Сердце бури (СИ) - "Раэлана"

Рей старалась восстановить дыхание. На ее глазах блестели слезы обиды, но что стало их причиной — ее слабость, так ловко и жестоко поднятая на смех самими обстоятельствами, или что-то другое? Быть может, она всерьез готова была пожалеть о том, что все окончилось, не начавшись?

— Я думаю, мне пора… — выдохнула она, стараясь придать своему голосу как можно большую твердость. Ни в коем случае не позволить Бену заметить, что земля в этот миг готова уйти у нее из-под ног. — Тебе нужно прийти в себя. Мы поговорим позже.

Боязливо попятившись к двери, Рей покинула медотсек. Она ушла сама, не дожидаясь, когда он в исступлении прогонит ее, как уже бывало не раз.

До самого вечера случившееся не выходило у нее из головы; и чем больше Рей обдумывала свои чувства — тем больше боялась. Учитывая все вопросы, которые со смертью мастера Люка остались неразрешенными — и девушка уже утратила всякую надежду их разрешить, — отныне у нее появилась еще одна причина для беспокойства и повод держать дистанцию. Не позволить родиться на свет ответному чувству, а если оно все же родится — может быть, оно уже родилось, — то приложить все силы, чтобы задушить его в зародыше. Какой бы немилосердной ни казалась эта крайность, она необходима, чтобы уберечь Бена.

Рей была почти уверена, что в тот самый миг, когда сомнения привели ее в чувство, она услышала, как Тьма шепчет ей: «Что ты теперь станешь делать? Ты любишь его? Но ты ведь знаешь, что, утратив над собой контроль, ты можешь его убить…»

***

К вечеру между ними все еще царило стыдливое молчание.

Бен пил чай, упрямо не отрывая взгляда от содержимого своей кружки. Рей спокойно дожидалась, когда он закончит с ужином, чтобы унести посуду. Она могла бы поручить это дело Трипио, однако боялась, что сейчас, когда к ее подопечному вернулась Сила, простому дроиду, тем более на редкость раздражающему, опасно лишний раз находиться с Беном один на один.

Девушка готова была поклясться, что чувствует, как руки бывшего темного рыцаря нервно подрагивают. Он был напряжен. Как плотина, которую вот-вот прорвет.

Наконец Бен отставил кружку и накрепко стиснул кулаки.

— И долго это будет продолжаться? — выдавил он, по-прежнему не глядя на нее.

Рей не удивил его выпад. Она уже давненько ожидала чего-то подобного.

— Что именно? — осведомилась она как можно более спокойно, хотя лицо ее тотчас зарделось.

— Ты же сказала, что позже мы с тобой поговорим.

— Если ты о том, что произошло утром, то, я считаю, тут нам не о чем говорить. Вернувшаяся Сила немного вскружила тебе голову. Такое может произойти с каждым…

— Дело не в этом, мусорщица! Не притворяйся, что не знаешь. Ты ведь сразу все поняла…

Бен вскинул голову.

Рей взглянула на него, в самую глубь блестящих обидой темных глаз — и от тоски и смятения, притаившихся там, в глубине, ей стало не по себе. Впервые он не вышел из себя, имея для этого приличный повод; не начал кричать на нее… Его взглядом владел не обыкновенный гнев, а пустая, пугающая безнадежность.

Бен был в отчаянии. Да и как ему было не отчаяться? В каком-то сумрачном любовном припадке, ослепленный влиянием Силы, он выдал то, чего не должен был выдавать. Пусть все это и вправду было только вселенской шуткой, однако благодаря шутке все то, чему положено было оставаться в тени, вышло на свет. То, о чем знали они оба; то, что могло безнадежно погубить хрупкое согласие, кое-как устоявшееся между ними — согласие, с недавних пор державшееся на единственном столпе умышленного молчания, — наконец, прорвалось наружу.

Девчонка в самом деле давно догадалась о его чувствах — и все же позволять этой правде вдруг прозвучать так однозначно он не имел права. Хотя бы из уважения к Рей, которая до сей поры беззвучно сносила все его выкрутасы.

— Послушай… — начала девушка, болезненно сглотнув. — Нам… нам нельзя делать того, что мы делали сегодня. Это… неправильно…

«Неправильно…»

Нет, только послушайте, что за глупость она несет! Есть миллион причин, по которым ей нельзя отвечать на его чувства — сколько бы ей ни было жаль его, и сколько бы, возможно, ни хотелось откликнуться. Но почему именно сейчас ни одна из этих причин не приходит на ум?

