Важное время (СИ) - Привалов Владимир

— Как? — просипел Йолташ чуть слышно. — Как вышли? Из каморы?

— Свинья помог, — один из пареньков, повыше остальных, пнул тело тюремщика.

— Ага, — шепнул еще один. — У него один ключ от всех дверей. И от твоих кандалов тоже.

Услышав про кандалы, Йолташ потер запястья. Руки свободны, а оковы валяются рядом. Дети смотрели с надеждой, и горец поднялся. Первым делом он прогулялся по короткому коридору и накинул на дверь тяжелый железный брус засова, висящий рядом.

Вернувшись, он перевернул тюремщика.

— Рассказывайте. Коротко. Кто, как очутились, где мы, — велел Йолташ высокому парню.

Слушая негромкий рассказ паренька, горец накинул перевязь с ножом. Вытащив из ножен, он качнул клинок в руке и вдел обратно. Сойдет. Потом стащил с толстяка сапоги и охлопал тело. Напрасно — другого оружия у мертвеца не нашлось. Йолташ поднял вырванную из стены цепь и неспешно намотал ее на левую руку, зажав крайний виток в ладони.

«Можно и под кистень. Но пусть наручем поработает», — решил Йолташ, взмахивая рукой. Не такой уж он великий мастер, чтобы кистенем махать. Еще и посреди решеток.

Тем временем парень рассказал нехитрую историю до конца. Многих продали собственные родители, покусившись на деньги высокого седого старика. Кого-то выкрали ночью прямо из дома, вырезав всю семью. Все они — бедняцкие дети из трущоб. Где они — никто не знает. Иногда замотанные приводили новичков, иногда забирали кого-то. Тех, кого забирали, больше никто не видел.

— Вот и Наума забрали, — грустно добавил рассказчик.

Йолташ, не отвечая, медленно двинулся по коридору в сторону закрытой на засов двери. По обе стороны коридора пустели каморки за толстыми прутьями. Над коридором в потолке попадались световые окна-колодца, тоже забранные решетками. Йолташ слегка подергал крепление засова, огладил петли и нахмурился. Приникнув ухом к двери, услышал монотонные песнопения. Нехитрый мотив и одна и та же фраза на неизвестном языке, повторяемая вновь и вновь.

— Диа… Диа… — прошептал охранник наследника, вслушиваясь. — Дианадахас…

Мальчишки, сгрудившиеся рядом, отпрянули от Йолташа, а некоторые из них замахали руками. Кто-то заплакал. Кто-то зажал уши.

— Что? Что? — спросил Йолташ, отходя от двери.

— Они, — высокий паренек мотнул в сторону закрытой двери, — так говорят. Дианадохус калас…

— И поют, — добавил кто-то прерывающимся голосом.

— И поют, — согласился парень. — Так поют, когда наших забирают.

— Ага. И уходят, тоже поют. Друг за дружкой идут и поют.

— И тебя, когда оттуда принесли, тоже пели, — добавил мальчонка с большими глазами и пушистыми, как у девчонки, ресницами и махнул рукой в противоположный край коридора.

— Меня принесли оттуда? — Йолташ указал подбородком направление и обнажил нож.

— Ага, — чуть слышно подтвердил высокий паренек. — Они всех оттуда приносят.

Йолташ двинулся вперед. Коридор оканчивался сплошной гладкой каменной стеной, но горец оставался настороже. Всякое он слышал в последние дни о каменных стенах! Охранник зашел в тупик. Толкнул твердь перед собой. Как и полагается настоящей стене, она не шелохнулась. Массивные блоки смотрелись внушительно и неколебимо. Йолташ повернулся и увидел глубокую нишу в стене рядом. В ней навалом лежали короткие факела и лампадки вроде тех, что горец видел у похитителей.

— А где мы? Знает кто? — вновь спросил Йолташ, крутя перед глазами лампадку. Белоголовый рассказчик мотнул головой, глянув на приятелей. Паренек с пушистыми ресницами подошел ближе, зыркнул исподлобья на белоголового и твердо сказал.

— В крепости на холме. Мы в крепости на холме.

Белоголовый дернул плечом и вскинулся.

— Дурак, — начал он. — Сколько раз…

— Тихо, — оборвал Йолташ. Он понял, что это давний спор.

Двинувшись обратно к тюремщику, он стал разматывать его тряпье.

«Мы шли тропой добрых, это я успел увидеть. А дом на скале стоит подле крепости. Выходит, малой прав. Однако наставник рассказывал, что облазил всю крепость и ничего не нашел, — думал Йолташ, складывая рядом широкие темные ленты одеяния тюремщика. — Но с той поры столько воды утекло, что всё могло измениться».

