Поверженные барьеры - Барбара Картланд

«Может быть, Норман был похож на этого мальчика, — подумала она. — И, возможно, Билли пробьется в этом мире, как и он, одержит большую победу».

Она думала о том, как Магда воспитывала ее, как она заменила ей мать, как она и Леолия любили и понимали ее.

«Бедный маленький Билли,» — подумала она. У нее мелькнула мысль отвезти его к Магде и Леолии и попросить их присмотреть за ним. Но они были слишком стары. И они не могли бы ухаживать за ребенком, как это было двадцать лет назад. Теперь им нужно было вязанье, карты и кошки перед камином.

— Пойдем, покажи мне весь сад, — сказала она Билли. Она протянула ему руку. «Я хотела бы, чтобы он был моим сыном», — подумала она.

Глава двадцать третья

Шум машин, жужжание колес, движение и сила стали заставили Карлотту задохнуться и остановиться от изумления — чужая в новом мире. Она никогда не бывала на фабриках и не представляла, что ее ожидает и уж, конечно, не то, что увидела. При всем хаосе скрежета и фантастичности окружающей обстановки, главное, что потрясло Карлотту, — это новая сторона характера человека, которому все это принадлежало. Она никогда не представляла Нормана среди рабочих. Это был не тот Норман, которого она знала вежливым и почтительным в Лондоне, не муж, проявивший властность и большую выдержку за дни их совместной жизни. Это был человек действия, от которого зависело очень многое и который был уверен в себе.

Яркое воображение Карлотты помогло ей понять Нормана, когда она его увидела таким, как сейчас, а не тем, каким он появился в ее собственном мире, — чужим и нерешительным.

У него была другая линия плеч, другой взгляд и другая манера говорить. Она наблюдала за ним с изумлением, когда они обходили фабрику. Впервые в жизни она почувствовала себя маленькой и незначительной. Билли крепко держал ее за руку, но она почти не слышала слов ребенка. Она слушала только Нормана.

Он ничего необычного не говорил и не делал.

Он превратился в вежливого гида, разрешив Билли развлекаться с машинами поменьше, иногда обращаясь к людям, мимо которых он проходил или разговаривая с мастером цеха, но каждое его движение, каждое его слово было для Карлотты откровением.

Когда она с Билли возвращалась в Пэддокс в машине, ей казалось, что внутренний голос повторяет вновь и вновь: «Смотри, что ты потеряла, смотри, что ты потеряла». Шум станков говорил ей то же самое, так же, как и деловой ритм всего штата конторы и цехов, через которые они проходили. Она чувствовала себя глупой, подтвердившей старую пословицу о тени и действительности: что имеем, не храним, потерявши — плачем.

Она сидела молча. Билли теребил ее за руку, стараясь привлечь внимание.

— Ты испугалась больших машин? — спросил он.

— Нет, я не испугалась, а ты? — ответила Карлотта.

— Конечно, нет, — с презрением ответил Билли. — Я мальчик, а мальчики ничего не боятся. Но я подумал, что ты немного испугалась.

Карлотта догадалась, что ребенок, должно быть, почувствовал дрожь ее рук, и поняла, что, несмотря на сдерживаемые чувства, ее охватило огромное желание выплакаться. Никогда раньше она так ясно не видела, как трудно будет разрушить барьер, который своими неосторожными словами она воздвигла между собой и Норманом.

Там, на фабрике, она поняла, что кроме любви мужчины к женщине их ничто не объединяет, они на разных полюсах. Она видела свою легкомысленную, бесполезную жизнь, условности, казавшиеся ей важными, тщеславие, которое было таким мелким — всего понемногу. По сравнению с жизнью Нормана все это казалось ей глупым и незначительным. Его работа была реальностью, ее — игрой и не стоила ни одной минуты того времени, которое она на нее тратила. Карлотта была застенчива и поэтому во всем, что она делала, доходила до крайностей. Сейчас она чуть ли не пресмыкалась вместе с низвергнутыми ею идолами.

— Я устала, Билли, — сказала она, как будто извиняясь, что не отвечает на его вопросы, которые она вообще не слышала.

— Когда мама устает, я веду себя очень тихо, — ответил он. — Сейчас я тоже не буду шуметь.

Она обняла его и прижала к себе.

— Ты очень славный, — сказала она. — Хочешь, я расскажу тебе что-нибудь?

Он восторженно приветствовал эту идею, и Карлотта старалась вспомнить какую-нибудь волнующую историю, чтобы развлечь его по дороге домой.

В Пэддоксе ее ожидало письмо. Она нашла его в холле и решила, что оно от Магды или Леолии, но к ее удивлению почерк не был знаком. Она быстро открыла его и посмотрела на подпись. Письмо написала Хани. Оно начиналось без предисловия в стремительной, порывистой манере, характерной для Хани.

«Как ты думаешь, что произошло? Когда ты получишь мое письмо, я уже буду плыть в США. Старый Уинторп — ты помнишь его, конечно? — предложил мне роль в своем следующем фильме, и я чуть не умерла от удивления!

У меня было всего четыре дня, чтобы собраться, распрощаться и отправиться. Я стану великодушной миллионершей, т. е. я надеюсь ею вернуться!

И, Карлотта, дорогая, что ты думаешь? Ты ему тоже нужна. Ужасно, что такая возможность появилась, когда ты вышла замуж и всех нас бросила. Он сказал: „Где эта девушка, этот персик с русским именем? У меня для нее тоже есть роль. Ее лицо очень подходит для экрана“. Конечно, я должна была рассказать ему, кто ты и что произошло с тобой и, моя дорогая, он был просто потрясен! Я не буду удивлена, если он напишет тебе, но, конечно, у тебя не найдется времени для такой поездки.

Я не верю, что ты дома, но если это так, то пришли мне телеграмму с добрыми пожеланиями в Голливуд. Я буду думать о тебе. Не забывай меня в своих мраморных залах, и, дорогая, я так волнуюсь, так волнуюсь!

Карлотта читала письмо с улыбкой. Она была в восторге, что Хани получила возможность показать себя в кино. Она, вероятно, будет иметь успех. Она хорошая актриса, и, кроме того, у нее внешность, подходящая для экрана. Несколько недель тому назад, подумала Карлотта, ее бы тоже взбудоражила возможность поехать в Голливуд.

Ее приглашали в английские фильмы и пробы были удачны. Но она так и не заключила ни одного контракта, в основном потому, что было неразумно тратить столько времени за такие мизерные деньги.

— Я пошлю ей телеграмму, — решила Карлотта. Она подошла к телефону и подняла трубку.

Когда она вернулась, чай был готов и Билли ожидал у стола, восторженно глядя на блюдо с пирожными.

— Пирожные! — сказал он, когда Карлотта вошла. — У нас гости?

— Очень мало, только ты и я, — сказала она. — Но это неважно, нам больше достанется.