Первая встреча, последняя встреча... - Владимир Валуцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Лжешь! Лжешь!.. У Генриха самые лучшие угодья и пасеки, леса полны диких зверей! Он богат и молод! Иначе отец никогда бы не согласился…
— Увы! — развел руками Халцедоний. — В этом мире всем правит расчет. Продается все, от глиняных горшков до королевских невест. Вот твой друг, единственный и бескорыстный, — указал он на Даниила, и Анна с последней надеждой вперила в него взор.
— Вспомни — и спроси себя, Анна, — сказал Даниил, и Анна не узнала его голоса, звонкого и решительного, — почему никто из воинов не оглянулся, когда я увозил тебя?
— Почему?..
— Франки защищали свое золото, а не свою королеву.
— Так значит — ты все знал?.. — прошептала пораженная Анна. — Значит, вы — заодно, и ты знал, куда мы едем? Говори, Даниил! Ты — знал?
— Знал, — тихо, но твердо ответил Даниил.
Анна глядела то на Даниила, то на Халцедония, озиралась, как затравленный зверь, — и вдруг бросилась бежать в лес.
— Не ведает дитя, что творит, — вздохнул Халцедоний, по его знаку двое варягов настигли Анну, притащили назад и связали.
Анна пылающими глазами жгла Даниила.
— Предатель!.. Вор!
— Бог вас покарает, не троньте ее! — Даниил кинулся к Анне, но варяги схватили и Даниила.
— Поздно, монах! — произнес Халцедоний. — Еще никто не перешагивал пропасти двумя шагами. Свяжите неразумного тоже.
Даниила скрутили той же веревкой и вслед за Анной поволокли на ладью. Анна отодвинулась от монаха, насколько веревка позволяла, — и не молвила больше ни слова.
Ярл равнодушно скользнул взглядом по пленникам, воины убрали сходни, шесты уперлись в берег, плеснули о воду весла, и течение понесло ладьи на середину реки.
Иссечено в лохмотья полотно возка и забрызгано кровью, однако еще не кончена битва.
Но людям черного рыцаря недалеко до победы. Все реже хохочет Шалиньяк, и не до смеха ему, когда уцелело всего несколько франкских воинов. Длинные ноги Бенедиктуса торчат неподвижно из-под возка. И даже Злата начинают оставлять силы, хотя рубаха его по-прежнему бела и не видно на его теле ни единой царапины.
Уже прорвалось в возок несколько самых отчаянных разбойников, гремят в нем сундуки; уже не отбиться на этот раз Шалиньяку от обступивших его врагов — но вновь клубится пыль на дороге, по которой ускакала Янка, и уже не облачко — огромное облако!..
Обнаженные сабли и мечи сверкают из облака, как молнии, в рокот грома сливается конский топот. И развевается над войском королевское знамя с орлом, а за знаменем скачет на белом коне сам король Казимир в доспехах не по росту: тонкая шея торчит из ворота кольчуги, шлем велик, сползает ни лоб — но худое лицо с жиденькой бороденкой воинственно, и глаза горят давно забытым ощущением сражения!
Черный рыцарь оглянулся — победоносная лавина катилась на него; он крикнул что-то и первым, повернув коня, поскакал прочь.
За ним побежали воины, оставляя раненых, возок и несдавшихся его защитников.
Янка соскочила с коня, бросилась к Ромуальду, лежавшему на пригорке, наклонилась над ним послушать сердце — да не услышишь, не подступишься сквозь броню.
— Как же до тебя, железного, добраться? — Янка рванула нагрудные латы, раз, другой и третий — латы погнулись, подались, показалась грудь рыцаря. Янка приникла к ней ухом и радостно воскликнула:
— Стучит!..
Шалиньяк дико вращал глазами и никак не мог сообразить, куда подевались враги. Злат по-прежнему молотил воздух мечом некоторое время, пока не понял, что это уже ни к чему. Ноги Бенедиктуса зашевелились, и он, ощупывая голову, выполз из-под возка.
А король, распаленный скачкой, кружился на коне и кричал старческим, но грозным голосом:
— До брони, шляхта! Hex жие Польска!
Бенедиктус увидел знамя Казимира, хлебнул из фляжки и произнес:
— Дзенькую вам, Езус-Мария, что еще Польска не сгинела.
Взмахивая веслами — по семьдесят с каждого борта — плыл варяжский корабль, привычно налегали на весла гребцы.
Нос ладьи с вырезанным из дерева Одином — богом побед и морей легко рассекал светлую воду.
Анна сидела у борта, обхватив колени руками, Даниил стоял подле нее, ветер трепал его волосы, и он говорил:
— А потом ты увидишь Херсонес и тысячи кораблей со всего света. И на самом быстром из них мы поплывем туда, куда ты прикажешь!
— Нет, — отвечала Анна.
— Да!.. Ты увидишь Царьград и Священный дворец, равного которому нет в мире…
— Нет.
