Неизвестный 1941. Остановленный блицкриг - Алексей Исаев

В ходе контрудара 28 июня танкисты из группы Гота впервые встретились с тяжелыми танками КВ. Произошло это у местечка Сурвилиски к северо-востоку от Лиды. Новые танки стали тем тараном, который обеспечил хотя бы ограниченный успех очередного контрудара пехоты советского 21-го корпуса. Как писал в своем отчете вышеупомянутый подполковник Регблат, «появление танков КВ вызвало большой переполох и смятение в рядах фашистских стервятников и способствовало успешному продвижению вперед батальона и уничтожению танков противника»[176]. За счет этого дивизия Галицкого продвинулась на 8—10 км вперед. Однако с точки зрения противодействия окружению всего фронта это была капля в море.

Командованием 3-й танковой группы очередной контрудар под Лидой был оценен как «массированные атаки». Немцы насчитали в рядах атакующих не 8, а всего четыре «тяжелейших» танка, хотя признали, что ни одного из них не подбили. В докладе штаба 19-й танковой дивизии указывалось: «Во время оборонительных боев 28.6.41 на участке 74-го сп неожиданно появились тяжелейшие русские танки, которые немедленно были взяты под обстрел 5-см противотанковыми орудиями с расстояния 1200 м. Наблюдение показало, что они не смогли добиться успеха. Находившиеся поблизости легкие полевые гаубицы также вступили в бой, но не смогли добиться успеха». Казалось бы, перед нами классическое описание встречи немцев с КВ или Т-34 в 1941 г. Однако неклассическим является финал этой истории. Стальной монстр не вернулся из боя с сотней лунок на броне. Неожиданно для самих немцев танк остановился. Как показал его осмотр немцами после боя, советский танк вышел из строя в результате технической неисправности (разгерметизация маслопровода). Жизнь часто оказывается прозаичнее рассказов о сотнях привезенных из боя попаданиях. По прилагавшемуся к немецкому докладу техническому описанию трофеем 19-й танковой дивизии стал КВ-2. Если бы он подошел на более близкую дистанцию, он мог бы быть подбит, как многие его собратья на разных участках советско-германского фронта. Всего, по немецким данным, в том бою им удалось подбить 18 танков, т. е. почти половину батальона майора Егорова. Советская заявка на выбивание 127 танков 19-й танковой дивизии представляется сильно преувеличенной.

Ознакомление противника с возможностями танков КВ стало лебединой песней 21-го стрелкового корпуса. Потери, невосполнимый расход боеприпасов заставили свернуть активные действия. В отчете отдела 1с (разведки) LVII корпуса есть красноречивая фраза относительно состояния 24-й стрелковой дивизии: «Согласно показаниям пленных, дивизия из-за нескольких безуспешных атак и сложностей со снабжением находится в процессе распада». Уже 28 июня командованием корпуса было принято решение начать отступление к старой государственной границе. Начало отступления было назначено на 20.00 того же дня. Поздно вечером неожиданно появилась радиосвязь со штабом фронта. Так как все шифровальные документы были уничтожены, переговоры велись открытым текстом. Скорее всего, их с большим интересом выслушала немецкая радиоразведка. Возражений относительно решения командования корпуса на отходу штаба фронта не возникло.

После захвата немцами Минска 28 июня сражение за город фактически закончилось победой немцев. Однако командование фронта пыталось еще как-то изменить ситуацию в свою пользу. Против прорыва к Минску Гота были брошены все силы, которые только можно было собрать. 29 июня, уже после оставления города, Павлов вновь отдает приказ 21-му стрелковому корпусу на контрудар. Он гласил: «Ваша задача — ударом направлении Раков 35 км северо-западнее Минск уничтожить группировку противника в районе Раков». Но в сражении уже наступил момент, когда практически любые приказы были невыполнимы. Приказ на контрудар 21-му стрелковому корпусу не составил исключения. Корпус уже фактически находился в окружении.

Несмотря на метания относительно глубины смыкания «клещей» окружения и корректировки первоначального плана командованием группы армий «Центр», основная идея изменений не претерпела. «Директива по стратегическому сосредоточению и развертыванию войск» от 31 января 1941 г. требовала «уничтожения войск противника, находящихся между Белостоком и Минском». На практике это означало образование еще одного «котла», на этот раз «танкового»[177]. Прорывом к Минску танковой группы Гота задача окружения советских войск к западу от белорусской столицы была выполнена наполовину. Для полного замыкания кольца окружения к Минску оставалось выйти 2-й танковой группе Гудериана. Центром этого «котла» был город Новогрудок. Он и дал наименование этому окружению.

