Всё, что помню о Есенине - Матвей Ройзман

И вот, чтобы проверить эти факты, я встретился с сыном Сергея и Зинаиды Николаевны — Константином Есениным, который, по моим сведениям, жил на одной квартире с матерью около двадцати лет.

Я процитирую несколько строк о нем из книги заслуженного мастера спорта Андрея Старостина:

«А вот еще один постоянный посетитель, и не только посетитель, а строитель Центрального имени Ленина стадиона в Лужниках инженер Константин Сергеевич Есенин. Сын знаменитого поэта Константин Сергеевич не пишет стихов. Но о футболе говорит поэтически…

Его диаграммам и таблицам о делах футбольных может позавидовать кафедра института физкультуры. «Живая энциклопедия», — зовут Константина Сергеевича друзья…

Константин Сергеевич очень занятый человек, много работает на стройках страны. Но если кто-нибудь из футболистов или тренеров страны хочет спросить о чем-нибудь у Есенина, посоветоваться, Константин Сергеевич всегда находит для этого время, говорит охотно, страстно, поэтично».[41]

Остается добавить, что и пишет Костя (так он разрешил мне называть себя) о футболе поэтично, и цифры ложатся в тексте, как рифмы в строфе.

(Не надо забывать, что и дочь Есенина от Зинаиды Райх Татьяна напечатала в первом номере журнала «Новый мир» за 1962 год хорошую повесть: «Женя — чудо XX века».)

Лицом Костя — вылитый отец: рот, нос, скулы, губы — все Сергея. Говорит он, волнуется, возмущается, смеется, жестикулирует точь-в-точь как отец. Не любит лишних слов, гордый, знающий себе цену, терпеть не может лжи. Более того, любить писать сокращенные слова — все, все, как отец!

Костя рассказал о матери, о ее встречах с отцом, Сергеем Есениным, в то время, как она была замужем за Мейерхольдом. Он сопровождал меня к старой подруге его матери — Зинаиде Вениаминовне Гейман.

Престарелая, любезная женщина рассказала, как в ее комнате бывали Сергей и Зинаида Николаевна. Гейман сказала, что Зинаида Николаевна говорила об Есенине:

«Моя сказка, моя жизнь». Перед десятой годовщиной смерти Сергея, в 1935-м, Зинаида Николаевна подарила старой подруге свою фотографию. Я прочитал надпись:

«Накануне печальной годовщины (1925–1935) мои печальные глаза — тебе, Зинуша, как воспоминание о самом главном и самом страшном в моей жизни — о Сергее. Твоя Зинаида, 1935, 13 дек.»

Мейерхольд горячо любил Зинаиду Николаевну и говорил ей: «Ты — моя жизнь, а моя жизнь — это ты!» Конечно, от его глаз не укрылись встречи Есенина с Зинаидой Николаевной. Впрочем, об этом, как и о других фактах, связанных с жизнью отца и матери, правдиво написал мне Костя Есенин:

«Уважаемый Матвей Давидович!

Отвечаю на Ваше письмо, на интересующие Вас вопросы в той степени, насколько могу ответить.

Мой отец — Сергей Александрович Есенин разошелся с моей матерью — Зинаидой Николаевной Райх после короткой ссоры, к которым были склонны эти оба темпераментных человека.

Совсем маленьким мальчишкой я видел их в столкновении по каким-то финансово-хозяйственным вопросам, и в моей памяти запечатлелась мизансцена, похожая на:

«Вы помните, вы все, конечно, помните, как я стоял приблизившись к стене, взволнованно ходили вы по комнате и что-то резкое в лицо бросали мне».[42]

Безусловно, судя по рассказам матери и ее подруги — Зинаиды Вениаминовны Гейман — сыграли роль и «друзья» отца, из группы «мужиковствующих», неприязненно относившихся к моей матери.

Она и сама относилась к ним с неприязнью, видя их тлетворное влияние на отца.

Видимо, сыграла во всем этом деле роль и нерусская фамилия матери — Райх, которую она получила от своего отца — моего деда. «Мужиковствующие» настаивали на ее нерусском происхождении, в то время как мать у нее была русской, даже вышедшей из захудалого дворянского рода (Анна Ивановна Викторова). Отец матери — Николай Андреевич Райх — железнодорожник, выходец из Силезии. Национальная принадлежность его затерялась в метриках прошлого века.

Насколько мне известно, мать и С. (ергей) А. (лександрович) переживали разрыв мучительно, и даже после того, как мать вышла замуж за Всеволода Эмильевича Мейерхольда, встречались неоднократно на квартире Зинаиды Вениаминовны Гейман. Всеволод Эмильевич, по словам 3. В. Гейман, — а он был человеком наблюдательным, — узнал об этих встречах, и имел серьезный разговор с 3.(инаидой) В. (ениаминовной).

— Вы знаете, чем все это кончится? С. (ергей) А. (лександрович) и 3. (инаида) Н. (иколаевна) снова сойдутся, и это будет новым несчастьем для нее.

Всеволод Эмильевич был арестован 20 июня 1939 года. Мне было уже 19 лет. Я отлично помню всю эту «эпопею» в мельчайших подробностях.

Что касается смерти Зинаиды Николаевны, то хочу Вас, Матвей Давидович, уверить, что «молва» многое нанесла на это довольно просто объяснимое убийство. Не буду Вам об этом писать. Скажу только, что следствие по этому делу велось очень бестолково и бессистемно, сомневаюсь и в том, что оно было добросовестным…

Я уехал из Москвы в Константинов, под Рязань, вечером 13 июля, а в ночь с 14 на 15 и случилась эта трагическая беда.

Ограбления не было, было одно убийство. Всякие «мифы» о золотых портсигарах и запонках — действительно мифы.

У Мейерхольда никогда не было золотого портсигара, да если бы и был, он был бы конфискован при обыске, так как при арестах и обысках, как известно, все золотые вещи конфискуются.

Насколько мне известно из весьма солидных источников, по делу матери были осуждены три, совершенно между собой не связанные бандитские группы.

Всякие разговоры о моем «неесенинском» происхождении, конечно, мне давно были известны. Известна и реплика, приписанная Мариенгофом отцу: «Есенины черными не бывают».

В то же время фотографию мою отец носил в своем бумажнике до последнего дня.

Желаю Вам

доброго здоровья и

постоянной бодрости

К. Есенин

2 декабря 1967 г.»

Всякие комментарии к этому письму Кости Есенина излишни. Однако он — и не без основания — дает понять, что стихотворение его отца: «Письмо к женщине»[43] посвящено его матери Зинаиде Николаевне.

А в этом стихотворении есть такие строки:

Любимая!Я мучил вас.У вас была тоскаВ глазах усталых:Что я пред вами напоказСебя растрачивал в скандалах.

И дальше:

Я стал не тем,Кем был тогда,Не мучил бы я вас,Как это было раньше.За знамя вольности,И светлого трудаГотов идти хоть до Ламанша.

И под конец Есенин перекликается с темой Онегина — Татьяны любимого им Пушкина: