Лгунья - Валери Виндзор

Он заказал кофе. По негласному взаимному договору мы оба дожидались, пока он остынет, а потом пили потихоньку, словно он ещё слишком горячий.

— Может, ещё по чашечке? — спросила я в отчаянии, но нам так и не удалось его заказать. Член комитета поспешно вошел в зал с мегафоном в руке. Им срочно понадобился дядя Ксавьер. Вот-вот начнется велогонка.

Народу на площади было видимо-невидимо. Дети облепили центральный фонтан и ограды. Велосипедисты в изящных красно-зеленых костюмах заполонили площадь, как стая птиц. Человек с мегафоном сунул мне стартовый пистолет.

— Мне? — пораженно сказала я.

— Конечно, тебе, — сказал дядя Ксавьер. — Кому ж ещё объявлять старт? — Он выхватил мегафон из рук молодого человека и провозгласил на весь город: — Моя племянница Мари-Кристин. — Раздались одобряющие аплодисменты. Я помахала рукой и улыбнулась, словно всю жизнь только и делала, что давала залп из стартового пистолета. Я нацелила его в небо и выстрелила. Велосипедисты сорвались с места, как стайка испуганных скворцов.

К вечеру, после того, как я вручила награды победителям гонки, и уже вовсю шло соревнование по игре в боулинг, и толпа так заполонила городок, что негде было яблоку упасть, Франсуаза тронула меня за рукав.

— Мы едем на часок домой. Переодеться, — сказала она.

Я и не знала, что она тоже здесь. Весь день мы не виделись.

— Во что переодеться? — не поняла я.

— Для танцев.

— А джинсы не подойдут?

— Нельзя же на танцы идти в джинсах.

Мне не хотелось бросать дядю Ксавьера, но напоследок нужно было уделить внимание Франсуазе.

Ксавьер стоял у края площадки, где разыгрывался финал в боулинг болел, подбадривал и давал советы. Прямо слезы на глаза наворачивались, когда я на него смотрела.

— Я съезжу домой вместе со всеми, — сказала я, — переодеться.

— Зачем тебе переодеваться?

— Чтобы быть красивой.

Он расхохотался.

— Но чтоб одна нога здесь, другая там, — велел он.

Я сидела позади Селесты, которая вела «Ситроен». Tante Матильда расположилась на переднем сиденье. Я рассчитывала, как только попадем домой, выкроить минутку, чтобы поговорить с ней наедине, но Селеста, которой наскучили провинциальные развлечения, раздраженно ворчала.

— Не понимаю, почему бы не продать поместье, — жаловалась она. Покупателей-то хоть отбавляй. Купили бы небольшую виллу с бассейном неподалеку от Парижа.

— Если хочешь в Париж, Селеста, — сказала Tante Матильда, — то тебя ведь никто не держит силком, поступай как душе угодно.

— И на что мне жить? — взорвалась Селеста. — Какую работу я найду, когда у меня на руках трое детей?

Я прикусила язычок.

— Меня уже от всего тошнит, — ныла она. — Даже не представляете, как мне это надоело. Мари-Кристин — единственная из вас, кто знает, что значит быть заживо похороненной в этой конюшне, когда привык к большим городам, к столичной жизни.

Я сильно сомневалась, что жизнь в Бирчвуд-роуд в Хэнли можно сравнить со столичной, посему промолчала.

— А мне показалось, Мари-Кристин было сегодня весело, — возразила Tante Матильда.

— Точно, — сказала я.

— Да, но только потому, что она у нас была звездой, — бормотала Селеста, будто меня здесь не было. — Вечно она в центре внимания. Дядя Ксавьер хвастается ею направо и налево. Она-то всегда поступает правильно, так ведь? — она повысила голос. — Не обижайся, Мари-Кристин, но это правда.

— Да я не обижаюсь, что ты, — меня удивило, как, оказывается, сильно её это задевало. — Только тебе все это кажется. Просто мне… мне, наверное, просто нравятся провинциальные городки.

Она фыркнула.

— Козье дерьмо и свинопасы, — с горечью сказала она. — Да ты шутишь! А мне это до смерти надоело. Торчишь тут, дохнешь от безделья, поговорить не с кем, да и не о чем. Как в могиле.

Она хныкала всю дорогу, а когда доехали до дому, потащилась за Tante Матильдой в её комнату, и продолжала уже там. Суть её жалоб сводилась к тому, что жизнь её утекает сквозь пальцы, так почему же никто ничего по этому поводу не делает? Почему никто не спешит её спасать? Мы с Франсуазой молча отправились ко мне в комнату. В порыве великодушия я предложила ей взять вещи Крис, которые не брала с собой.