— Да! Ты услышишь, как рукоплещет Ипподром, когда там соревнуются стрелки и всадники. А потом ветер снова наполнит наши паруса, и мы поплывем дальше…
— Куда бы мы ни поплыли, — безучастно отозвалась Анна, — никогда я не буду твоей.
— Пусть! Но ты будешь со мной. Я покажу тебе мир, полный чудес. Я его знаю, книги открыли мне его в келье обители. Ты увидишь, как в Дамаске бьют фонтаны перед дворцами калифов, и солнце раскалывается в их брызгах… И страну блаженных эфиопов, и царство индусов, где поет птица Феникс… Ты увидишь, Анна, — говорил Даниил в упоении, — Иерусалим, и пройдешь по камням, коих касалась стопа Христа… увидишь горы, извергающие огонь и пепел, и райскую Иллирию, где живут безгрешные люди. И радостно содрогнется твое сердце, когда аквилоны и бореи будут вздымать морские пучины… И только тогда я спрошу тебя, Анна…
Но Даниил не договорил. Коротко просвистев в воздухе, и борт ладьи, под самой его рукой, ударилась и задрожала стрела.
По берегу, нагоняя ладьи, скакало множество всадников. Халцедоний, уже сменивший одежду сарацина на византийский плащ, встревоженно глядел на берег, а ярл Рагнвальд — вопросительно — на Халцедония.
— Я сдержу обещание, — сказал Халцедоний. — Черный рыцарь с золотом ждет нас у трех скал.
— Гляди, — молвил ярл. — Варяги не прощают обмана.
— Греки не обманывают.
Всадники быстро приближались, и теперь Даниилу стали тоже видны и трепещущее знамя с орлом, и Казимир на белом коне, и Злат с Шалиньяком рядом с ним.
— Я зде-есь!.. — пронзительно закричала Анна. — Здесь!..
Даниил пригнул ее к настилу, зажал рот. Анна бешено сопротивлялась, колотила ногами по борту. Халцедоний, несмотря на напрягшееся лицо, выглядел спокойным.
— Не обращай внимания, Рагнвальд. У трех скал тебя ждет золото.
Дружина Казимира скакала теперь вровень с ладьями, и слышны стали голоса.
— Остановитесь! — кричал лично сам Казимир. — Нам известно досконально, что вы похитили невесту франкского короля!..
— А тебе зачем невеста? — выкрикнул воин из второй ладьи, привыкший, видимо, к подобным перебранкам. — Ты слишком стар для постели!
Хохот одобрил его шутку.
— Стойте! — прокричал Шалиньяк. — Вам повелевает хозяин этой земли, король польский!
Но у варягов было веселое расположение духа, помноженное на предвкушение возможной стычки.
— Он на земле, а мы на воде, он нам не хозяин!
— А король у нас есть свой, и не Казимир плешивый, а Харальд Смелый!
Услышав имя Харальда, Анна прекратила барахтаться и замерла.
— Кто на ладье? Харальд, наш Харальд… — запел кто-то из воинов, и остальные подхватили:
Кто у руля?Харальд, наш Харальд!Кто на земле и воде,Навсегда и везде?Харальд, наш Харальд!Хэй! Хэй! Хэйя!.. —
а затем снова раздался хохот, на сей раз особенно громкий.
Случилось то, что предвидел в своем спокойствии Халцедоний: ровный берег кончился, и на пути всадников встал утес, покрытый лесом. Кони остановились перед отвесной стеной, самые горячие из поляков погнали их в воду, но река у берега была глубокой.
Халцедоний насмешливо помахал Казимиру рукой. Даниил отпустил Анну, но едва разжались его руки, Анна вскочила:
— Поверни ладьи, ярл Рагнвальд!
Ярл опешил.
— Что?!
— Поверни ладьи, — властно повторила Анна. — Повелеваю тебе именем Эллисив, твоей королевы!
Здесь даже на второй ладье прекратился смех. Все с удивлением глядели на Анну.
— Что слушаешь ее! — поспешно возник между Анной и Рагнвальдом Халцедоний. — Лучше вели гребцам спешить, черный рыцарь давно ждет нас!
Но на равнодушном лице ярла шевельнулось подобие озадаченности, и он отодвинул Халцедония в сторону своей железной рукой.
— Ты назвала имя Эллисив, жены нашего короля, смелого Харальда? — спросил он Анну.
— Да!.. Елизавета — моя сестра.
Ярл повернулся к Халцедонию:
— А ты нам этого не сказал, грек.
— Разве ты не видишь, — воскликнул Халцедоний, — что ее разум помутился от страха?
Жилы на лбу ярла вздулись от непривычного умственного напряжения.
— Если ты — сестра Эллисив, значит, ты дочь конунга руссов Ярислейва? — спросил он.
— Да, да! Я дочь его, Анна!
Халцедоний снова появился перед ярлом: