Смерть с отсрочкой - Крис Хаслэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока Ленни был занят, а Сидней спал, Ник проводил время, расхаживая по террасе в поисках вдохновения. Он знал, что должен быть более легкий способ найти тайник Виллафранки, чем ездить взад-вперед по случайным колеям, ожидая неверного шанса, что восьмидесятилетний старик припомнит картину. Проблема в том, что свидетель рассказывает не всю историю, а открытые главы в основном бесполезны. Сидней избирательно излагает правду, больше старается заинтриговать, чем снабдить информацией, описывает события так, будто сам при том не присутствовал. С самого начала говорит о войне объективно, полностью опуская собственное участие. Ник щелчком вышвырнул за перила окурок и решительно направился к комнате Сиднея.
— Впустите меня. Это Ник.
— Что вам нужно?
— Поговорить. Откройте.
— Я стараюсь немного поспать, мистер Крик.
— Некогда. После смерти поспите.
Послышался хруст старческих костей. Сидней устало шаркал к двери.
— Чего вам? — буркнул он, отодвинув засов.
— Разрешите представиться: Ник Крик, очень рад познакомиться, — объявил Ник. — Два года назад я напился в компании, сел за руль, не справился с управлением, автомобиль упал в реку Бур. Я убил свою жену и дочь, отсидел за это полтора года. Считал, что должен просидеть гораздо дольше, но, с другой стороны, как заметил судья, мысленно буду всю жизнь себя проклинать. Поэтому не пью, мистер Стармен. Это мой секрет. Почему бы вам не оказать мне такое же уважение и доверие, открыв свои секреты?
Сидней секунду смотрел на него, облизывая усы и быстро моргая в новых очках.
— Хорошо, — кивнул он наконец. — Может быть, прогуляемся?
Ушли недалеко. Сидней явно испытывал боль, спускаясь по грязной тропинке к реке. Дойдя до каменистого берега, прислонился спиной к валуну, объявил, что дальше не пойдет.
— Похоже, я быстро слабею, — признал он. — Знаете, эта поездка меня доконает.
Ник пнул камешек, сбросив в быстрый поток. Солнце плыло за западными пиками, и, хотя еще не было трех часов, в долину заползал сумеречный холодок.
— Боитесь? — спросил он.
— Смерти? Конечно.
Ник тряхнул головой:
— Нет, я спрашиваю, вы боитесь признаться в том, что тут делали? Ведь война была грязная, правда?
Сидней смотрел на воду.
— Я ехал в Испанию убивать немцев. Ни в чем не сомневался, никогда не прикидывался, будто имею какие-то политические убеждения, плевал на демократию, борьбу рабочих и прочее. Скажу лишь, что приехал сюда по ошибочным соображениям.
— Вы служили в Интернациональных бригадах, — кивнул Ник. — Сами сказали, что они сражались за благородные цели.
Сидней покачал головой:
— Я после Харамы оттуда ушел. Вступил в так называемую ремонтно-полевую бригаду под командованием Фрэнка Кобба. Он получал приказы непосредственно от генерала Орлова. Мы считались спецотрядом, а на самом деле были эскадроном смерти. Я убил больше испанцев, чем немцев, больше республиканцев, чем националистов…
— По-настоящему убивали людей?
Сидней вздохнул:
— Ваше поколение считает нас добрыми, благодушными дедушками или согбенными пенсионерами. Вы даже близко не представляете, какие ужасы нам довелось пережить и какие мы сотворили злодейства. Разумеется, я убивал людей, черт побери. Детей, девушек, стариков, которых считал неспособными на ответные действия. Стрелял мужчинам в спину, пускал пулю в лоб упавших с мольбой на колени. Теперь уже выглядит не совсем благородно?
Ник окинул взглядом восточный хребет еще с теплыми от солнца вершинами.
— Меня, собственно, не волнует, в кого вы стреляли, — сказал он. — Возможно, исполняли приказ, а если бы так уж стыдились содеянного, по-моему, вряд ли отправились бы искать неправедную добычу. Я только хочу знать…
На тропинке зазвучали быстрые резкие шаги.
— Вероятно, мистер Ноулс, — предположил Сидней.
— Эй! — крикнул Ленни. — Что это тут такое? Тайное совещание интеллектуалов?
Ник вздохнул:
— Просто разговариваем.
— Обо мне? О золоте? Что за личный и важный вопрос надо в такой дали разбирать?
— Мистер Крик мне признался, что отбыл тюремное заключение за причинение смерти в результате неосторожной езды.
— Угу, — кивнул Ник, встретив негодующий взгляд Ленни. — Кто-то сообщил мистеру Стармену о моей отсидке, я решил, что пора прояснить обстоятельства. Думаю, тебе тоже было бы интересно.
Ленни не понял, доволен он или нет. Был уверен, что против него плетут заговор, хотят вычеркнуть из числа пайщиков, сидят и воркуют, как шерочка с машерочкой. Он слегка поежился.
