Соперница с обложки - Галина Романова

– Я? – Марианна удивилась и снова замотала головой. – Я не знаю. Может, во сне. Наяву не помню, чтобы это было. Почему я должна стонать?

– Я не знаю! Но соседка снизу утверждает, что в этой квартире кто-то ночами стонет. Ты… – Она снова пошла на нее медленно и твердо. Точно снова бить станет. – Ты нарочно это делаешь, да? Нарочно, чтобы привлечь к себе внимание, да?

– Клянусь, я не делала этого нарочно! – еле выдавила Марианна, получив носком острой туфли в живот. – Я не знаю… Не помню… Наверное, во сне, руки затекли. Вот и…

– Вот и! – передразнила ее женщина и задумалась на минуту. – Могла, конечно, и во сне стонать, тут не поспоришь. Поэтому… Поэтому… Поэтому я ему и говорю, что тебя пора отсюда убирать. Пока ты… Господи, вот что мне с тобой, дрянь такая, делать?! Что?!

– Отпусти, – кротко попросила Марианна, заранее зная, что не отпустит.

– Отпустить?! Ты че, дура совсем, да?! – Женщина издевательски расхохоталась. – Я же не самоубийца!

– А при чем тут это?

– Ты же сразу нас всех в тюрьму упечешь! Хоть и улик никаких у тебя не будет, фактов там всяких, но все равно нам сидеть.

– Клянусь! Нет! – выпалила с чувством Марианна.

Глупо было, конечно, надеяться, но она все равно надеялась. Даже у таких отъявленных отморозков, как эти двое, где-то на самом дне их подлых душ должно быть припрятано до случая сострадание. Может, это как раз тот самый случай, а?

– Не тот это случай! – лицо женщины неприятно скривилось, когда Марианне удалось договорить до конца. – Я быстрее бродячую кошку пожалею, чем тебя. Ты же чудовище, Марианна Степановна! Ты ужасное чудовище!

– Я дам денег!

– Засунь свои деньги знаешь куда?! – заорала женщина и снова ударила ее по щеке. – И вообще, если хочешь пить, то лучше заткнись! Я думать стану…

Марианна не выдержала и заплакала, поняв, что ее не пожалеют. Тысячу раз обещала себе, когда оставалась одна в этой квартире, что не станет больше плакать. И вот снова не выдержала.

Как, однако, слаба она стала, как беспомощна и немощна. Все же не права она была, думая, что сначала тело ее сломили, а потом уже пал дух. Все было не так, и она теперь это поняла.

Надо же, каким прозрением полон каждый ее тюремный день! Кто бы мог подумать, что стольким прописным истинам обучат ее здесь за такое небольшое, в сущности, время…

Так вот, тело-то ее все бы выдержало, если бы не был подточен ее дух. А подточен он был еще до заточения в эту квартиру. Да, это именно так!

Начал Ярослав, продолжила Тамара, добила ее дочь. А этим двоим и особых усилий прилагать не нужно, она уже наполовину мертва…

Ее мучительница думала или делала вид, что думает, не очень долго. Походила, нарочито цокая каблуками, по комнате минут пять, а то и того меньше. Смотрела на нее при этом достаточно странно, то один глаз прищурит, то второй, будто прицеливалась из невидимого оружия. Потом вздохнула, и глаза у нее при этом даже будто туманом заволокло, и говорит:

– Убью я все же тебя, Марианна Степановна.

– Скоро?

Зачем спросила? Что даст отсрочка, если ее не убьют прямо сейчас? Продлит мучительное ожидание, да и только.

– Уже скоро, – деловито кивнула та и все же сжалилась, сходила в кухню и принесла ей стакан воды. – На, пей. А то и правда сдохнешь тут, пока меня не будет, да завоняешь.

Ага, значит, время еще осталось! Значит, не сию минуту! Не через час и не вечером. А может, через день или даже два. А это время! Это очень много времени! И его достаточно будет для того, чтобы кто-нибудь ее спас.

