Мы под запретом - Нана Фокс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я сам не рад, но по-другому не получится, малыш, — раздается сонный голос Саши, и он перехватывает мою ладонь, целуя каждый пальчик.
— По-другому не получится, — повторяю горькую фразу, расстроенно вздыхая. — Да-да, я знаю. — Целую его в плечо и зарываюсь носом в изгиб шеи. — Я не пойду сегодня на учебу, — бормочу, касаясь губами его теплой кожи.
— С чего это? — Он немного отодвигается от меня, переворачивается и нависает надо мной. Смотрит пристально, и в глубине его шоколадных глаз столько нескрываемой любви, нежности и заботы, что я просто захлебываюсь в ней и не желаю выплывать.
— Хочу весь день провести с тобой, — тихо, еле шевеля губами, говорю я, глотая ком подступивших к горлу слез.
— Эй, детка, ты чего? — Губы Саши накрывают меня шквалом невесомых, словно легкий ветерок, поцелуев. — Не плачь, — упрашивает он меня, обхватив ладонями мое лицо и не разрешая отвести взгляд, а в носу у меня предательски щиплет, и слезы собираются в уголках глаз. — Ты у меня такая плакса! — ласково журит он меня и стирает скатившиеся с ресниц слезинки подушечками больших пальцев.
— Я не плакса, — всхлипываю я и театрально обижаюсь. — Я — сентиментальная молодая жена!
— Да-да, — подшучивает он, не прекращая целовать меня. — И чем займемся, моя молодая жена, раз ты сегодня еще и прогульщица? — интересуется он, медленно стягивая с меня кружевные трусики.
— М-м-м-м! — мурлычу кошкой, ожидающей блюдце с рыбкой. — Решим чуть позже, — только и могу выдохнуть, потому что его язык, его умелые руки уносят меня за пределы Вселенной, наполняя тело томительной негой, взрывая разум фейерверками радужных эмоций.
Провести весь день в кровати — неплохая идея, но мы все же, выбираемся из оков смятых простыней и разбросанных подушек. Быстро принимаем душ — совместно — и едем гулять по окрестностям озера Мерритт. Бродим по тенистым тропинкам тематических мини-садиков с суккулентами или деревьями-бонсай, рододендроном или лилиями и даже забредаем в детский парк, наполненный многоголосьем счастливой детворы и их немного уставших родителей. Мы обедаем в кафе на побережье, кормим постоянно голодных чаек булкой от хот-дога, болтаем о разном, молчим об одном и том же. Живем.
Я не устаю щелкать затвором фотоаппарата — новенького, цифрового, купленного на выигранные в казино деньги. Теория о том, кому везет в игре, сработала, и я сорвала немалый куш. Вовремя остановилась, и вот теперь на моем счете лежит кругленькая сумма в зеленой валюте, а Саша смеется, что обеспечил жену содержанием на пару месяцев.
Вечером он отвозит меня в квартиру, которую я снимаю в складчину с сокурсницей, не позволяя мне проводить его до аэропорта.
— Я же лечу частными авиалиниями, Белка, — в сотый раз объясняет он мне, словно вредному ребенку, а я понимаю, но слезы все равно наворачиваются и отпускать его не хочу до боли в сердце.
— Я понимаю, — сиплю, глотая предательскую влагу. — ты же позвонишь, как доберешься?
— Конечно, малыш. — Он прижимает меня к себе так крепко, что мне даже кажется, будто раздавшийся только что легкий хруст издали мои косточки. — Всегда. И ты звони, пиши, шли фотки…
— Хорошо, — обещаю ему.
Набравшись мужества, выпутываюсь из его крепких объятий, привстаю на носочки, припадаю к его плотно сжатым губам. Целую словно в последний раз, а затем быстро-быстро, не оборачиваясь, захожу в квартиру. Прижимаюсь спиной к дверному полотну и, обессиленная, сползаю по нему, давясь беззвучными рыданиями. Прячу лицо в ладонях, уткнувшись в собственные колени.
Мне так больно, так тошно, что кажется, мир вокруг остановился, вымер и обесцветился. Грудь сдавливает обручами тоски, и с каждым вздохом все меньше и меньше кислорода заполняет мои легкие. Я, словно сдувшийся воздушный шарик — вымотанная и опустошенная.
Он улетел, забрав с собой мое сердце, оставив взамен гору ярких воспоминаний в гигабайтах наших фотоснимков. А еще колечко на моем пальчике и осознание того, что мы теперь вместе, пусть и временно на недосягаемом друг для друга расстоянии. Но он со мной, а я с ним, в наших мыслях, душах, сердцах.
Он — мой, а я — его! Навсегда!
С остальным мы разберемся, обязательно разберемся. Чуть позже.
Размазывая по щекам соленые ручейки слез, хватаюсь за стоящий рядом с дверью комод и, подтягивая свое обмякшее тело, пытаюсь придать ему вертикальное положение. Мне надо дойти до своей комнаты, упасть в кровать, чтобы забыться глухим сном, желательно без каких-либо сновидений.
В квартире тишина: видимо, соседка еще не вернулась с занятий или опять застряла в библиотеке. Так даже лучше. У меня нет желания излагать свою боль кому-то, да и слушать утешения тоже не хочу. Хочу провалиться в безмолвие, тишину и полный покой. Все, что мне сейчас нужно — найти дополнительные резервы своих моральных сил, чтобы прожить это время без любимого.
Еле волоча ноги, я ковыляю до спальни, оставив сумку в прихожей. В комнате уныло и будто безжизненно, хотя за три дня, что меня здесь не было, ничего не изменилось, и даже пыль не успела скопиться на полочках. Задергиваю шторы, отрезая лучам яркого солнца доступ в мое царство уныния и непроглядной грусти. Скидываю сандалии и, не раздеваясь, как была в шелковом топе на тонких лямках и льняных шортах, забираюсь на кровать. Натягиваю на себя тонкое одеяло, накрываясь с головой, и закрываю глаза, мечтая провалиться в сон. Уснуть и не просыпаться как можно дольше, а лучше всего — до возвращения моего мужа.
Беззвучные слезы не перестают наворачиваться на глаза, орошая мою подушку горькими каплями, затуманивая взгляд и выворачивая душу наизнанку. В голове сумбур, и болезненно сердце сжимается. Я проваливаюсь в долгожданный сон, как Алиса в бесконечном падении в кроличью нору. Он затягивает меня в черную мглу, опутывает непроницаемым коконом. Я в нем задыхаюсь, не находя спасения среди воспоминаний о недавнем счастье на двоих.
Сплю тревожно, то выныривая, то снова уходя в тягучий мрак. Неудивительно, что утром я просыпаюсь с тяжелой головой. Несколько минут просто лежу, пытаясь направить мысли в нужное русло и решить дилемму: «Как прожить день?» Можно, конечно, проваляться в постели, вновь обливаясь слезами и жалея себя, и периодически проваливаться в бездонную пропасть забытья, считая, что это спасение от уныния, но так я долго не протяну. Зачахну в самом расцвете лет,