Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев

У меня все по-старому. Есть новые вести из Гиндарха, Хындырстана и Агджабеди. Когда ты нас обрадуешь?

Твой Эйвазханбейли».

Бахшали посмотрел на моего отца и сказал:

— Ты счастливый человек, Деде-киши! Мало того, что в такое трудное время твой сын с тобой, он еще и грамотный! Ты посмотри, какой молодец! Единым духом прочитал письмо, словно выпил стакан воды! Даже ни разу не запнулся! Дай аллах ему здоровья! Пусть нож вонзится в глаз того, кто захочет его сглазить!

Со двора послышался голос бека, зовущего Бахшали-киши. Он поднялся.

— Завтра я еду на базар, — сказал он. — Когда вернусь, встретимся.

Отец ответил, что тоже собирается на базар, и Бахшали, улыбаясь, сказал:

— Очень хорошо. На рассвете подъеду к воротам на арбе и буду тебя ждать.

Он вышел, а я за ним, — очаг, в котором полыхало пламя, притягивал к себе.

Поздней ночью, когда гости стали расходиться, а утомленные хозяева готовились ко сну, в очаге погасло пламя. От барана остались лишь внутренности, шкура, голова да ноги. Не знаю, съели по кусочку шашлыка Имран, Мирза Алыш и Джалал или нет, но мы трое глотали только дым от горящих углей.

Когда я проснулся, отца уже не было. Бахшали, как он и обещал отцу, заехал за ним на рассвете. Мать узнала, кто такой Бахшали. Оказывается, под его началом находились все стада коров и буйволиц, все табуны лошадей и отары овец, принадлежащие беку. И все, кто ухаживал за скотом, пас и перегонял его, подчинялись Бахшали. И еще о нем говорили люди, что он справедлив и честен.

Но тут же мать выразила сомнение:

— Какая может быть дружба у него с нашим отцом?

Я, как всегда, погнал скот на водопой к колодцу. Прежде чем опустить бадью, я спугнул птиц, свивших себе гнезда в уступах камней, которыми был выложен сруб колодца.

— Ай, сынок, — услышал я голос, — разве никто не говорил тебе, что птиц нельзя пугать.

Мне об этом действительно никто никогда не говорил. Я ничего не ответил, но человек меня успокоил:

— Ничего, в следующий раз будешь знать.

Я пригляделся к мужчине и узнал в нем человека, который рыл колодец, когда мы пришли в Учгардаш.

— Не отец ли вы Керима?

— Да, сынок. А откуда ты его знаешь?

Я ответил.

— А, так ты из тех зангезурских беженцев, что пришли сюда из Эйвазханбейли неделю назад… Вы еще спрашивали у меня дорогу, помнишь?

— Я не знал, что семья Керима переехала в Учгардаш. А где он сам?

— А он тоже здесь. Пасет отару Амиш-бека.

— Передайте ему привет от меня. Скажите, что с ним желает встретиться зангезурец Будаг.

— А у кого вы живете?

Узнав, что мы живем у Вели-бека, колодезник обрадовался:

— Мы почти соседи. Рукой подать. — И показал, где они живут.

* * *

Вечером я пригнал скот домой, а отца еще нет. Не появился он ни утром, ни вечером следующего дня. Мать была встревожена и поминутно выходила к воротам, чтобы взглянуть на дорогу, ведущую из города.

Недоволен был и Мирза Алыш.

— В чем дело? Где же твой муж, сестра? — часто спрашивал он, а мать не знала, что говорить.

— Не знаю, что и думать, наверно, случилось что-нибудь. Не такой он человек, чтобы просто так проводить время… — ответила она неуверенно.

Увидев меня вечером, Мирза Алыш сказал, что меня хочет видеть бек.

…От удивления и растерянности я не очень хорошо рассмотрел комнату, в которую вошел. Помню только, что и полы, и стены были в коврах. Передо мной стоял высокий полный человек с красивым лицом, а на тахте сидела ханум в нарядных шелковых одеждах.

— Как тебя зовут? — спросил бек.

Я ответил.

— Говорят, ты грамотный?

Я подтвердил.

— А где учился?

— У себя в селе.

— В моллахане или в школе?

— Сначала в моллахане, а потом в русской школе.

— Так-так, значит, ты и молла, и учитель. — Бек говорил а меня прошиб пот. Он повернулся к ханум с довольной улыбкой: — Раз так, возьмем его подручным к нашему повару.

Ханум даже не посмотрела в мою сторону. Нам говорили, что жена бека (намного моложе своего мужа) властная и строптивая женщина. Ханум держала в руках весь дом. Следила за огромным хозяйством, знала счет и скоту, и доходам, не давала пропасть ни единой копейке: Не только прислуга, управляющий, мельники и помощники бека, но и сам хозяин побаивались ее.

ПОВАР ИМРАН

Утром следующего дня я уже не спешил выгонять скот на пастбище, а пришел на кухню. По указанию повара Имрана я ополоснул самовар, налил в него свежей воды, разжег и вынес на балкон. Потом подмел пол в столовой, расстелил чистую скатерть, расставил тарелки с закусками и свежими чуреками, разложил ложки, вилки и ножи. И бек и ханум следили за каждым моим движением. Я, как мне казалось, справлялся с моими обязанностями.

После завтрака бек ушел в свою комнату, лег с книгой в руках. Ханум с детьми вышла в бекский сад, скорее похожий на опушку леса, и устроилась на ковре под деревьями. Была поздняя осень, но погода стояла теплая.

Повар вынес на балкон низкий столик, на котором он всегда занимался приготовлением обеда, поставил на него огромный поднос, высыпал на него горку риса. Потом уселся перед столиком и начал перебирать рис. Он был явно чем-то рассержен. Если говорить честно, то я знал, что его особенно разозлили: когда госпожа при нем стала хвалить меня, он помрачнел и насупился.

— Мы думаем, что со временем ты из этого паренька сумеешь сделать хорошего себе помощника, — сказала госпожа Имрану. — Он парень грамотный, подвижный, схватывает новое быстро!

Госпожа говорила, а он думал про себя, как от меня избавиться. Мои опасения вскоре оправдались. Я мыл в кухне посуду.

— Эй, парень, — позвал меня повар Имран, — принеси миску.

Раньше я не слышал такого слова, но чтобы не признаваться в незнании, выглянул на балкон и спросил:

— Какую миску? — Я надеялся, что Имран или сам возьмет то, что ему надо, или скажет как-нибудь иначе. Но он только недовольно буркнул:

— Глубокую.

Я внимательно огляделся. Казан — он и есть казан, он бы его не назвал иначе. Наверно, ему нужно что-то под перебранный рис. По мне — вот этот таз с длинной ручкой, похожий на тот, в котором варят варенье, вполне подходит. Я взял его и внес на балкон.

Когда я появился, Имран всплеснул руками и так громко захохотал, что его