— Ну ладно. Она своего старика в катафалк загружает. Что такое tio?
— Дядя, — пояснил Сидней. — Например, тио Пепе, владелец.
— Дядя… — задумчиво повторил Ленни. — А mi значит «мой»?
— Верно.
— А matar?
— Matar?
— Matar.
— Matar значит «убей».
Ленни носком кроссовки вывел на земле кружочек.
— Вот дерьмо.
— Неудивительно, что она накормила тебя до отвала, — усмехнулся Ник.
— Обожди, Николас, — насупился Ленни. — У меня дело важное.
— И у мистера Стармена тоже. Он как раз собирался обрисовать свою роль в связи с золотом Орлова.
Ленни минуту стоял, открыв рот, как будто получил оплеуху.
— Э-э-э… Думаю, мои дела поважней исторической лекции, Николас. Бешеная корова хочет, чтоб я убил ее дядю. — Он изобразил пальцами открывающийся рот. — Matar mi tio, matar mi tio… Я не знал, что такое matar, но надеялся, что tio — это задница. — Он тряхнул головой. — Надо выпить, будь я проклят. Потом расскажете.
Они наблюдали, как он бредет назад по тропинке, что-то бормоча и тряся головой.
— Вы ошиблись насчет свиста, — заметил Сидней.
13
Ангел Виллафранка довольно быстро понял, что он не в кругу друзей. То ли отказ Сиднея дать ему оружие, то ли полученный от Кройца подзатыльник, то ли прочные наручники Кобба намекнули на затруднительное положение. Однако он с излишней беспечностью человека, давно привыкшего торговаться с рассерженными властями, изо всех сил старался очаровать захватчиков естественным цыганским шармом.
— От вас дерьмом несет, знаете? — ухмыльнулся пленник, когда они мчались к северу в фургоне для доставки грузов с надписью «Хамонес эль Карраскал» на борту.
Кобб угнал его из плохо запертого гаража неподалеку от выхода из канализационной системы ниже по реке Турия.
— Дай ему еще разок, — распорядился он. — А потом рот заткни.
Кройц двинул Виллафранку в ухо рукояткой пистолета, затолкал ему в рот окровавленный головной платок.
— Впрочем, он прав, — признал Кобб. — От нас несет дерьмом.
— От него тоже, — вставил Кройц.
— Мы хоть вылезли из канализации, — пробормотал Сидней. — А Сименон там остался.
— Эй, малыш, кончай сентиментальничать. Канализация ничем не хуже могилы — просто тебя едят не черви, а крысы. Как ты думаешь, что враги сделали б с телом, оставь мы его на площади?
— А как насчет Клее? — спросил Кройц.
— Тут я ничего не мог сделать, — объявил Кобб. — По крайней мере, он в форме легиона «Кондор». Может, отправят обратно в фатерланд, похоронят как героя.
— Что-то слишком уж ты расшутился, — предупредил Кройц.
— Да? Тогда я вас сейчас огорчу. Не собираюсь проезжать блокпост с Виллафранкой в фургоне. Вы с малышом в обход его поведете, а я вас подхвачу на другой стороне поворота на Альбаррасин. Справишься, малыш?
Сидней равнодушно пожал плечами:
— Наверно.
— Если фортели будет выкидывать, выбейте зуб, сломайте ребро или еще что-нибудь, только не убивайте, боже сохрани. Ну, до встречи.
Кобб не стал останавливать грузовик, они спрыгнули на ходу через несколько миль. Один Сидней потерял равновесие, тяжело упал на булыжную дорогу, уронив винтовку и ободрав колени. Пока он поднимался, Виллафранка плясал на месте, вздернув брови, бессловесно похваляясь прирожденной грацией. За восемь дней до Иванова дня[80] сумерки только-только сгущались в полях. Миллионы невидимых сверчков стрекотали толпой завсегдатаев переполненного пивного сада, время от времени неожиданно замолкая, как бы обеспокоенные вторжением чужаков.
— Сюда, — прошипел Кройц, таща Виллафранку в каменистое русло высохшего ручья и указывая на другую сторону равнины, полной камней и кустарника, туда, где на склоны западной сьерры пала ночная тень.
Они тридцать минут шли гуськом, перелезая через невысокие стены, перебегая через частные угодья с высокими оливами, чувствуя жар, поднимавшийся от иссохшей земли. По равнине бегал луч света, несколько минут темноты гарантировали невидимость, и, пока Кройц вел их в горы по козьей тропе, Сидней старался преодолеть отупение нервной усталости. От тропы ответвлялась на север развилка, обегавшая валуны и около мили тянувшаяся параллельно дороге к востоку. Уже достаточно стемнело, чтобы разглядеть горевшие на заставе жаровни — оранжевые точки, как бы плывущие в черной летней жаре.