Открытие медлительности - Стен Надольный

Даже когда Рид пробурчал, обращаясь к Беку: «Пожалуй, ты был прав, вот уж действительно тормоз», — даже тогда Джон не стал выяснять, что он имеет в виду, отложив до поры все вопросы. Ему нужно было время, только время и ничего больше.

Чуть позже Рид спросил:

— Мы что, так и будем тут сидеть и ждать у моря погоды, сэр?

Но Джон все еще не был готов отвлекаться. Даже если им грозит неминуемая смерть, это еще не повод, чтобы прерывать до времени размышления. И вот настал момент, когда он поднялся и сказал:

— Мистер Бек, возьмите мушкет и начните стрелять с интервалом в три минуты, всего тридцать раз. Затем будете стрелять с интервалом в десять минут, в течение трех часов, далее один раз в час, на протяжении двух дней. Повторите.

— А мы за это время тут не вымрем, сэр?

— Вполне возможно. Но до тех пор мы будем стрелять. Прошу повторить!

Бек, запинаясь, повторил приказание. Когда уже никто не ждал от него объяснений, Джон сказал:

— Наша льдина крутится. Другого объяснения нет. Вот почему мы ходим по кругу, хотя компас показывает, что мы движемся все время в одном направлении. При хорошем ветре мы бы это сразу заметили.

По прошествии четырех часов они услышали сквозь туман слабый выстрел, затем еще и еще, теперь выстрелы раздавались в ответ на их собственные. Час спустя до них донеслись голоса, а потом показались и люди, они двигались, держась за веревки, а позади них, футах в ста, не более, виднелась корма «Трента».

— Вам чертовски повезло, сэр! — выдохнул Бек с явным облегчением. В этом бесцеремонном заявлении, впрочем, не чувствовалось непочтительности, скорее наоборот. Рид скривился, — Если бы мы тебя послушались, куковали бы теперь где-нибудь у черта на куличках или давно уж превратились в сосульки.

Рид промолчал. Потом он неожиданно отскочил в сторону и припечатал башмаком снежинку. Джон изумился. Как можно топтать снежинки? Или там было что-то еще другое?

При хорошем свете с мачты можно было обозреть на следующий день весь лабиринт, по которому они плутали. С той точки, где они были, они бы никогда не добрались до судна, даже если бы пошли в «правильном» направлении. Они бы оказались совсем в другой стороне, где никому бы не пришло в голову их искать. Это была крайне опасная, смертельная ловушка, и Джон Франклин не попался в нее.

«Теперь мне станет легче, — подумал он, — и с Беком проблем больше не будет. Рано или поздно заводилы привыкают к тому, чтобы слушать меня». Едва он так подумал, как тут же понял: Бек напоминал ему Тома Баркера, с которым он учился в одной школе двадцать лет тому назад.

Они не добрались еще даже до 82°, а Бьюкен уже снова завел свою песню о том, чтобы повернуть обратно:

— Нам следовало бы найти надежную гавань и встать на ремонт.

«Нам следовало бы», — отметил Джон про себя непривычную форму. Она звучала почти как вызов, и он просто не мог оставить такое без ответа:

— Пока мы будем ремонтироваться, полярное лето кончится. Да и не так уж велики у нас поломки. Надо все-таки предпринять еще одну, последнюю попытку.

— Что за нужда разводить такое ухарство!

— Сэр, мы еще ничего не открыли и ничего не доказали.

, - Знаете что я вам на это скажу! — вскипел Бьюкен. — Все эти доказательства — ваше личное дело! Я давно уже за вами наблюдаю. Вы хотите доказать, что вы не трус. В этом, видать, все и дело, в трусости.

Джон счел, что подобного рода замечания не заслуживают того, чтобы их обдумывать.

— Одна-единственная попытка, сэр. У нас осталось не так много времени, открытое море наверняка где-нибудь совсем уже близко.

— Тьфу ты, дьявол! А если буря?

— Мы наверняка успеем уже добраться до защищенного фарватера. Только теперь нужно будет взять немного западнее.

Бьюкен заколебался. Лето подходило к концу, и это было неопровержимым фактом.

— Я подумаю.

Вот уже пять дней они шли вдоль стены пакового льда на северо-запад, впереди «Трент», следом за ним, на расстоянии четверти мили, «Доротея». Джон смотрел в трубу:

— Они идут слишком близко к стене. Если ветер стихнет, их вытянет зыбью на берег.

Бичи кивнул:

— Скучно им, видите ли, стало! Тюленей захотелось посмотреть! Поглядели б лучше, что с наветренной стороны творится. Ничего хорошего!

Джон велел подсобрать паруса, чуть-чуть. Так, на всякий случай.

— А знаете, что самое замечательное?! — воскликнул Джильберт. — Через шесть недель мы будем уже на Сэндвичевых островах! Начальство уже ждет отчетов!

