Путешествие шлюпа Диана из Кронштадта в Камчатку - Василий Головнин

3) Над меною будет надсматривать лейтенант Рикорд.

4) На рейде офицерам днем вахт не стоять, а только одним гардемаринам; а ночью стоять всем на вахте, как на море.

5) Вся вахта от наступления темноты до рассвета должна быть вооружена, как росписаны они для абордажа{176}.

6) При работе на берегу будут мичманы Мур и Рудаков по очереди; им поступать по приложенной в сигналах инструкции.

и 7) Гардемарину, которого неделя быть у раздачи провизии, наблюдать, чтобы больным никаких привезенных с берегу свежих провизии не выдавать без назначения лекаря и не свыше определенного им количества».

Во все сутки 27‑го числа погода была ясная, при местных облаках, ветер же самый тихий. Поутру, в 6 часов, послал я вооруженные гребные суда на берег за водой и дровами и сам на своей шлюпке с ними поехал. Встречены мы были небольшим числом жителей. Скоро их собралось множество. Приходили они с деревянными копьями, стрелами и дубинками; но все почти оружие свои клали в лесу, а к нам подходили безоружны и обращались с нами по–дружески. Многие из них сами вызвались таскать наши бочонки с водою (каждый от 4 1/2 до 5 1/2 ведер), за что получали по две бисеринки за каждый бочонок и весьма были довольны сею платою.

Около полудня мы возвратились с водой и дровами на шлюп, а после обеда опять поехали на берег. Островитян было более прежнего. Они нас встретили, как старых друзей, и помогали наливать воду и таскать дрова. Несмотря, однакож, на их, по наружности, дружеское расположение, мы были осторожны; поэтому, кроме работавших людей, все прочие были беспрестанно в ружье.

В 5‑м часу все мы возвратились на шлюпы. Занятия офицеров на берегу были различны. Всякий из них исполнял, что ему было определено: один надсматривал над работами; другой начальствовал конвойными людьми; кто выменивал у жителей съестные припасы; кто делал астрономические наблюдения и другие замечания, а кто собирал слова языка здешних жителей {*31}. Сегодня мы выменяли у них: кокосовых орехов 250, корня яму 175 фунтов, сахарных тростей 66 фут, платанов 4 ветви.

Под вечер мы ездили на восточный берег залива, к жилищу приятеля нашего Гунамы. Шалаш его не отличался ничем от других, кроме величины, и был пуст вовсе. Надобно думать, что они все свое имущество унесли в лес, дабы мы, прельстясь оным, не отняли у них их пожитков. Даже те вещи, которые мы им дарили, на другой день по получении оных от нас они скрывали; также и свиней всех, коих кал около хижины мы заметили, подозрительные островитяне угнали в леса. Известно, что жители островов Тихого океана считают европейцев голодными бродягами, которые скитаются по морям для снискания себе пищи; танские островитяне, верно, опасались, чтобы мы не узнали, что у них много свиней, и не поселились между ними. Капитан Кук, так же, как мы, немного мог выменять у них сих животных.

Гунама нас встретил на самом берегу и принял ласково: потчевал он нас кокосовыми орехами, которые при нас велел одному мальчику лет 10 или 12 достать с дерева. Мы удивились, с какой легкостью мальчик сей взошел на дерево, которое к горизонту было наклонено не менее как градусов на 60; он шел по нему ногами, как по земле, а руками только придерживался. Не менее того удивила нас чрезвычайная крепость, какую жители сии имеют в зубах: мы принуждены были для получения молока или соку из кокосовых орехов прорубать их топором или прокалывать большим ножом, но они прокусывали их зубами в одну секунду и так же легко, как бы нам раскусить обыкновенный орех.

Гунама показал нам двух своих сыновей: один был мальчик лет 14 и назывался Ята, а другой лет 10, по имени Кади. Он с ними вместе и в сопровождении человек пяти или шести других островитян провожал нас по берегу, где мы гуляли; но не хотел, чтобы мы подходили к их кладбищу, которое было в лесу, и мы видели оное только издали. Равным образом препятствовал он нам обойти северо–восточный мыс гавани, о коем Форстер упоминает, что и их туда они не пустили.

Сделав некоторые подарки за ласковый прием Гунаме, детям его и другим, мы при захождении солнца возвратились на шлюп. Ночь на 28‑е число была очень хороша, почему я приказал служителям по очереди мыть свое белье; а с рассветом опять поехали наши гребные суда за дровами и водою.

Штурман же Хлебников с учеником Средним были употреблены к описи и промеру гавани.

Около полудня гребные наши суда с водою и дровами возвратились; после полудня еще раз успели они съездить. Жители принимали нас попрежнему дружелюбно, отнюдь не покушаясь украсть у нас что–нибудь, а того менее напасть открытой силой.

Мы возымели к ним некоторую доверенность. Правду сказать, что мы более доверяли их страху огнестрельного нашего оружия, нежели добрым их свойствам.

Впрочем, как бы то ни было, номы ходили стрелять не более как подвое и по–трое вместе и весьма далеко уходили от берега в лес. Из жителей многие нам попадались навстречу, а некоторые сопутствовали нам для показания птиц, но оскорблений нам никаких не причиняли. Нам делали только некоторую досаду проводники наши, ибо, полагая, что ружья наши могут умерщвлять тех в кого мы целим на всякое расстояние, они бежали впереди нас, как бешеные, кричали во все горло и пугали птиц; а когда птицы поднимались, то они показывали нам на них, когда они едва видны были, и удивлялись, почему мы в них не стреляем.

А нам не хотелось открыть им, что ружья наши не могут вредить далее известного расстояния; и потому мы принуждены были притворяться, что не видим птиц или что они не стоят того, чтобы их убить. С не меньшею осторожностью мы скрывали от них, что наши ружья надобно заряжать, ибо они думали, что из ружья беспрестанно можно стрелять; открытие сей тайны могло бы послужить к нашей гибели.

Гунаме вчера крайне понравилась моя куртка, и более по причине блестящих пуговиц, на ней бывших, ибо я был столь неосторожен, что не велел их какими–нибудь тряпками обшить. Хотя, впрочем, в рассуждении моего оружия я и употребил сию осторожность, как, например, эфес и оправа у моей сабли, пистолет и ружья были обшиты синею китайкою, чтоб блеск сих вещей не прельстил диких и не заставил бы их просить их у меня.

Итак куртка моя обратила на себя все внимание Гунамы; он несколько раз изъявлял желание иметь ее, а мне не хотелось расстаться с вещью, для себя весьма нужной, почему я притворился, что его не понимаю.

Мы не заметили, чтобы они один другому завидовали, и вообще казалось, что жители сего острова весьма дружны между собой: всегда ходили партиями, обнявшись или схватившись рука за руку. Когда один что–нибудь делал и просил помощи у других, то они охотно ему пособляли; драк между ними мы не видали и ссор не заметили. Но с жителями других островов или, может быть, и с жителями других частей того же острова, они, верно, ссорятся и ведут войну, потому что мне случилось видеть одного островитянина с раною в паху от стрелы. Только я не мог объясниться с ним, где и как он ее получил. Притом множество дубинок, копий и стрел и пр., коими все они от старого до малого вооружены, показывают уже, что они имеют войны.