Повседневная жизнь Москвы на рубеже XIX—XX веков - Георгий Андреевский

МЕСТО РОЖДЕНИЯ — МОСКВА

Воспитательный дом. — Суета московской жизни. — Московское жильё. — Нищие

Но прежде чем умереть и воспользоваться услугами ритуальных служб человек должен был родиться и родиться по возможности от венчанных родителей, имеющих какой-то достаток, чтобы не пожалеть потом о своём появлении на свет.

В XIX веке в Москве родильных домов не существовало, были приюты для рожениц. Часть их, для тех, кто не хотел разглашать тайну родов, — секретная. В приютах имелись общие и отдельные комнаты, а кроме того, роженицам предоставлялся полный пансион, стоимостью от 30 до 60 рублей в месяц. Существовали приюты, бравшие новорождённых детей на воспитание. Всего в начале XX века в Москве насчитывалось 33 родильных приюта. Кроме того, в городе практиковали 400 акушерок и повивальных бабок Повивальная бабка в понятиях того времени это не только деревенская малограмотная старуха, промышлявшая родовспоможением, но и вполне официальная должность. Существовала она в каждом районе Москвы. Над районными бабками стояла бабка городская, так что роды в Москве было кому принимать.

Число женщин, рожавших в специальных городских приютах, из года в год росло. Если в 1901 году их было 34 тысячи, то в 1909-м — почти 58 тысяч.

В 1905 году врачебный совет города пришёл к выводу, что единственным целесообразным типом родовспомогательного учреждения в Москве должен быть не приют, а родильный дом. Повивальные бабки и повитухи постепенно уходили в прошлое, то прошлое, о котором писал ещё М. Е. Салтыков-Щедрин в «Пошехонской старине», касаясь появления на свет своей сестры. «Повитуха Ульяна Ивановна… — читаем мы в этой замечательной книге, — не допустила к роженице акушера с „щипцами, ножами и долотами“… и с помощью мыльца в девятый раз вызволила свою пациентку и поставила на ноги».

За всю свою историю человечество накопило кое-какой опыт в области родовспоможения. Тем не менее довольно странными кажутся некоторые советы, данные «специалистами» в этой области роженицам в начале XVIII века. Предлагался, например, такой способ помощи «от тяжёлых родин»: «Возьми сухого лаврового листа сколько можно свежего и изотри оной в порошок. Возьми сего порошку две ложки и разведи с потребным количеством прованского масла, то есть сделай жидкое тесто. Положи его в тряпку и приложи оное к чреву. В ту самую минуту в каком бы худом положении ребёнок ни был, тотчас повернётся столь вожделенным образом и столь поспешно, что сие покажется удивительно… За неимением прованского масла можно употребить Унгарскую водку». Вряд ли кто из культурных людей в конце XIX века пользовался такими советами.

Появление ребёнка, как побочного продукта любви, не освещённой узами Гименея, всегда порождало проблемы. С этими проблемами сталкивались и простолюдины, и вельможи. В Италии ещё в Средние века существовали приюты для подкинутых детей. Во Франции одному из принцев Конде любовница прислала новорождённого ребёнка в плетёной корзине, как щенка. Это был, конечно, вызывающий жест, тем более что в стране в то время уже существовали приюты для новорождённых. В одном из них была колыбель, к которой имелся доступ с улицы. Любая мать могла прийти сюда, положить новорождённого ребёнка в колыбель, позвонить в колокольчик и уйти. Однако, когда число подкидышей чуть ли не сравнялось с числом жителей города, колыбельку убрали, а в воспитательный дом стали принимать детей вполне официально. Женщина должна была сообщить, кто она и от кого у неё ребёнок Кроме того, она должна была быть парижанкой и не иметь средств к существованию.

