Летун - Андрей Изюмов

– "Цитадель ненависти". Название супер, милое, ничего не скажешь.

Он проигнорировал этот ехидный комментарий. Лена уставилась в строки.

На моих костяшках нет давно уже кожиТам кровавая корка, тверда как секира!Я руки размазал о мерзкие рожиВсех тварей и ублюдков этого мира!Я – адский сын, я – ребенок порока,Моя мама – анархия, она презираетВесь этот приторный мир примитивных пророков!Таких, как они, жестоко я убиваю!Пустите зло наружу, дайте мне свободу!Пусть с плеч слетят к чертям все головы уродов!Я буду сильным, в душе прекрасным палачом!Вершить, судить, кромсать и резать, не сожалея ни о чем!Злоба живет каждый день со мной рядом,Агрессия, из-за нее зовут меня гадомТе твари и уроды, что не видели зеркал!Я ненавижу подлость, я от подлости устал!Живем как нелюди, зверье!Удел кровопийцы – совсем не мое!Моя бедная душа уже затерта до дыр,Мы сами подарили тварям этот мир!

Лена закончила читать и картинно вздохнула.

– Ну как тебе? – поинтересовался Андрей, заранее зная ответ.

Она нахмурилась и слегка наклонила голову.

– Ты не обижайся, но дерьмо редкое! Грубо, мрачно, мерзко и жестоко!

– Я и не ожидал, что ты поймешь, – вздохнул Андрей.

– А что тут понимать, скажи мне?! Набор слов, наполненный словами без смысла и пропитанный жестокостью!

Андрей покачал головой. Для него-то смысл во всем этом был. Да и еще какой.

Лена пролистала пару страниц.

– "Человек-птица", – озвучила она еще один заголовок.

"Это тебе понравится больше", – подумал Андрей.

Почему человек не летает как птица?Почему нам в полете суждено всем разбитьсяОб острые скалы жестокого мира,О злую пучину адского пира?Летим, приземляемся, в небо снова…Что же такого в небесах тех родного?Нас тянут и манят к себе облака,И к яркому Солнцу стремится рука…Но мы на земле, а хотим только в небо,Туда, где, кроме ангелов, никто еще не был.Где белоснежная гладь не имеет предела,Где мы свободны бы были, где парили бы смело…Так почему человек не летает как птица?Потому что всем нам суждено вмиг разбиться…

Лена дочитала и задумчиво посмотрела на Андрея.

– Философское, – оценила она. – Я бы даже сказала – "крик души". Но, чересчур депрессивное.

Андрей встал с шезлонга и рывком забрал у нее блокнот.

– Ну уж извини! Вот такой я депрессивный, мрачный и жестокий! Я, что, заказывал критику? Просил читать это, чтоб потом слушать идиотские предъявы?

Он отбросил блокнот в сторону, разбежался и прыгнул в воду, подняв целую тучу брызг.

Лена бросила блокнот на землю и сказала, гордо подняв голову:

– Не смей на мне срываться, скотина!

Андрей отмахнулся от нее и нырнул на дно. Лена развернулась на каблуках и направилась в дом.

Альфред был в растерянности. Он проверил уже четырнадцать человек и не получил ни единой зацепки. Трупы продолжали появляться, новости пестрили яркими заголовками, мэрия города ратовала за введение комендантского часа, хотя СМИ освещали только десятую долю тех зверств, что происходили на ночных улицах.

Иногда Эл просто поражался тому, сколько фактов правительству получалось скрыть от простых обывателей, дабы не провоцировать приступы массовой паники. Альфреда раздражали те крупицы информации, что попадали в средства массовой информации. Сведения об убийствах были необходимы ему так же, как воздух. Оставалось всего четыре человека, но Эл упорствовал и отказывался принимать тот факт, что убийца вполне способен оказаться во сто крат умнее и сильнее его.

В такое Фредди не верил, поэтому этой ночью он отправился на проверку последних двух человек.

Андрей стоял у дверей гаража, сжимая в руках свой байкерский шлем, глядя на свое отражение в зеркале. Шла уже семнадцатая ночь.

– Как же я устал, – измученным голосом прошептал он, глядя в глаза собственному отражению. – Мне очень нужен отдых…

Все указывало на то, что он, все-таки, смог сделать шаг вперед на своем пути по очистке города. Судя по-всему, слухи об уличных зверствах, распространялись все быстрее и быстрее, потому что с каждой новой ночью он находил все меньше всякой кучкующейся швали на улицах Майами. В людей вселялся страх, это было очевидно. Андрюха, наконец-то, достиг хотя бы малой толики того, к чему стремился.

Страх – это тоже оружие. К тому же, массового поражения.

Почти три недели Андрей казнил городское отребье. И вел счет своим приговорам. Восемьдесят четыре трупа. Громадных ворох смертей на его совести. Но ее угрызений он не чувствовал ни за одну сорванную голову. Каждый раз, стоило ему только задуматься об этом, в голове отчетливо звучали последние слова Лобаса, которые Андрею довелось услышать:

"Андрюха, помоги мне! Я в парке! Рядом с колесом! Меня ножом в бок пырнул какой-то черный! Помоги!" Он не успел, и оборвалась жизнь. Вот именно поэтому совесть уходила куда-то вглубь Андрея. Он не дал бы и десятка тысяч жизней подобных ублюдков за одну. За Сашину. За жизнь друга, который за минуту до смерти из сотни номеров в телефонной книге выбрал только один номер.

Андрюхин номер.

Теперь им двигало только одно желание. Сократить подобные случаи, сдвинуть их к нулю. Максимально близко к нулю, если хотите. Да, друг погиб не здесь. Его убили в небольшом городке России, коих великое множество. А какая разница? Неужели подонки здесь, в Америке, другие? Или тут людям разрешено умирать от рук уличной шпаны? К тому же, теперь Андрей был уверен, что когда-нибудь он вернется домой. Не знал, как скоро, но в самом факте не сомневался. Только так.

За вчерашнюю ночь он нашел лишь двоих латиносов, неудачно попытавшихся его ограбить. Две головы – восемь потраченных впустую часов после.

– Устал, – повторил Андрей и отшвырнул шлем в сторону.

Хотя бы этой ночью следовало взять себе небольшой отпуск. Этому было несколько причин. Прежде всего, он безумно устал, а Лена сегодняшним утром закатила дикую истерику, когда он отказался брать ее с собой на "ночные мотогонки".

"Ты лжешь мне, сволочь! – вопила она. – У тебя появилась другая! Ты изменяешь мне!" Этого Андрей вовсе не ожидал. Глупо. Зачем бы он прятался и скрывал что-то, если бы вдруг вздумал уйти от Лены? Он ведь ни в чем от нее не зависел. Но женская логика – ужасная вещь, не поддающаяся никакому объяснению. Поэтому Андрюха решил провести несколько ночей в этих, уже почти родных, стенах.

Хотя, он долго колебался. Даже оделся по привычке, и только в гараже, возле мотоцикла, который теперь приходилось брать с собой, чтобы не вызывать подозрений у Лены, Андрюха принял окончательное решение.