Нефертити и фараон. Красавица и чудовище - Наталья Павлищева

Нефертити не спалось. Она крутилась с боку на бок, то и дело вздыхая. Только сейчас царица поняла, что переоценила свои силы, позвав Семнехкаре в Ахетатон. Одно дело представлять, как царевич, став мужем Меритатон, будет править под ее собственным мудрым руководством, и совсем другое – воочию увидеть, как он берет жену за руку, а Меритатон касается его талии!..

Нет, это невыносимо, что за неловкие руки у этих рабынь! Простыни сбиты, все комками, все мешает… Раньше было гораздо лучше.

Встала, прошлась, остановилась у окна. Но даже прохлада пола и легкий ветерок из сада не принесли облегчения. Снова легла и долго пыталась заставить себя думать о делах, но мысли упорно возвращались к Семнехкаре.

Нефертити даже решилась на то, о чем не допускала и мысли, – стала жить в одном дворце с Эхнатоном, отправив Меритатон с Семнехкаре в Большой дворец. Казалось, чем дальше будут друг от друга, тем легче она привыкнет к тому, что царевич принадлежит не ей. Но ничего не выходило, каждая вторая мысль была об их близости с Меритатон! Нефертити слишком хорошо помнила, какой трепет вызывают прикосновения царевича, как ласковы его руки, как горяч его шепот в ночи…

При одном воспоминании об этом захотелось бежать в их дворец и силой вырвать любимого из объятий дочери.

Не в силах больше лежать, царица снова встала и долго стояла у окна, глядя в темноту. Если так будет продолжаться, жизнь станет невыносимой. Ревновать мужа дочери нелепо, в конце концов, это даже унизительно! Она должна взять себя в руки. Ведь сама устроила этот брак.

Даже если бы и не сама? Разве может царица позволить себе увлечься мужем собственной дочери?!

К утру у Нефертити под глазами лежали темные круги от бессонницы, зато вызрело решение прекратить даже думать о Семнехкаре как о любовнике! Она правительница и должна заниматься делами, потому как муж болен и к этому неспособен!

От этого решения на душе было одновременно легко и тяжело. Легко, потому что связь со Семнехкаре ее все же тяготила, а тяжело, потому что рвать эту связь надо было по живому, через сердце.

То-Мери с грустью смотрела на хозяйку. Ну почему Нефертити так не везет?! Муж сменил ее на другую, снова полюбила, но Семнехкаре вынужден жениться на Меритатон… Она была и рада, что Нефертити словно встрепенулась, снова став деловитой и собранной правительницей, и раздосадована, что царица так легко отказалась от любимого. То-Мери прекрасно понимала, что Нефертити просто не могла иначе, но как же жаль было служанке и свою хозяйку, и этого молодого мальчика, так восторженно пожиравшего глазами мать собственной жены!

«Да… фараоны и их жены тоже не всегда счастливы… Видно, счастье не зависит ни от власти, ни от богатства», – глубокомысленно вздохнула То-Мери и занялась делами.

– Ваше величество, царевич Семнехкаре просит принять его…

Нефертити вздрогнула, всего минуту назад она была полна решимости выстроить невидимую стену между собой и этим мальчиком, но вот произнесли его имя, и решимость куда-то исчезла. Зато появилась паника. Нефертити не спала всю ночь, не давали мысли о Меритатон и ее муже, темные круги под глазами не удалось полностью скрыть даже под слоем белил и румян, а ей совершенно не хотелось, чтобы Семнехкаре это заметил.

Но царица взяла себя в руки и кивнула:

– Пусть войдет.

Произнеся положенные слова приветствия царице, Семнехкаре глянул ей в лицо, и Нефертити забыла обо всем: о том, что это муж дочери, о том, что рядом стоит Эйе, что кто-то может увидеть, услышать, понять… Эйе действительно все увидел и все понял.

– Царица обещала мне помочь освоиться с делами и научить помогать пер-аа в правлении. Я готов приступить к учебе, если Вашему величеству будет угодно меня обучать, – произнесли губы, а глаза говорили другое:

«Я хочу тебя! Мои руки ищут твое тело, мои губы – твои губы, я тоскую!»

И она отвечала устами одно, а взором совсем другое:

«Я тоже!»

«Ой-ой, – сокрушился Эйе, – только этого не хватало! Влюбленная царица с кучей проблем…»

– Хорошо, царевич, я рада твоему рвению. Через час у меня прием, советую быть там.

Он чуть склонился и тихо уточнил:

– Но царица обещала еще и дать пояснения…

– Дам. – Нефертити уже не скрывала своих чувств, она рада возможности общаться с царевичем, и пусть остальные думают что хотят!

Семнехкаре, получив свою порцию надежды, удалился, а Эйе вдруг тихо попенял Нефертити:

– Ты слишком явно благоволишь ему…

– Это муж моей дочери.

– Вот именно: муж твоей дочери, а не твой собственный.

