Битва за Кальдерон - Джим Батчер

— А… — протянул Дорога, с озадаченным видом покачал головой и приложил руку к глазам, изображая повязку. — Я понимаю.

— У меня есть обязательства перед Гаем, — сказала Амара. — И у него тоже.

— А мне этот ваш Гай показался умным человеком, — сказал Дорога.

— Он и в самом деле умный.

— В таком случае он должен знать, что даже вождь не может управлять человеческим сердцем, не может ему приказывать, — заявил Дорога. — Если он в это вмешается, он узнает, что любовь всегда останется любовью, а он может только всех прикончить или отойти в сторонку. Тебе тоже следует это уяснить.

— Что уяснить? — спросила Амара.

Дорога приложил палец к голове.

— Голова ничего не может сделать с сердцем. Твое сердце хочет того, чего оно хочет. Голова должна понять, что она может только убить сердце или уйти с дороги и не мешать.

— Ты хочешь сказать, если я отвернусь от Бернарда, это убьет мое сердце? — спросила Амара.

— Твое сердце. И его тоже. — Дорога приподнял могучее плечо. — Тебе придется сделать выбор.

— Разбитые сердца со временем заживают, — заметила Амара.

Какая-то тень пронеслась по лицу Дороги, и его черты стали казаться крупнее и почему-то печальнее. Он поднял руку и прикоснулся к одной из своих косичек, вместе со своими белыми волосами он вплел в нее тонкие рыжие пряди. Наверно, крашеные, решила Амара.

— Иногда они заживают. А иногда — нет. — Он повернулся к ней лицом и сказал: — Амара, ты получила то, что дано найти не каждому. Те, кто это теряет, с радостью умрут, чтобы снова завладеть этим сокровищем. Не отбрасывай его так легко и бездумно.

Амара ехала молча, раскачиваясь в такт большим, медлительным шагам гарганта.

Ей было трудно понять слова Дороги, ибо еще никто не говорил с ней так о любви. Она, разумеется, в нее верила. Ее собственные родители очень любили друг друга, или так ей казалось, когда она была маленькой. Но с тех пор как ее забрали, чтобы сделать курсором, любовь превратилась в средство для достижения той или иной цели. Единственная любовь, которую мог позволить себе курсор, была любовь к лорду и королевству. Амара знала это с тех самых пор, как закончила обучение. Более того, свято верила в это.

Однако за прошедшие два года многое изменилось. Она изменилась. Бернард стал для нее не столько человеком, имеющим огромное значение, сколько частью ее существа, частью мыслей, как дыхание. Еда и сон. Он одновременно был с ней и не был, она остро ощущала, когда его не оказывалось вблизи, и испытывала чувство, будто становится целой, когда он находился рядом.

Для такого сильного человека он был очень нежным. Когда его руки, его губы касались ее, он вел себя так, словно боялся, что она разобьется на крошечные осколки, если он прижмет ее чуть сильнее. Их ночи были и оставались наполненными ослепительной страстью, ибо он был невероятно терпеливым любовником, получавшим настоящее удовольствие от того, как она отвечала на его ласки. Но лучшими были тихие часы после занятий любовью, когда он прижимал ее к себе и они, уставшие и довольные, засыпали вместе. Она лежала в его объятиях и забывала обо всех заботах, печалях и бедах. Она лишь чувствовала себя прекрасной, желанной и в полной безопасности.

В полной безопасности. Ей пришлось приложить немало усилий, чтобы взять себя в руки и прогнать слезы. Она прекрасно знала, как на самом деле этого мало в мире. Знала, сколько самых разных опасностей угрожает королевству — и одна-единственная ошибка может стать роковой. Она не могла допустить, чтобы чувства помешали ей принимать правильные решения.

Даже если ей этого очень хочется.

Она курсор. Она поклялась в верности Короне, она служит Алере, ей доверены ее самые страшные тайны, которые она должна охранять от вероломных врагов королевства. Долг требует от нее жертв, чтобы другие могли чувствовать себя свободными и в безопасности. Она уже давно отказалась от спокойной жизни. А теперь долг требует, чтобы она отказалась и от любви.

А требует ли он этого?

— Я подумаю над твоими словами, — тихо сказала она Дороге.

— Хорошо, — ответил он.

— Но сейчас не время для подобных вещей, — сказала Амара. Ее чувства уже отвлекли ее от дела. Ей требовалось больше знать про врага, с которым им предстояло встретиться, и Дорога был единственным источником сведений о нем. — У нас имеются более важные проблемы.

— Да, имеются, — не стал спорить с ней Дорога. — Древний враг. Скверна в глазах Единственного.

Амара перевела взгляд с Марата на солнце и, нахмурившись, снова посмотрела на вождя.

— В глазах Единственного? Ты имеешь в виду солнце?

Дорога удивленно на нее посмотрел.

— Солнце, — повторила Амара и показала на небо. — Ты ведь его называешь Единственным, верно?

— Нет, — сказал Дорога, и в его голосе прозвучал смех. — Солнце — это не Единственный. Ты не понимаешь.

— Тогда объясни мне, — в отчаянии попросила Амара.

— Зачем? — спросил Дорога.

Вопрос был совсем простым, но за его словами она уловила нечто такое, что заставило ее хорошенько подумать, прежде чем ответить.

— Я хочу понимать вас, — сказала она. — И больше знать про тебя и твой народ. Что делает вас такими, какие вы есть? Что у нас общего и какие между нами различия?

Дорога поджал губы, потом кивнул, словно отвечая самому себе, и повернулся, оказавшись лицом к лицу с Амарой и скрестив ноги. Он сложил руки на коленях и через пару мгновений заговорил голосом, напомнившим ей ее лучших наставников в Академии.

— Единственный — это все вещи. Да, он является солнцем. И лучами, освещающими деревья. И землей, и небом. Он дождь весной, лед зимой. Он огонь и ночные звезды. Он гром и тучи, ветер и море. Он олень, волк, гаргант. — Дорога положил свою громадную ручищу себе на грудь. — Он — это я. — Затем он потянулся к Амаре и прикоснулся пальцем к ее лбу. — И он — это ты.

— Но я видела, как представители твоего народа говорили о Единственном и показывали на солнце.

Дорога помахал рукой.

— Ты Гай?

— Нет, разумеется, — ответила Амара.

— Но ты ему служишь, ты поклялась ему в верности, так? Ты его посланница? Его помощница? А временами ты действуешь от его имени?

— Да, — подтвердила Амара.

— Так же и с Единственным, — пояснил Дорога. — Солнце дарит жизнь, так же как это делает Единственный. Солнце не Единственный, но таким способом мы показываем ему свое уважение.

Амара тряхнула головой.

— Я никогда не слышала ничего такого про твой народ.

Дорога кивнул.

— Мало кому из алеранцев это известно про нас. Единственный — это все, что есть, все, что было, и все, что будет. Миры, небеса — это все часть Единственного. Каждый из нас — часть Единственного. Каждый из нас, имеющий цель и обязательства.