Гиви и Шендерович - Мария Галина

— Глядите, трусливые порождения земляных червей, — сказал он, обращаясь к двум согнутым спинам, — как должно вести себя мужчине и воину.

Он выдернул саблю из изукрашенных сафьяновых ножен и крадущейся кошачьей походкой двинулся вдоль стены, углубляясь в развалины, а потом и вовсе скрылся за поворотом. Его спутники как по команде подняли головы, проводили его безнадежным взглядом, а потом снова уперли развившиеся чалмы в грунт.

— Линяем? — интимно проговорил Шендерович, оборачиваясь к Гиви.

— А птицы? — усомнился Гиви, озирая черную сыпь, усеявшую развалины.

— Да и хрен с ними? — предположил Шендерович.

Осторожно, боком они стали продвигаться к проему меж двумя полуобрушившимися каменными кладками. Ахмад и Хасан даже не обернулись в их сторону, продолжая удерживать свою смиренную позицию. Тем более, что зловещий вой прозвучал снова, на этот раз в некотором отдалении, дошел до нестерпимо высокой ноты, а затем резко оборвался.

Раздался глухой удар, с каким падает на песок тяжелое тело.

Ахмад и Хасан вновь подняли головы.

— Эй, куда это вы? — завопил Хасан, заметив эволюции пленников.

— Да так, — ответил Гиви, рассеянно отряхивая песок со штанины, — прогуляться пошли…

— Я тебе прогуляюсь, выкормыш землеройки! — свирепо воскликнул Хасан, восстанавливая позорно утраченное лицо и одновременно обнажая кинжал. — Ахмад, держи их!

— Опомнись, о, доблестный муж, — польстил Гиви, — или рискнули бы мы удалиться хоть на шаг в столь опасном месте, где на каждом шагу рыщут гули?

Хасан, которого вернули, если так можно выразиться, к реальности, слегка попятился, одновременно нервно озираясь по сторонам.

— С гулью, — раздалось у него за спиной, — покончено.

Ахмад и Хасан слегка подпрыгнули и одновременно обернулись.

Предводитель небрежно очищал саблю обрывком чалмы, вывалянном в песке.

— Не что иное, как трусость, проявленная вами, о, переделанные женщины, — сказал он голосом, исполненным печального достоинства, укоризненно покачивая головой, — позволила мне проявить доблесть. Ибо вот эта сабля разрубила гуль пополам, от макушки, до причинного места, если оно у нее имелось.

Ахмад и Хасан издали короткий дружный вой, на сей раз выражающий восторг.

— Что он говорит? — прошипел Шендерович, пихая Гиви локтем в бок, на котором вследствие подобных манипуляций уже образовался изрядный синяк.

— Что убил гуль, — вздохнул Гиви.

— Это и вправду была гуль? — шепотом спросил Шендерович.

— Понятия не имею.

— Так спроси! Чего стал столбом?

— Не гневайся, о, Источник Терпения, — робко проговорил Гиви, — но хотел бы я посмотреть на эту тварь, а также показать ее моему спутнику, ибо в наших краях такого не водится.

— Ежели у вас нет гулей, то кто же у вас есть? — удивился Предводитель.

— Ну… волки, потом медведи… потом эти… алканосты… Йети! Во! Дикие люди в горах водятся, огромные и шерстью поросшие.

— Не иначе как тоже гули, — кивнул Предводитель. Однако не могу я исполнить твое желание, сын любопытной матери, ибо в обычае гули испаряться серым дымом, ежли вскроешь им нутро.

— А-а, — понимающе протянул Гиви, и, обернувшись к Шендеровичу, пояснил, — Миша, ничего не выйдет. Тело покойницы испарилось серым дымом.

— Ох, крутит он что-то, — покачал головой Шендерович, — ох, крутит.

— Шевелитесь же, о, мои верные соратники, — обернулся Предводитель к своим людям, — и оставьте страхи, ибо зло уничтожено вот этой рукой. Настоятельно необходимо ныне собрать все что горит, и сотворить жаркое пламя, ибо близится ночь, а создания пустыни, обитающие во мраке, боятся огня.

— Ты посылаешь нас искать кизяк в развалины, о, отважный? — робко спросил Хасан, — но кто поручится, что сия гуль была единственной?

— Я, — холодно ответил Предводитель, поигрывая саблей.

— Разве не следует нам двигаться дальше, о, первый средь первых? Не стоит гневить того, кто может разгневаться!

— Должно быть, ты лучше меня ведаешь, что потребно предпринять, так, Хасан? — совсем уж ледяным голосом спросил Предводитель, — отвечу тебе, что ежли найдешь ты способ поднять этих птиц в воздух и отправить их в горы Кафа, а то и велеть им утопиться в Бахр Лут — море Лота, то охотно последуем мы за тобой.

— Я… прости, опора тысячи опор.

— Прощаю неразумного, — кивнул Предводитель, пряча саблю в ножны, — однако добавлю, что ежли бы ты отдавал приказы, а я подчинялся, был бы ты Предводителем, а я — Хасаном. Шевелитесь же, курдючные бараны, пока не облегчил я вас на вес ваших курдюков!

— А мы, о, пример доблести? — с надеждой вопросил Гиви, — разве не должно и нам добавить свой кизяк к общему костру? Ибо, хотя и не разили врага в честном бою, ничем мы не уступим в отваге твоим доблестным спутникам!

Он осторожно оглянулся. Птицы Анка явно устраивались на ночлег. Они прекратили перепархивать с места на место и сидели неподвижно, спрятав головы под крыло. Может, подумал он, ночью они вообще отказываются летать?

— Что ты ему сказал? — вновь заволновался Шендерович.

— Смыться хочу, — сквозь зубы пояснил Гиви. — Подрядился кизяк собирать.

— А!

— Оставайтесь на месте, о, трудолюбивые, — сухо сказал Предводитель, — без вас управимся.

Гиви открыл, было, рот, чтобы завести привычную шарманку о стоянке усердия, но передумал — Предводитель выразительно похлопывал по навершию рукояти сабли, не спуская с пленников внимательных глаз. Сумерки загустевали, словно перенасыщенный раствор, в развалинах свистел ветер… Утихомирившиеся верблюды задумчиво чавкали, флегматично двигая челюстями. Хасан и Ахмад, не решаясь отдаляться на значительное расстояние, сновали в пределах видимости, что-то подбирая с земли в полы своих одеяний. Надо же, думал Гиви, сколько тут кизяка!

— Мусор, — вздохнул Предводитель, глядя в согнутые спины разбойников, — взял я с собой негодных, нестоящих, ибо многие знания, как рек один неглупый неверный, умножают скорбь. Так не лучше ли прекратить их земные скорби, дабы знания не растрачивались понапрасну?

— А что же ты, о, победитель гулей? — осторожно поинтересовался Гиви, — коли оно так, разве ты не в меньшей опасности?

— О! — рассеянно отмахнулся Предводитель, — я бы на твоем месте, о, любопытствующий, не стал бы тревожиться раньше времени, ибо тот, кто тревожится раньше времени совершает рискованную продажу, ибо меняет неведомое будущее на треволнения в настоящем.

— Ну, ежели так… — протянул Гиви, чувствуя, что не в силах плести нить изысканной беседы по причине усталости и ноющего копчика. Вдобавок от страха в животе у него поворачивалось что-то холодное и скользкое, словно он ненароком проглотил лягушку.