— А нас ждут девушки! — добавил Керби.

У этого на уме одни только девушки, никаким ветром не выветришь.

Ветер налетел так неожиданно, будто он все это время скрывался от них в засаде. Облака тянулись нестройной чередой, а над ними безмятежно серебрилось спокойное небо. На этом фоне обрушившийся шквал показался совершенным бесчинством.

Суматоха. Перемена курса: «Круто по ветру! Уходить от линии льдов!» Что будет? Успеть бы помолиться. И тут со всех сторон закричали: «Человек за бортом!» Гилфиллана, врача, сдуло в море. Как быть? Два правила вступили в противоречие, каждое из которых считалось непререкаемым: никогда не приближаться к берегу во время шторма и удерживать в поле зрения утопающего в случае поступления сигнала «человек за бортом». Джон решил, что в данной ситуации он должен действовать не раздумывая, наугад, к такого рода случаям он был готов. Значит, будем удерживать в поле зрения утопающего. Шлюпку на воду, лечь в дрейф! Страшная потеря во времени и скорости. Кто-то машет руками, указывает на берег: «Доротея», прижатая к ледяной стене, беспомощно бьется, тычась в обступившие ее гигантские глыбы. Ее уже ничто не спасет, они сотрут ее в порошок. Еще несколько часов, и останутся от нее только щепки, аминь. Против бури ей не выстоять.

Тело Гилфиллана спасли, но вот жив ли он? Спинк обвязал себя тросом, прыгнул в воду и выудил его, безудержно хохоча при этом. Каждый берет силы, откуда может. В минуту опасности Спинк всегда смеялся. Гилфиллан пришел в себя. Дышит. Так, что дальше?

Спустить шлюпку и отправиться на помощь «Доротее»? Чистое самоубийство. Нет, разворачиваться и уходить. Может, удастся продержаться, и пусть они себе кричат. Но Джон Франклин хорошо помнил свои собственные правила: «Никогда не вести себя так, как вел себя капитан Палмер, чтобы потом не было стыдно». Тому уже пятнадцать лет. Ведь тогда «Бригадир» исчез совершенно бесследно, никто не спасся. У моря своя справедливость, суровая и страшная, об этом не следует забывать.

, Со всех сторон на него сыпались вопросы, их становилось все больше, и звучали они все настойчивей. Франклин думал и ничего не отвечал. Налетавшие волны были не просто волны, они несли с собою обломки льда величиною с какой-нибудь баркас и ко всему прочему разворачивали судно поперек ветра. Довольно скоро стало ясно: спасти «Трент» может только чудо. Но Джон не верил в чудеса, это все сказки для малых детей.

Вот она, та самая ситуация, даже Бичи занервничал: с таким медлительным капитаном судно пойдет ко дну. Но почему Франклин сохраняет абсолютное спокойствие? О чем он себе думает? Зачем он все смотрит в трубу, что он там ищет на берегу?

— Есть! — воскликнул Джон. — Нам нужно вон туда, мистер Бичи!

Что он хочет этим сказать? Двигаться прямо на льды? По доброй воле?

— Именно так! — Джон схватил Бичи за плечи и не отпускал. — Логика! — орал он, стараясь перекричать ветер. — Логика! Только там мы можем укрыться, среди неподвижных льдов! Это единственный выход.

И действительно, береговая линия в одном месте прерывалась, открывая проход в небольшой и довольно узкий фьорд, в котором с трудом мог поместиться корабль. Вот что, значит, увидел там капитан, сумевший сохранить спокойствие. Но теперь еще нужно было туда как-то попасть. Затея безнадежная. Судно находилось на расстоянии двух корпусов от фьорда, когда ледяной глыбой снесло руль, а уже у самой цели тяжелая прибойная волна развернула «Трент», так что он в следующее мгновение со всего размаху врезался правым бортом в берег. Все как один попадали, никто не удержался, как будто неведомая рука вытянула у них из-под ног ковровую дорожку. В довершение ко всему раздался страшный звук, предвестник смерти: зазвенел корабельный колокол. Джон кое-как сумел подняться на ноги. Он показал на фок - мачту и крикнул:

— Убрать рифы!

Все смотрели на него так, будто неожиданно обнаружили у него первые признаки душевной болезни. Следующая волна обрушилась на корабль и шмякнула его на ледяную стену, словно яйцо на сковородку. Мачты гнулись, будто тонкие стебельки. И в таких условиях кто-то должен был лезть наверх, чтобы — как он сказал? — «убрать рифы»? Корабельный колокол бил не переставая, точно взбесился. И немудрено! Конец был неминуем! Он будет бить до тех пор, пока они все не погибнут. Экипаж замер, никто не двигался. Следующая волна повторила маневр предыдущей. Спасения не было.