Иногда утверждается, что «котел» был замкнут уже с падением Минска 28 июня. Например, И. Стаднюк в романе «Война» писал: «Вчера вечером, 28 июня, Минск оказался в руках немцев. Не хотелось в это верить. Просто не укладывалось в сознании: за неделю войны враг проглотил в полосе Западного фронта обширную нашу территорию. Танковые группы немцев, пусть ценой огромных потерь, все-таки проломили себе дорогу к Минску со стороны Вильнюса и из района Бреста и окружили отчаянно сопротивлявшиеся войска 3,10 и частично 13-й армий»[178]. В.А. Анфилов написал осторожнее: «В 17 часов 28 июня 12-я танковая дивизия 3-й танковой группы после упорного боя ворвалась в Минск, а на следующий день 39-й и 47-й моторизованные корпуса из групп Гота и Гудериана соединились»[179].

Однако датировка замыкания кольца окружения 28-го и даже 29 июня не соответствует действительности. Такого не утверждает даже сам Гудериан, который в «Воспоминаниях солдата» даже дал положение соединений своей группы на 28 июня. Все они были еще довольно далеко от Минска. Причина этого в том, что в отличие от 3-й танковой группы Гота, двигавшейся практически в пустоте на стыке Западного и Северо-Западного фронтов, 2-я танковая группа Гудериана постоянно сталкивалась с подбрасываемыми ей навстречу резервами.

В течение 28 июня немецкой 17-й танковой дивизией были лишь атакованы позиции 108-й стрелковой дивизии 44-го корпуса, выставленного заслоном к западу от города. Продвижение немцев от Койданова к Минску в тот день составило всего 6 км. Итог дня вполне определенно подводит замечание в журнале боевых действий XXXXVII моторизованного корпуса: «Командир корпуса около 15.00 сел в Несвиже в «Шторьх» и вылетел в Койданов в расположение 17-й тд, где составил представление о тяжелых боях в полосе дивизии и высказал свое признание ее заслуг». Собственно, танки этой дивизии 28 июня еще стояли без горючего в Несвиже, и быстрого прорыва без них через линию ДОТов ожидать не приходилось.

Именно в этот период сказалось изъятие из 2-й танковой группы 29-й моторизованной дивизии, отражающей под Зельвой попытки прорыва частей 10-й армии и 6-го мехкорпуса. В журнале боевых действий XXXXVII корпуса за 29 июня имеется следующая запись: «Поскольку ожидается скорое взятие Минска XXXXVII танковым корпусом, а приказом танковой группы крупные силы корпуса (в первую очередь из состава 17-й тд) связаны на линии Мир — Койданов, командование корпуса просит высвободить, перебросить и вновь подчинить ему по меньшей мере крупные части 29-й пд, чтобы использовать главные силы 17-й и 18-й тд для наступление на Минск и далее на важную переправу через Березину у Борисова. 29-я пд должна прикрывать левый фланг корпуса фронтом на северо-запад»[180]. Фактически в распоряжении командира корпуса Лемельзена осталось одно соединение для удара на Минск — 18-я дивизия Неринга. Вторая дивизия должна была прикрывать фланги от возможных контратак. Последние могли последовать как изнутри намечающегося «котла», так с востока и юга за счет резервов Западного фронта. Попытки прорыва у Зельвы окруженных под Волковыском советских частей и соединений 29 июня были в самом разгаре. Поэтому ни о каком высвобождении моторизованной дивизии в этот день не было и речи. Даже если бы она была высвобождена, соединению требовалось пройти немалое расстояние до подступов к Минску. Все это существенно нарушало планы немцев по смыканию «клещей» и дальнейшему продвижению на восток.

Дальнейшее развитие событий в какой-то момент приобретает комический оттенок. К 16.00 29 июня 18-я танковая дивизия обходит открытый фланг 44-го стрелкового корпуса и выходит к высотам на подступах к Минску с юга. Здесь ее ждет первый сюрприз: мост через реку Свислочь оказывается взорванным, а переправы заминированы. Причем и то и другое оказывается делом рук немецких саперов из 20-й танковой дивизии группы Гота. Но сюрпризы дня на этом не заканчиваются. О произошедшем далее в журнале боевых действий XXXXVII корпуса имеется следующая запись: «При дальнейшем движении вспыхивает бой между 18-й и 20-й тд, поскольку на отправленный вечером 28 июня в 3-ю ТГр и принятый ею запрос о численности и местонахождении соединений 3-й ТГр в Минске на тот момент не было получено ответа»[181]. Вместо дружеского соединения двух танковых групп произошла перестрелка. Автору неизвестны другие примеры, когда окружающие группировки при замыкании кольца вступали друг с другом в перестрелку.