Раздев тюремщика, он принялся наматывать его тряпье на себя — поверх штанов и рубахи. С непривычки получалось так себе, но белоголовый принялся помогать и дело пошло веселей.

— Вы мне верите? — спросил Йолташ, делая последний виток на голове, и глянул на притихшую ребятню. Дышать стало тяжело, он вспотел. Те несмело кивнули.

— Ты свинью убил, — пожал плечами пацан с пушистыми ресницами. — Я тебе верю.

— И я! — подскочил белоголовый.

Йолташ натянул сапоги тюремщика — они оказались впору и слегка притопнул. Хорошо!

— Тогда забирайтесь обратно за решетку, — поднялся ропот и Йолташ поднял руку. — Дверь не закрывайте, а прикройте. Видели, как я цепь накинул перед тем, как свинью убить? Вот и вы вроде того.

Ребята пошушукались и зашли обратно в свою каморку. Йолташ прикрыл дверь. Цепь на левой руке слегка звякнула, когда он задел прут решетки. Кое-как он оттащил из коридора в свою камору тело тюремщика.

— Я огляжусь по сторонам и мигом назад, — прошептал он.

— Без нас не уйдешь? — спросил тот, что с пушистыми ресницами.

Йолташ помотал головой и отошел от решетки. Пройдя по коридору, подошел к двери и прислушался. Пение не утихало. Йолташ осторожно снял засов, слегка приподнял дверь на петлях, чтоб не скрипела, и медленно открыл. Напротив двери высилась покосившаяся стена, из которой то тут то там вылезали из кладки камни. Казалось — ткни в стену пальцем, и она рухнет. Пение доносилось из-за стены. Слева коридор засыпало рухнувшим сводом. Йолташ повернул направо и двинулся вдоль стены. Через пару десятков шагов вдалеке показался проем и льющийся из него дневной свет. Оставаясь в тени, Йолташ приблизился и глянул наружу.

Посреди развалин и разросшегося кустарника виднелся небольшой круглый дворик, в центре которого лежала плоская плита из гладкого мрамора. Когда-то мрамор был нежно-розового цвета, но сейчас весь заляпан бурыми потеками. На нем лежал мальчишка. Горец без труда узнал патлатого, — тот лежал в беспамятстве, совсем как сам Йолташ недавно. Вокруг мрамора на расстоянии пары шагов плечом к плечу сидели замотанные в темное фигуры. Они раскачивались из стороны в сторону и пели заунывное на незнакомом языке. Горец только и смог, что разобрать то самое «дианадохус калас».

Один из замотанных с открытым обезображенным лицом подошел к плите. В руке у него Йолташ заметил небольшой кривой нож. Горец разглядел, что у жреца нет не только носа и ушей — у того напрочь отсутствовали и губы.

«Мое место не здесь, — с отчаяньем подумал Йолташ, словно уговаривая сам себя. — Мое место не здесь, я охранник наследника Дана Дорчариан».

Веки бездвижного патлатого дрогнули.

Олтер

Остах решился. Тумма-таки смог донести до несгибаемого наставника, что способности дваждырожденного — это оружие. А оружием нужно научиться владеть.

— Оружие, — задумчиво пробурчал дядька. — Оружие.

Наставник повернулся и открыл ларь за спиной. Повел пораненным плечом и разложил на столе кольчугу рядом с тесаком.

— Помоги вздеть, — велел он повеселевшему Барату. Я радостно подпрыгнул, и дядька рявкнул на меня. — Чуть что — падаешь наземь. Камнем!!! — припечатал он. Я закивал, соглашаясь.

Тумма протянул руку и осторожно, двумя пальцами потрогал лежащий на столе тесак. Такую застенчивую улыбку на темнокожем лице я увидел впервые.

— С твоей клятой повязкой на глазах не понять толком, — разгладил кольчугу на груди Остах. — Чего лыбишься-то?

Тумма с неожиданной лаской погладил оружие и убрал руку. Повернулся к дядьке.

— Когда-то давным-давно я ходил на корабле, Рыбак, — тихо сказал гигант. — Тесака у меня было сразу два. Больше и тяжелее, чем твои.

— Сразу два, — хмыкнул дядька, подняв бровь, и смерил Тумму оценивающим взглядом. Решив для себя что-то, наставник вновь полез в ларь. Вскоре Остах выложил на стол еще два тесака, точные копии своего. — Держи. Других — больших и тяжелых — нету, — усмехнулся он.