Зубы тигра - Морис Леблан

Затем продолжал:

— Флоранс, испуганная той ролью, которую бессознательно играла и в особенности страшной ролью Жана Вернона, бежала из клиники, полная лишь одной мыслью увидеть Жана Вернона, потребовать от него объяснений, услышать его оправдание. Он в тот же вечер увез ее на автомобиле.

— И вы настигли их?

— Вчера около трех часов. Жан Вернон начал с того, что сбросил меня в колодец и похоронил Флоранс под лавиной камней.

— А, так вы погибли?

— Снова погиб, господин Председатель.

— Но Флоранс Девассер? Зачем ему надо было устранить ее? Ведь таким образом рушился проект необходимой ему женитьбы?

— Флоранс отказывалась выйти за него.

— Но в таком случае…

— Как-то Жан Вернон составил письмо, в котором заявил, что все имущество оставляет Флоранс, а Флоранс, жалея его и не придавая этому никакого значения, написала такое же письмо, в котором все оставляла ему. Таким образом, в случае смерти Флоранс права Вернона были бы неоспоримыми, а так как даже в случае ареста он за неимением улик вскоре был бы освобожден, то он зажил бы припеваючи с двумястами миллионами в кармане и 14 убийствами (я подсчитал) на совести. Для такого чудовища одно другого стоило.

— А у вас есть доказательства?

— Вот они, — сказал Перенна, протягивая бумажник, который вынул из кармана пиджака, — вот письма и документы, которые бандит почему-то сохранил. Вот его переписка с господином Фовилем. Вот черновик письма, в котором мне предлагалось приобрести отель. Вот сведения о поездке Жана Вернона в Алансон, чтобы перехватить письма Ланджерио. Вот еще заметка, где говорится, что Вернон натравил на него Фовиля (на Гастона Саверана). Вот копия заметок, найденных в восьмом томе Шекспира, принадлежавшем Жану Вернону. И, наконец, заметка, показывающая как он влияет на Флоранс. Затем его корреспонденция с перуанцем Кассеросом, черновики доносов против меня и Мазеру. Да надо ли перечислять, господин Председатель? У вас в руках полное досье.

— А где же негодяй?

— Внизу в моем автомобиле.

— Вы предупредили моих людей? — с тревогой спросил Демальон.

— Да, господин Демальон. Притом, он хорошо связан, бояться нечего.

— Дело, видимо, закончено, — сказал Баланглэ, — но один пункт все-таки не разъяснен. А он-то больше всего волнует публику. Это следы зубов на яблоке, «зубов тигра», как их назвали, зубов мадам Фовиль, которая оказалась невинной. Господин префект утверждает, что вы и это можете разъяснить.

— Да, господин Председатель, бумаги Жана Вернона объясняют и это. К тому же это дело очень простое. Это, действительно, следы зубов мадам Фовиль отпечатались на яблоке, но не зубы мадам Фовиль укусили этот плод.

— Как же это так?

— Господин Председатель, фраза, которой месье Фовиль осветил эту тайну, приблизительно соответствует истине.

— Фовиль был сумасшедшим…

— Да, но сумасшедшим в одном отношении. Во всех остальных он мыслил с ужасающей логикой и интуицией, то есть был совершенно нормальным.

Несколько лет тому назад, находясь в Палермо, мадам Фовиль осматривала развалины, относящиеся к римской эпохе, споткнулась на наружной лестнице и упала так неудачно, что стукнулась ртом о мраморный подоконник и выбила себе верхние и нижние передние зубы. Ей пришлось вставить себе искусственные. Пока дантист изготовлял их, ей были сделаны временные протезы для того, чтобы она привыкла к ним. Дантист сделал ей вставные зубы, совершенно идентичные временным протезам. Эти протезы господин Фовиль сохранил на всякий случай и воспользовался ими в ночь своей смерти, чтобы оставить на яблоке след зубов своей жены. Инспектор Веро смог получить на короткое время эти протезы, сделал ими отпечаток на плитке шоколада, желая оставить вещественное доказательство.

За этим объяснением дона Луиса последовало молчание. Действительно, дело было настолько просто, что Председатель Совета Министров удивился. Все обвинения, которые вызвали отчаяние и смерть мадам Фовиль и Гастона Саверана, основывались на незначительном факте, который видели многие, но никто не мог объяснить тайны «зубов тигра».

«Зубы тигра!» Все считали, что поскольку зубы мадам Фовиль и отпечаток зубов на яблоке идентичны, а теоретически считается, что зубы двух человек не могут оставить в точности одинаковых следов, то следовательно мадам Фовиль виновна. Это рассуждение оказалось столь неоспоримым, что никому не могло и в голову прийти, что укус на яблоке мог произойти и без участия зубов живого человека.