Нефертити словно окатили холодной водой. Она невольно ужаснулась:

– Неужели так заметно?!

– А ты как думаешь, если ты блестишь глазами в ответ на его слова?

– Сделай что-нибудь, – вдруг взмолилась царица.

– Я поговорю с царевичем, он не глуп, все поймет.

Нефертити кивнула, хотя ей очень хотелось крикнуть, чтобы не смел! Умом понимала, что Эйе прав, негоже давать придворным такой повод для слухов и насмешек, но с сердцем поделать ничего не могла.

Меритатон наблюдала за матерью и не верила своим глазам. Царица словно помолодела на несколько лет, она улыбалась, была оживлена и приветлива. Куда-то исчезла напряженная складка между бровями, расслабились напряженные из-за стиснутых зубов мышцы лица.

Царевна перевела взгляд на мужа и замерла. Вот где причина прекрасного настроения Нефертити! Так же сиял и царевич Семнехкаре.

Меритатон снова перевела взгляд на мать, пытаясь внушить себе, что это случайность, но как раз в тот момент Семнехкаре наклонился к царице, чтобы что-то сказать на ухо, и сердце царевны зашлось от ревности. Щека Нефертити, рядом с которой были губы царевича, заметно покраснела. Меритатон быстро опустила глаза, чтобы не выдать своих собственных чувств и мыслей. В голове бился ужас: мать и ее супруг… Нет, это не могло быть! Нефертити всегда любила пер-аа, она и теперь заботится о нем, словно о маленьком ребенке, хотя Эхнатон заставил ее сильно страдать.

Нет, показалось, решила Меритатон. Но, подняв глаза, она увидела ту же картину: ее муж не отрывал взгляда от сильно помолодевшей и похорошевшей (куда уж больше!) матери! Понимая, что не выдержит и что-нибудь натворит, царевна, не спрашивая разрешения, быстрым шагом удалилась.

Глядя ей вслед, Нефертити почувствовала укол совести, стало понятно, что Меритатон заметила их со Семнехкаре взаимную симпатию, если не сказать больше. Она глазами показала царевичу на Меритатон и посоветовала:

– Догони…

Тот все понял, кивнул и быстро последовал за супругой.

Меритатон действительно готова была бежать, не зная куда, лишь бы подальше от этих восторженных глаз, полных любви и обожания, предназначенного не ей!

– Меритатон, постой, куда ты?

Голос мужа прозвучал как удар, от неожиданности она запнулась и встала, не оборачиваясь. Семнехкаре подбежал, подхватил под локоть:

– Что с тобой, тебе плохо?

Она подняла глаза, полные неожиданно нахлынувших слез:

– Мне плохо. Ты любишь царицу?

Он не сказал ни «да», ни «нет», просто промолчал, и это молчание было куда красноречивей слов. Меритатон схватила мужа за руку, горячо зашептала:

– Она старуха, Семнехкаре, она тебе в матери годится! К чему тебе царица, у тебя есть я!

Глаза бедняжки были просто безумными. Семнехкаре уже знал об участившихся приступах болезни своей жены, Нефертити не стала скрывать это от будущего мужа Меритатон, но он не думал, что будет так тяжело. И все же он не стал отрывать от себя вцепившиеся мертвой хваткой руки Меритатон, напротив, ласково погладил по голове:

– Успокойся, успокойся… Я люблю тебя.

Та с надеждой впилась взглядом в его лицо:

– Правда? Ты мой?

– Твой. Пойдем в свой дворец, пойдем отсюда.

Пер-аа был болен, он не выходил из своих покоев, не посещал любимые службы даже в дворцовом храме.

А в Ахетатоне ничего не изменилось. Все так же шумел рынок, торговцы на все лады расхваливали свой товар, призывая покупать кто огурцы, кто салат, редис, лук, дыни или арбузы… Кто торговал гончарными изделиями, кто скобяными, кто приглашал попробовать лучшие в мире медовые лепешки, кто щедро наливал покупателю пиво, утверждая, что оно приготовлено по особому рецепту, а торговец вином давал попробовать свой товар то из одной, то из другой кружки, призывая оценить тонкую разницу в аромате. И только он знал, что в обе кружки налито из одного сосуда.

Спешили по делам чиновники, глазели на постройки приезжие, зазывали в свои кабаки их владельцы… Слышались голоса из храмов во время служб, на пристани переругивались из-за места получше моряки, спешили с огромными тюками на плечах рабы, суетился народ. Город жил своей жизнью, и ему было мало дела до недуга фараона. Конечно, о здоровье пер-аа без конца спрашивали друг дружку, особенно придворные. Они с деланым беспокойством осведомлялись, нет ли хороших новостей из дворца, но вовсе не потому, что дорожили Эхнатоном, а потому, что боялись за свое положение и прикидывали, как бы не прогадать и вовремя смыться из становившегося опасным Ахетатона.