Там, где нас нет - Татьяна Устинова

Вот и дошли!..

Первым дыру в полу обнаружил пришедший в понедельник на работу охранник. Он снял магазин с сигнализации, зашел внутрь, и вывороченные доски и поднятый паркет посреди зала его удивили. Некоторое время он заглядывал в дыру, как в подпол, обходил со всех сторон, свешивал голову и думал, что это все может значить. Или уже капитальный ремонт начался, директриса все про него талдычит? Или трубы прорвало, и в воскресенье, может, специальную команду вызывали, вот она полы-то и вскрыла? Потом он дошел до секции оргтехники, где все было перевернуто вверх дном, еще немного подивился, а затем спохватился и вызвал начальство и милицию.

Первым приехало начальство, а милиция уже после.

Развороченная дыра в полу посреди торгового зала не давала Марине покоя. Она даже смотреть на нее не могла, словно на рану.

– Там без вариантов, – равнодушно сказал подошедший молодой мужик в милицейской форме. Марина не могла вспомнить, как его зовут, хотя он представлялся. – Через подвал зашли и полы подняли, видите, между перекрытиями. И все повынесли!.. Собачка, конечно, сейчас приедет, только, наверное…

– Что – наверное?! – Это Марина спросила, и Матвей взял ее за руку. Она высвободила руку. – Надо же искать!.. Во-первых, убытки какие, во-вторых, значит, таким образом кто хочешь может зайти и вообще все унести!

– Вот именно, – согласился равнодушный милицейский, – и зайти, и унести! Да вы не переживайте, может, собачка куда и приведет, только скорее всего она в переулок приведет, где машина стояла! Вряд ли они ночью столько барахла… то есть, извиняюсь, столько товара на себе перли!..

Рита из раскуроченного отдела оргтехники опять ударилась в слезы и отошла, чтобы директриса на нее не прикрикнула.

– А откуда они знали, что именно здесь перекрытий нет?! Там же монолитные плиты лежат! И как можно понять, где между ними есть промежуток?!

– Представляете они подкоп сделали, – объяснил милицейский, и Марина вытаращила глаза. О подкопах она в основном читала у Конан Дойла, а чтобы так проникали в современные магазины, никогда не слыхала.

– Из подвала соседнего здания прорыли проход в ваш подвал, – добавил милицейский хвастливо, как будто сам прорыл. – Должно быть, не один день работали! Соседний дом у вас на ремонте или как?

– Его продали недавно, – вступил Матвей хмуро, – и мы даже толком не знаем кому.

– Ну вот, ну вот, – как будто похвалил милицейский, – так я и думал. Так что собачку подождем, конечно, но сразу говорю, что надежды мало.

«Собачка» – огромная, черная как смоль, злобно скалящая желтые клыки мускулистая овчарка, вскоре прибыла, покрутилась в отделе оргтехники, потом поскреблась когтями в пол возле вывороченных досок, припала на передние лапы, вытянула волчью морду с трепещущими ноздрями и прижала острые уши.

Потом вскочила, покрутилась и сиганула вниз, в «подземный ход». Про который Марина думала, что такие бывают только в литературных произведениях недалеких писателей.

Худощавый парень, державший «розыскного специалиста» на поводке, крякнув, тоже полез под пол.

– А… как зовут? – осторожно поинтересовалась Марина у кого-то из милиционеров, задумчиво рассматривающих место преступления.

– Юра, он наш лучший кинолог.

– Нет, собаку как зовут? Тузбубен?

Вот, откуда-то взялся у нее в голове этот самый Тузбубен!

– Да нет, не туз, с чего вы взяли?! Это Дик, наш лучший поисковик! Может, и приведет куда-нибудь, поглядим…

Дик на самом деле привел в переулок, где, по всей видимости, стояла машина, а дальше не знал куда идти, и его вернули в магазин.

Собственно, несколько следующих дней он ночевал в магазине вместе с Юрой – пока ремонтировали полы, пока ставили новую сигнализацию! Просто так, без всякой охраны на ночь оставаться было опасно, и Юра с Диком несли караульную службу.

Все эти дни сотрудники магазина изнемогали от желания как-нибудь расположить к себе «собачку».

Еще бы, это же так интересно – самая настоящая служебная собака, как в фильме «Ко мне, Мухтар!»

Все «девушки», за исключением самых равнодушных или уж насмерть перепуганных, то и дело лезли к Дику то с конфетами, то с блинами, то с кусочком колбасы, который отщипывали от собственных скудных бутербродов.

Кинолог Юра поначалу терпеливо всем объяснял, что «он не возьмет, не приучен», а потом перестал, утомился, наверное.