— Это как яйцо Христофора Колумба — надо сообразить, — сказал смеясь, Баланглэ.

— Вы правы, господин Председатель. Об этих вещах не думают. Вот другой пример, если вы позволите вернуться к тому времени, когда Арсен Люпен называл себя сразу и Полем Серниным и Ленорманом? Никто не заметил, что Поль Сернин был анаграммой имени Арсен Люпен, одни и те же буквы составляют оба имени. Ни на одну больше, ни на одну меньше. И, несмотря на то, что это уже второй раз, никто не сделал этого сопоставления. Всегда — яйцо Колумба — нужно сообразить!

Баланглэ был несколько удивлен этими разоблачениями. Можно было подумать, что этот дьявол пытается разыгрывать его все время и ошеломлять своими неожиданными театральными эффектами.

Эта последняя деталь хорошо обрисовала характер этой личности — странную смесь благородства и наглости, хитрости и наивности, легкой иронии и какого-то тревожащего беспокойного очарования: род героя, который может пожертвовать королевством из-за пустой авантюры, забавляющегося перестановкой букв своего имени, чтобы одурачить публику и доказать ей ее легкомыслие и рассеянность.

Баланглэ обратился к дону Луису:

— Месье, после ряда удивительных успехов в этом деле, вы сдержали слово и поймали бандита. Со своей стороны я тоже сдержу слово. Вы свободны.

— Благодарю вас, господин Председатель. А бригадир Мазеру?

— Он будет освобожден сегодня же. Господин префект полиции устроил все таким образом, что ваш арест остался неизвестным широкой публике. Вы — дон Луис Перенна, и нет никаких оснований для того, чтобы вы перестали им быть.

— А Флоранс Девассер, господин Председатель?

— Она должна будет явиться к господину следователю. Это необходимо. Свободная от всех обвинений и даже подозрений, она, несомненно, будет признана законной наследницей Космо Морнингтона и получит двести миллионов.

— Она же их не примет, господин Председатель.

— Как так?

— Флоранс Девассер не хочет этих денег. Они были причиной слишком многих преступлений. Она в ужасе от них.

— Что же будет с этими деньгами?

— Двести миллионов Космо Морнингтона будут употреблены на постройку дорог и школ в Марокко и Конго.

— Эти африканские государства вы собираетесь приобщить к культуре? — сказал Баланглэ, смеясь. — Что ж, благородный жест, и я соглашаюсь от всего сердца. Государственный бюджет не выдержал бы этих расходов. Поистине дон Луис щедрой рукой расквитался за деяния Арсена Люпена.

Восемь дней спустя дон Луис Перенна и Мазеру сели на яхту, которая доставила их в Африку. Флоранс их сопровождала.

Перед отъездом они узнали о смерти Жана Вернона, который, несмотря на принятые предосторожности, умудрился отравиться.

Прибывший в Африку дон Луис Перенна, который несколько лет тому назад был избран мавританским султаном, встретил своих прежних друзей и подчиненных и назначил туда правителем Мазеру, наделив его большими полномочиями. Затем он занялся бесконечным количеством дел, которые должны были последовать за его отречением от престола и предшествовать получению Францией нового государства. Он имел многочисленные совещания, как с вождями племен, так и с генералом Лоти, командующим французскими войсками в Африке. Многочисленные переговоры, в которых устанавливались необходимые мероприятия, должны дать Мавритании прогресс и процветание.

Завтрашний день был обеспечен. Когда настанет время, туманная дымка управления вождей рассеется, открывая государство, твердо управляемое, пересеченное дорогами, с сетью школ, законностью и развитой промышленностью на полном ходу.

Потом, исполнив свой долг, что было очень нелегким делом, дон Луис смог спокойно сложить с себя власть и вернуться во Францию.

Бесполезно вспоминать шумиху, вызванную его женитьбой на Флоранс Девассер. Полемика возобновилась, и многочисленные журналы напечатали об обнаружении Арсена Люпена под именем Луиса Перенна, имя, которое было составлено из тех же букв: это было, наконец, замечено. Но Арсен Люпен был мертв, а дон Луис Перенна существовал, и никто не набрасывал тень на это имя.

Сегодня он живет в деревне Сен-Лакмо среди холмов, живописно спускающихся к Уазе. Кто не знает его скромный дом, весело окрашенный, с зелеными ставнями, окруженный садом и великолепными цветами?

По воскресеньям туда направляются на прогулку, надеясь увидеть сквозь решетку ограды или встретить на деревенской площади того, кого называли Арсеном Люпеном.