Обитель Синей Бороды - Вера Колочкова

– Но я не могу, не могу… Как ты не понимаешь, что я не могу…

Слезы снова брызнули из ее глаз, она закрыла лицо, согнулась в кресле, опустив голову к коленям. Марк подошел, молча погладил ее по голове, потом заговорил тихо, будто убаюкивал, как ребенка:

– Ничего, Сонечка, ничего… Тебе просто нужно время… Время от всего лечит, в том числе от прошлого…

– Нет. От прошлого не убежишь!

– Ну-ну… Еще как убежать можно. Нужно только большое усилие воли, чтобы ступить в другую жизнь. В свою жизнь. Каждый человек имеет право на свою жизнь. Он может, но не обязан ею ни с кем делиться. У каждого должен быть свой выбор… Таков закон высшей справедливости, и не нам с тобой его отменять.

– Закон высшей справедливости? О чем ты, Марк? О какой высшей справедливости может идти речь в моем случае? Не надо, пожалуйста, не говори больше ничего!

– А знаешь, для чего мы с тобой встретились, Соня? Для того, чтобы я помог тебе. И я помогу… Я заставлю тебя забыть все, что с тобой было. Не сразу, конечно… Главное – сегодня и сейчас ты здесь, со мной. Ты – моя женщина. Единственная… Теперь – ты и только ты. Хочешь, я уберу этот портрет над камином?

– Нет, не надо. Зачем?.. А впрочем, мне все равно. Что-то устала я, совсем расклеилась, ничего уже не соображаю… Можно, я к себе пойду, Марк?

– Иди. Утром к завтраку паспорт не забудь захватить.

– Паспорт? Зачем паспорт?

– Я завтра же закажу тебе загранпаспорт, и мы уедем куда-нибудь.

– Нет… Это было бы… слишком просто. Уехать…

– Все самое сложное всегда решается слишком просто. Тем более, как я понимаю, обратной дороги у тебя все равно нет? Все мосты сожжены?

– Я пойду, Марк… Я не могу больше… Мне плохо, правда плохо.

– Иди, милая, иди. Постарайся уснуть… И ни о чем не думай, не принимай никаких решений. Доверься мне, Соня. Поверь, не каждой женщине выпадает в жизни такое счастье – чтобы кто-то принимал за нее все необходимые решения, брал ответственность на себя. Иди, отдыхай… А завтра еще поговорим.

Соня поднялась к себе и, не раздеваясь, легла на кровать. Голова была пустой и в то же время болезненно-наполненной, будто кто напихал туда разбухшую от слез вату. И в теле – вялое тяжелое безволие. Последней здравой мыслью, промелькнувшей на краешке засыпающего сознания, было – может, Марк ее действительно гипнотизирует? Откуда такая тяжесть?..

Ночью проснулась от легкого стука в дверь. Сердце бухнуло в груди, подняла голову от подушки…

– Соня, открой!

– Я сплю, Марк. Уходи.

– Ты… уверена?

– Да…

Легкие шаги по коридору. Ушел. А как голос прозвучал приказом – открой! Будто она уже его собственность…

Вялость, вялость в мозгу, опутанном пауком-обидой. Обидой на предателей, на сиротскую жизнь. Плохо, когда обиженную голову преклонить некуда. Разве что – в собственность податься…

Ну вот. Уже и сдалась мысленно. Значит, не в любовь, а просто в собственность. Не сегодня, так завтра… Значит, уже прилетел воздушный шарик, зацепился за первую же протянутую ветку? И спасибо скажи, что такая ветка для тебя чудесным образом сыскалась? Все равно обратной дороги нет, все мосты сожжены? Но тогда получается – все, что он сегодня говорил, – правда? И надо сделать попытку начать новую жизнь? Нельзя же бесконечно висеть в воздухе…

– Господи, как мне тяжело, – прошептала Соня. – Обессилела я, Господи. Запуталась, как муха в паутине. Помоги же мне, вразуми душу потерянную и грешную… Дай ответ, где жизнь, а где паутина…

Остаток ночи она вертелась под одеялом, как жужелица, вся в холодном поту. Мучилась беспокойными вопросами-ответами, даже в какую-то секунду умереть захотелось. А что – тоже ответ на вопрос, между прочим… Заснула крепко только под утро, дождавшись первой птичьей переклички. Подумала, проваливаясь в сон, – если птицы поют, и новый день будет… И жизнь будет. Какая бы ни была, все-таки жизнь. И впрямь – смерть же себе выбором не назначишь…

Проспала до обеда. Потом еще долго валялась в полудреме, убеждая себя, что спит. Странное было в теле ощущение – одновременной тяжести и невесомости, будто плывет куда-то вместе с кроватью. Потом взяли над телом верх сермяжные физические потребности – встала нехотя, пошлепала в туалет. Долго стояла под душем, смывая с себя вялость сна и пустой полудремы.

Вышла из душа с тюрбаном полотенца на голове, потопталась лениво по комнате, не зная, куда себя деть. Глянула на дисплей телефона – ни одного пропущенного вызова, ни одной эсэмэски… Ну, конечно, все правильно. Откуда они возьмутся-то? Кому ты нужна в той, в оставленной жизни, кто тебя потерял? Разве что Николенька… Так он еще ни звонить, ни писать не умеет. Да и не понимает он, что матери рядом нет. Или… понимает?

Ох, как болью в сердце толкнуло… Соня закружилась обеспокоенно по комнате, держа дрожащие руки перед собой, будто защищалась от невидимых, летящих в ее сторону камней. Да, она заслужила эти летящие камни, заслужила… Вчерашним разговором с Марком и заслужила! Потому что не сопротивлялась почти, дала себя одурачить!

Хотя почему – одурачить? Марк-то не так уж и не прав… Как он сказал давеча? Разве, мол, ты, убежав от своего ребенка, мучилась от того, что не можешь взять его на руки, прижать к себе? Разве есть в тебе настоящая материнская тоска по своей кровиночке? Ведь нет ее, нет! Чувство вины есть, а настоящего, полноценного материнского самоотвержения нет…

Соня села на пол, будто прибитая этой мыслью. Даже головой потрясла, словно пытаясь ее вытряхнуть. Неправда, неправда! Неправда… Николенька, сынок, прости свою неразумную мать. И за вчерашние откровения тоже прости – черт его знает, как этому навязанному словоблудию поддалась. Я люблю тебя, очень люблю! И заберу к себе, обязательно заберу…

Да, заберу. Только – куда? Не жить же нам с тобой на подачки этого предателя, твоего отца! И в этом раю, куда я попала, тебе тоже будут не рады… Хотя… Хотя! Почему бы и не поставить условие хозяину рая? Если уж так я ему нужна… А что, это ведь мысль, пожалуй! Надо ее обдумать, Николенька! Твоя мама должна быть хитрой и расчетливой, что же ей делать остается? Такая вот жизнь, Николенька…

Соня подползла по полу к креслу, села, подтянув под себя ноги и немного не дожав до позы лотоса. Давай, Соня, давай включай мозги, хватит задыхаться обидой на жизнь да от воображаемых камней прятаться. Она вон как повернула, жизнь-то, а ты из вялости да полудремы выбраться не можешь. Ты же адвокат, ты, как Самуил Яковлевич говаривал, «ухо с глазом рвать должна»! Вот и давай, рви ухо с глазом. И стервой будь, хитрой и дальновидной, а что делать, если жизнь, подлая штука, сама на такой путь толкает? Чего уж терять-то, если и без того все потеряно? Мокрый, как говорят, дождя не боится!