Собака Дик оказалась гранитной скалой с железной волей. Он ничего не брал у посторонних, на заигрывания отвечал ледяным презрением, давал себя погладить, только если Юра ему приказывал, и, пока гладили, терпел изо всех сил, хотя брезгливость – до содрогания – была отчетливо написана на его черной, с желтыми подпалинами, морде.

А потом дыру заделали, сигнализацию провели, и Юра Дика увел.

Расставаясь, весь магазин желал им отличной службы, внеочередных званий, усиленного пайка и вообще счастья в личной жизни. Предпринимались последние попытки угостить неприступного красавца зефиром и печеньем «Юбилейное», но и эти попытки были отвергнуты.

В общем, без Юры и Дика стало скучно.

Марина торопилась с ремонтом, и мечты ее казались «маниловщиной» и дикостью не только сотрудникам, но и коллегам-книжникам. Она все толковала про какую-то свободную выкладку, про книжные супермаркеты Франции и Германии, про какие-то открытые стойки – как в библиотеке, подходи, смотри и хочешь, ставь на место, а хочешь, плати в кассу, – про передвижные книжные шкафы на колесиках, каких никто не видел, про металлические рамки в дверях, которые будут звенеть, если за книги не заплачено.

– Да где ты деньги возьмешь на всякие эти нововведения?! Да еще оборудование такое где достанешь?! Может, конечно, во Франции так и можно торговать, а у нас точно не получится, это я тебе говорю, а я на книгах всю жизнь просидел, – кричал Борис Львович, тоже директор. Магазин у него был огромный, а толку, с точки зрения Марины Николаевны, – нуль! Полмагазина он сразу сдал каким-то фирмачам, продававшим сомнительные джинсы и дамские лифчики и подштанники, а во второй половине, как в сельпо, у него причудливо сочетались книги, «изделия из пластмассы», то есть тазы, а также цветочные и детские горшки, канцелярия, мягкие игрушки, художественные альбомы и колготки.

– У тебя воровства будет не то что на миллионы, а на миллиарды каждый день! Какие-то рамки она придумала ставить, которые звенеть будут! Как же, станут они звенеть! И чего, чтоб они звенели, каждую штучку надо кодировать?! В компьютер заносить?! Да у нас вся бухгалтерия до сих пор на счетах считает, а когда я им про компьютер начинаю втолковывать – смеются! Видали, говорят, мы ваш компьютер, Борис Львович, в гробу! Мы лучше по старинке, на калькуляторах, так вернее будет! В нем, в компьютере этом, все данные пропадают, два экземпляра под копирку не сделаешь, в бланк ничего не впечатаешь, пока разберешься, какой стороной в устройство бумагу пихать, десять раз вспотеешь!.. Это ж тупая машина, Марина Николаевна! Кто только их придумал! Разве книги можно просто так по прилавкам раскладывать?! Да у тебя их все унесут, а те, что не унесут, все залапают, до дыр затрут! Торгуешь потихонечку, и торгуй себе, и так молодец, что не прогорела еще!

Но Марина решительно не собиралась прогорать и хвалить себя за то, что до сих пор не прогорела, считала бессмыслицей.

Кроме того, ее во всем поддерживал Матвей.

Он умел поддержать.

– Может быть, я ничего не понимаю в книжной торговле, – говорил он, – но зато я разбираюсь в организации работы. Любой. И знаю, как сделать так, чтобы люди были заинтересованы в том, что они делают. Если ты объяснишь людям, для чего затеваешь такую громадную переделку, и что ты хочешь от нее получить, и как все это будет на самом деле, у тебя все получится! И кредиты мы найдем, и народ за тебя встанет горой!

Но болезненное состояние, в котором жила страна в последние годы, перепутало все планы.

Наступило очередное обострение, и казалось, что этот кризис уж точно последний, страна его не переживет.

Сколько можно кризисов, каждый из которых кажется смертельным, последним исходом?..

В октябре, дождливым серым днем, когда темно уже с утра, и мутные желтые огни отражаются в мокром асфальте, и хочется пить чай, задумчиво греть руки о чашку и ни о чем не думать, танки пошли на Белый дом.

Марина прибежала на работу и кинулась сушить волосы, потому что позабыла зонтик и сильно вымокла, а к мэрии тем временем валом валил народ, и у всех были мрачные, напряженные лица, горящие глаза и какие-то транспаранты в руках.

– Это свои? – тихонько спросила у нее Катя, пока она сушилась в закутке на втором этаже. Фен бодро гудел, и Марина прядь за прядью подставляла под теплую струю. Волос было много, и она сердилась, что они никак не высохнут.

В залитое дождем серое окошко, бывшее у них как будто под ногами, было видно мэрию, толпу, транспаранты и даже, похоже, какие-то металлические заграждения, перетянутые колючей проволокой. Баррикады, что ли, будут возводить?..