На Руси в старину когда женщин держали взаперти, незаконнорожденных, или как тогда говорили «зазорных» детей, было мало. Подброшенного ребёнка приносили к церковной паперти, и какой-нибудь прихожанин брал его себе. С годами девушки становились свободнее, а вдовы перестали блюсти «вдовьи кресла», как писалось в средневековых актах. В XVII веке заботу о брошенных детях взяло на себя государство. Со времён Петра I стали и у нас существовать «сиропитательные гошпиталя». 1 сентября 1763 года Екатерина II подписала указ о строительстве в Москве Воспитательного дома. При этом по всем городам империи был объявлен сбор пожертвований. Сама Екатерина внесла 100 тысяч рублей, 50 тысяч внёс наследник престола Павел. Потом, когда дом начал функционировать, в его пользу стали обращать все доходы ссудных касс, в которых помещики закладывали свои земли. Местом строительства дома стал так называемый «Гранатный двор» на берегу Москвы-реки. Пока дом строился, приспособили для приёма детей дом графа Чернышёва на Солянке. Первого помещённого в него младенца назвали Екатериной, а второго — Павлом. Ну а потом начались проблемы, и главной проблемой было вскармливание младенцев. Для такого количества детей требовалось много кормилиц, а их не хватало. Заменителей материнского молока тогда не существовало. Вот и стало в первые годы существования Воспитательного дома умирать от голода 80 процентов детей. Не дом младенца, а какой-то лагерь смерти. Когда на четвёртый год существования дома из 1089 поступивших детей в живых остались только 16, решили отдавать детей на вскармливание в деревню на девять месяцев, а потом передавать детей нянькам. Но оказалось, что и нянек не хватает. Тогда срок пребывания детей в деревне увеличили до двух-трёх лет. Смертность сократилась до 23 процентов. В конце XIX века в Москве ежемесячно подкидывалось по 60–70 новорождённых (в 1916 году их подкидывался ежедневно не один десяток). И всё-таки, несмотря на высокую смертность, это было лучше, чем аборты: хоть кто-то из детей выживал. В 1891 году были введены новые, более строгие, правила приёма детей в Воспитательный дом. С женщин, отдающих в него детей, стали брать по 25 рублей. Если мать платить не хотела или не могла, ей предлагали поступить в дом кормилицей. По её желанию дом сохранял тайну рождения ребёнка. Кормили детей матери в течение трёх — шести недель. За это они получали жалованье и жили на всём готовом. Кормилиц поставляли акушерки и повивальные бабки. За рекомендацию они брали с них по 10–15 рублей. Для бедных людей это были деньги. Чтобы не платить их бабкам, женщины стали детей в Воспитательный дом подкидывать. Появились так называемые «подкидыватели». Они давали «на чай» дворнику 3 рубля, и тот заявлял начальству, что ребёнка подкинули. Помимо желания избавиться от ребёнка у одних, нажиться на нём у других в судьбе детей немалую роль играли самая обыкновенная дикость и некультурность.

Кормилицы да и матери, бывало, чтобы маленькие дети не кричали, давали им вместо соски мак, завёрнутый в тряпочку. Дети к нему привыкали и требовали увеличения дозы. Были среди кормящих женщин и такие, которые для того, чтобы дети крепко спали, выпивали перед кормлением стакан водки. Что же было удивляться потом, что у нас столько наркоманов и алкоголиков?

Конечно, были в России места, где смертность детей была выше, чем в Воспитательном доме. Строгость нравов и нищета вынуждали женщин любым способом избавляться от непрошеных детей. В конце XIX века кое-где даже существовали так называемые «истребительницы детей», которым матери за копейки, для успокоения совести, сбывали своих новорождённых, облекая их на верную смерть. В Харькове, например, в 1900 году была выявлена повитуха Лаврухина по прозвищу «Чубочка», которая, как тогда говорили, «забрасывала детей», а проще говоря, морила их голодом. Со временем у неё образовалось целое скрытое детское кладбище с трупами и скелетами.

С наступлением XX века положение со смертностью детей в Воспитательном доме принципиально не изменилось. В 1905 году дом принял 8289 младенцев. Из них умерло 3959. В 1907 году умерло 4568 детей. Московская статистика учитывала тогда не только количество родившихся и умерших детей и их пол, но и сколько родилось детей брачных и внебрачных и сколько поступило в Воспитательный дом детей крещёных и некрещёных. У кого-то из них имелись крестики, а у других матери оставляли записку, в которой указывали на то, что ребёнок крещён и получил при крещении такое-то имя. В январе 1895 года, например, у трактира Капкова на Земляной улице была найдена новорождённая девочка в узелке. Там же, в узелке, находилась записка: «Крещена и зовут Татьяна» Так, отделавшись от ребёнка, женщина избавляла себя от многих проблем. Ребёнка же ждали впереди тяжёлые испытания, ведь он был незаконнорождённым, подкидышем, а значит, неполноценным, по тогдашним понятиям, членом общества. Александр Николаевич Островский написал пьесу о таком подкидыше и назвал её «Без вины виноватые». Герой пьесы, актёр по фамилии Незнамов, вполне отражающей его происхождение, произнося тост на банкете, устроенном по случаю отъезда актрисы Кручининой, его матери (о чём он ещё не знал), сказал: «Господа, я предлагаю тост за матерей, которые бросают детей своих… Пусть пребывают они в радости и веселье, и да будет усыпан путь их розами и лилиями. Пусть никто и ничто не отравит их радостного существования. Пусть никто и ничто не напомнит им о горькой участи несчастных сирот. Зачем тревожить их? За что смущать их покой? Они всё, что могли, что умели, сделали для своего милого чада. Они поплакали над ним, сколько кому пришлось, поцеловали более или менее нежно. И прощай, мой голубчик, живи, как знаешь! А лучше бы, мол, ты умер. Вот что правда, то правда: умереть — это самое лучшее, что можно пожелать этому новому гостю в мире. Но не всем выпадает такое счастье… А бывают матери и чувствительнее; они не ограничиваются слезами и поцелуями, а вешают своему ребёнку какую-нибудь золотую безделушку: носи и помни обо мне! А что бедному ребёнку помнить? Зачем ему помнить? Зачем оставлять ему постоянную память его несчастия и позора? Ему и без того каждый, кому только не лень, напоминает, что он подкидыш, оставленный под забором».