что на вкус – будто вонючая ворона!

– Я тоже этого не понимаю. У моего опекуна всегда были отличные повара! – Оливия не могла удержаться, чтобы не уязвить его, и стрела достигла цели, потому что Сэмюэль посмотрел на нее с нескрываемым возмущением.

– На Миссури люди учатся готовить себе сами… или остаются голодными.

– Или, если речь идет о мужчинах, они могут купить себе женщину, чтобы она готовила за них. – Оливия прикусила язык. Научится ли она когда-нибудь думать, а потом говорить? Девушка покраснела до корней волос, возблагодарив темноту, скрывшую ее смущение, и потихоньку отодвинула миску с едой, к которой почти не притронулась.

– За хорошую женщину в этих местах отдают несколько лошадей, а вы мне достались всего за одну кобылу. – Сэмюэль секунду помедлил и добавил: – Теперь понимаю, что мне следовало оставить кобылу. – Он повернулся и пошел к палатке.

Когда Сэмюэль наклонился, чтобы поднять полог, над его головой пролетела запущенная Оливией миска с жарким, залив одежду жирным соусом и осыпав кусками мяса и овощей. Полковник выпрямился, разразившись громкими проклятиями, и стряхнул с себя пахучее месиво, потом поднял руки, рывком стянул кожаную рубашку и бросил девушке, холодно приказав:

– Это должно быть постирано и готово к завтрашнему вечеру! – И скрылся в палатке.

Оливия бессильно опустилась на землю. У нее пересохло во рту, когда в слабом огне костра она увидела его обнаженный бронзовый торс. Из памяти не изгладилось воспоминание, какой могучей и твердой она ощущала его грудь, когда Сэмюэль сжимал ее в своих объятиях и страстно целовал. Она и сейчас будто чувствовала его мускулистые руки, обхватившие ее в воде и притиснувшие к его телу. На глаза навернулись горячие слезы, и в горле застрял комок, мешавший дышать.

«Я хочу по-прежнему быть желанной… а он меня отвергает… я не нужна ему даже как наложница», – всхлипнула Оливия. Нет, у них ничего не получается, вечные ссоры, и, что бы она ни говорила, что бы ни делала, Сэмюэль только еще больше раздражается. Ну почему все так неудачно складывается? Что происходит? Прежде Оливия никогда не страдала ни из-за одного мужчины, небрежно отвергала самых горячих поклонников, даже самых достойных, которые ухаживали за ней в Вашингтоне. А теперь… Что теперь? Возможно, ее нынешнее состояние объясняется тем, что она оказалась в полном одиночестве в забытом богом месте среди банды грубых, грязных и опасных людей, брошенная на произвол судьбы своим опекуном, негодяем и предателем? Может быть, ее чувство к Сэмюэлю столь сильно, потому что он единственный, кто был готов оказать ей помощь? «Но я ему не нужна», – стучало в голове.

– Тогда и он мне не нужен, – прошептала Оливия, прекрасно осознавая, что лжет самой себе.

Сэмюэль ворочался в палатке с боку на бок, но не мог заснуть, несмотря на страшную усталость. Прошло довольно много времени, а Оливии все не было, в голову лезли непрошеные мысли, и на сердце было тревожно. Шелби уж было хотел встать и отправиться на поиски Оливии, но в этот момент она откинула полог палатки и вползла внутрь. Как только девушка наконец улеглась, полковник повернулся к ней спиной и моментально заснул.

Оливия лежала на спине, плотно прижав руки к бокам, незряче уставившись в чернильную темень. Палатка казалась крохотной, а спавший рядом мужчина громадным и будто заполнял все пространство. От него исходила враждебность, и девушке было трудно просто лежать рядом, но она боялась повернуться спиной, опасаясь случайно прикоснуться к нему в темноте или, хуже того, громко расплакаться. «Нет, так дальше не может продолжаться», – проносилось в голове.

Судно достигнет торгового склада Мануэля Лисы в верховьях Миссури только через два месяца. Значит, еще два месяца придется терпеть приступы дурного настроения Сэмюэля, выполнять его приказы и молча сносить холодное презрение, если не удастся ему угодить. В Сент-Луисе Оливия наивно полагала, будто самое страшное, что с ней может случиться, – это стать наложницей полковника. Оказывается, гораздо хуже, когда Сэмюэля настолько раздражает ее присутствие, что он не хочет до нее дотронуться.

Память подсказывала все резкие и жестокие слова, которые довелось услышать от Сэмюэля за дни путешествия, и слезы лились рекой, сбегали по щекам и капали на грубое шерстяное одеяло под головой. Несколько раз Оливия чуть было не совершила немыслимое. Ее подмывало обхватить его широкие плечи, прижаться к нему и молить о прощении, просить, чтобы больше на нее не сердился. Когда возникало такое желание, с каждым разом ей все труднее было сдержать себя, пока наконец не стала очевидна простая истина.

Она полюбила Сэмюэля Шелби, а он считал ее ветреной и безнравственной, обычной шлюхой, готовой продаться тому, кто больше заплатит; и цена ей по милости ее опекуна – скаковая лошадь. Но как мог Сэмюэль поверить лживым словам Вескотта после того, как сжимал Оливию в своих объятиях в хижине близ Вашингтона и страстно целовал в саду у особняка Шуто? После того, что было между ними, он должен был верить только ей.