— Я и сам знаю, что так нельзя! — вскричал Бен. — Я — не дурак и не одержимый! По крайней мере, одержимый не настолько, чтобы ты так меня боялась, — усмехнулся он. И, помолчав, произнес чуть тише: — Но что прикажешь делать мне? Куда деваться? В тебе есть что-то, чему невозможно противиться и от чего нельзя отказаться — что-то пугающее и ослепительное…

В его приглушенном, хрипловатом голосе слышались и мольба, и злоба. Его грудь широко и возбужденно вздымалась.

— Может, я вовсе и не собирался похищать тебя, — говорил он. — Я бы и не подумал гнаться за тобой на «Старкиллере». Это Сила… казалось, она нарочно зовет меня именно к тебе. Когда мы повстречались здесь, на Такодане, я понял, что ты и есть Пробуждение Силы. Что ты — сердце бури, уже охватившей меня и готовой поглотить… Ты считаешь это влюбленностью? Нет, Кира Дэррис, это обреченность. Это болезнь — неизлечимая, мучительная. Подчас заставляющая меня завидовать даже участи Верховного лидера. Уже тридцать лет гниющий заживо и разлагающийся, как труп — и все же, у него есть цель, а значит, есть и надежда. А у меня надежды нет. Что моя надежда? Просто видеть тебя, молча купаться в лучах твоей доброты, даже не помышляя о счастье исцеления. Это жестоко. Разве ты сама не находишь это жестоким? Кто сказал, что в тебе есть Свет? Это не свет, это адское пламя! Это пожар, поднявшийся в моей груди. Ты — вампир, околдовавший меня и сосущий из меня силы уже много месяцев. И все же ты — лучшее, что происходило со мной. Самое светлое и восхитительное создание, встречавшееся в моей дурацкой жизни. Ты сказала, это неправильно. Да, сарлакк тебя сожри, неправильно! Неправильно жаждать того, что тебя убивает. Но я жажду тебя! День ото дня желание горит во мне только сильнее, и я ничего не могу с этим поделать. Я… — он промедлил немного, а затем выпалил на едином дыхании: — Я люблю тебя, хаттова ты девка! Люблю!..

С этими словами Бен дернулся, схватил первый угодивший под руку предмет — к несчастью, им оказалась кружка с остатками чая — и швырнул подальше. Кружка брякнула об пол и разлетелась на осколки. Бурая жидкость разлилась на светлом кафеле.

Дверцы шкафа с медикаментами сами собой распахнулись настежь, и оттуда посыпались бинты, ампулы с лекарствами и другие предметы.

Бен продолжал, не умолкая ни на мгновение:

— Да, я люблю тебя! Люблю тебя! Люблю, люблю… — повторяя одно и то же слово, он как будто хотел сам себя заставить поверить в то, что в самом деле говорит все это. Смешно. Даже сознаться в массовых убийствах во время допроса было не так тяжко. — Ты довольна? Скажи мне, джедайская дрянь, этого ты ждала? Тебе мало было простых намеков. Ты хотела, чтобы я признался вот так, вслух? Ну так я признаю: я полюбил тебя тотчас, как увидел. В тот самый миг, когда ты застыла передо мной с бластером в руке, такая боевитая, непокорная, глядя на тебя, я осознал, что нашел что-то интересное. Что-то, что, возможно, изменит всю мою жизнь. Пропади все в Бездну, и ведь я не ошибся!.. — Он повторил снова: — Я тебя люблю. С такой силой, на которую способны только злодеи и умалишенные. Я — злодей, и я давно лишился разума. Я не могу любить иначе.

Его речь внезапно прервалась. Бен поспешно закрыл лицо ладонями и сделал глубокий вдох.

Рей глядела на него, не помня себя от боли сострадания. Бен давно не был так многословен. Должно быть, жажда признания уже давно обжигала его душу и дожидалась только повода.

Осторожно, шаг за шагом, как будто ступая по зыбкому и опасному болоту, Рей понемногу приблизилась к нему и опустилась на пол у его неподвижных ног с видом преданного домашнего зверька, готового на все, чтобы облегчить участь хозяина. По ее щеке скатилась полупрозрачная бусина.

«… ты можешь убить его…»