— Можешь оставить их себе, — сказала я так, будто для меня было привычным делом ни с того ни с сего бросать одежду и обновлять весь гардероб. — И вот это попробуй, — я достала из ящика обувь Крис. Все оказалось ей точнехонько по ноге. Франсуаза прыгала и щебетала от радости, прижимая к груди юбки и скидывая одну пару туфель, чтобы примерить другую.

Я надела зеленое платье с разрезами по бокам. Ничего другого у меня не осталось. Селеста мрачно ждала нас в холле. У Tante Матильды, сказала она, разболелась голова, и она решила не ходить на танцы и остаться дома с детьми. Видно, нытье Селесты её добило.

— А ты, я вижу, идешь, — сказала я.

— Ну, танцы-то все-таки будут повеселей велогонки и соревнований в боулинг, — огрызнулась она. — И уж куда интереснее, чем здесь торчать.

Когда мы вернулись в город, солнце уже немного поумерило свой пыл. Заиграли музыканты. Три-четыре маленьких девочки прыгали на помосте. Люди сидели в кафе, вокруг фонтана, и просто вдоль стен, как будто не могли начать без сигнала. На площадь с помпой въехали несколько велосипедистов и поставили под деревья свои черные, по форме напоминающие осу, велосипеды. С их появлением публика немного оживилась. Я отправилась на поиски дяди Ксавьера. Он сидел со стаканом на улице: из кафе отеля вынесли стулья. И поймал меня за руку.

— Потанцуешь со мной? — спросил он.

— Конечно. Когда танцы начнутся.

Он налил мне вина, и мы задумались каждый о своем.

Когда солнце село, и наступили сумерки, я вспомнила зимние закаты в Англии, голые черные деревьях на фоне оранжевого неба.

— О чем думаешь? — спросил дядя Ксавьер.

Но в этот момент включили праздничные огни, и мир сузился до освещенной фонарями площадки. За деревьями, сверкающими иллюминацией, за нежным свечением окон верхних этажей окружавших площадь домов стеной стояла непроницаемая тьма.

Этот свет, наверное, и был тем знаком, которого все ждали. К танцплощадке потянулись пары. Певец с аккордеоном на груди произнес несколько слов приветствия, прижав губы к микрофону. Никто не понял, что он там говорил. Искаженный голос с треском вырывался из динамиков, подвешенных на стенах вокруг площади. Велосипедисты и парни с окрестных ферм окружили помост, как ярмарочный фургон с товарами.

— Пошли, — сказал дядя Ксавьер. — Мы должны показать им, как это делается.

Он взял меня под локоть и вытащил на танцплощадку.

— Должна вас предупредить, — сказала я, — что танцевать я не умею.

— Я тебя научу, — ответил он, но вдруг подмостки затопила такая плотная толпа, что мы едва могли шевельнуться. Дядя Ксавьер так крепко держал меня, словно боялся, что иначе я развалюсь на кусочки. Я была на полголовы выше него, но от него веяло такой надежностью, он так крепко обнимал меня, что я чувствовала себя в полной безопасности.

— Вот бы это длилось целую вечность, — по-детски шепнула я ему на ухо. Я чуяла запах его кожи и резкий дух животных, исходящий от его волос.

— Что? — переспросил он. Но грохот из динамиков свел на нет наши попытки поговорить. Франсуаза танцевала с парнем из Мас Пикота, с овечьей фермы. За ней мой взгляд выхватил ещё одну знакомую фигуру, стоявшую среди велосипедистов и зрителей вокруг площадки. Дядя Ксавьер его тоже заметил. Я почувствовала, как напряглась его рука, лежащая у меня на пояснице.

— Этот твой знакомый ещё здесь. Чего он хочет?

— Не знаю, — солгала я.

Дядя Ксавьер зашептал мне в ухо:

— Это правда, что тебя в Англии ждут дела, или ты снова от него бежишь?

— Да мне до него дела нет.

— Тогда почему он все время на тебя глазеет?

Музыка прекратилась. Дядя Ксавьер взял меня за руку и попытался протиснуться к другому краю площадки. Певец поднял аккордеон и заиграл какую-то сентиментальную французскую песенку. Я старалась не прислушиваться к словам. Боялась зареветь.

Справа раздался победный клич:

— Гляди, кого я нашла! — у Селесты волшебным образом исправилось настроение. Обе руки её томно покоились на плечах Мэла. Дядя Ксавьер сильнее сжал мне локоть.

— Прекрасно выглядишь, Крис, — сказал Мэл.

Танцуя, Селеста практиковала на нем свой фокус с прищуренным взглядом.

— Мэл мне рассказывает про тебя такие интересные вещи, Мари-Кристин, сказала она.

Дядя Ксавьер ринулся к другому краю площадки, толкая меня перед собой и предоставив мне получать тычки и возмущенные взгляды потревоженных нами парочек.

— Я принесу тебе выпить, — мрачно сказал он. — Как ты только умудрилась связаться с таким мужиком! Неужели у тебя совсем нет вкуса?