Кто?! – тут же задохнулась от болезненного разочарования Марианна. Кто станет спасать ее? Для того чтобы спасать, ее должны прежде всего искать, а ее не ищут. И эти двое сообщили ей, что не ищут. Да и по логике вещей искать ее было некому. Ярослав – на которого имелась очень слабая надежда – сидел в тюрьме. Дочь – на которую надежда была бы чуть крепче – мертва. Больше ее искать некому. Остальным ее исчезновение было только на руку. И ничего, кроме радости, не вызовет. Так что…

– Я что хочу тебе сказать, Марианна Степановна. – Женщина присела перед ней на корточках и снова принялась ощупывать взглядом ее лицо. Сколько же раз это было тут, господи! – Ты помолись, пока меня не будет. Хорошо помолись, искренне покайся, потому что умрешь ты уже через три дня.

– Честно? – Голос звучал очень сипло, но достаточно храбро, за что она себя тут же похвалила.

– Честно, честно, не сомневайся. Разве я соврала тебе хоть раз?

Что правда, то правда, каждое свое слово эта сволочь подтверждала газетными публикациями, в основном желтоватого оттенка. Они захлебывались от желания перещеголять друг друга и выдвигали версию за версией. Подоплека трагической истории семейства Волиных была у всех разная. Кто во что был горазд, выбирая мотив для убийства ее дочери Аллы. И лишь в одном корреспонденты оказались солидарны: все как один обвинили в этой смерти ее – Марианну. Ревность ли, злоба на неразумное дитя, неосторожность бытовая послужили поводом для убийства, но, по их мнению, это она убила собственную дочь и потому теперь скрывается.

– Тебя никто, кроме милиции, не ищет, – ржал как полоумный ее тюремщик несколько дней назад, зачитывая ей очередную газетную статейку. – А как ищет у нас милиция, сама знаешь. Им труп можно на крышу машины запросто сбросить, они и то сделают вид, что не заметили. Пока в кабинет его не затащишь…

И снова принимался ржать, видимо, сочтя себя очень остроумным.

– Итак, через три дня поедешь с нами в одно место, там и умрешь. На все согласна? – уже перед уходом сподобилась поинтересоваться ее мучительница.

– А у меня имеется выбор? – усмехнулась расквашенными губами Марианна.

– Нет, но… – закатила глаза под лоб гадина, потом рассмеялась и тряхнула головой: – А ты ведь права! Выбора у тебя и в самом деле нет! Итак, три дня. Молись пока…

И ушла, не забыв снова залепить ей рот липкой лентой. Руки она ей сегодня так и не развязала и в туалет не сводила, приказав гадить под себя.

В комнате снова стало тихо. И что самое отвратительное – за окном стемнело, и рассмотреть теперь – сорвало с клена листья или нет, невозможно. А она ведь загадала! И у нее ведь есть целых три дня! Целых три дня, чтобы помочь себе, раз никто не желает ей помогать.

Ну, вот и снова, с чего начинала, к тому и вернулась – сама за себя она, и снова одна. С этого ее удачливая жизнь начиналась, ею и закончится…

Глава 21

– Игоре-ек! Игорек, ты спишь?

Ксюша тихонько толкнула в бок локтем своего парня, который как-то очень споро и ненавязчиво взял и поселил ее на своей жилплощади. Она даже оказать сопротивление не успела, у нее на это просто-напросто времени не оказалось.

Заехал за ней как-то на работу, потому что смена не его была, он утром только сменился, повез к ее дому, поднялся вместе с ней на этаж, вошел в квартиру и тут же начал вдруг лазать по ее шкафам и вытаскивать ее вещи, складывая их горкой на диване.

– Это что?! – опешила тогда Ксюша, широко и глупо улыбаясь.

– Это твои вещи, Ксюш. – Он тоже заулыбался, начиная складывать вещи в две большие сумки, извлеченные из-под кровати.

– Вижу, что мои вещи. – Она говорила с ним как с ребенком, вместо того чтобы начать выхватывать все из его рук и возвращать обратно на полки. – А что ты с ними делаешь?

– Я их собираю, – в том же ключе ответил ей Игорек и взвизгнул «молнией» на первой сумке, забив ее до отказа.

– Зачем? Для чего ты их собираешь, Игорь?! – Она забеспокоилась основательно, когда он вдруг для чего-то снял со стены фотографию Волиной и тоже сунул ее в сумку. – А это-то для чего?!

– Может, пригодится, – ответил он туманно, меланхолично пожав плечами. – А ты посмотри, Ксюш, ничего я не пропустил?

– Ты ничего не пропустил, кроме одного! – начала она закипать.

Бестолковое жонглирование ничего не значащими фразами вдруг ее разозлило. Да и Марианна Степановна терпеть не могла словоблудия. И ее от этого отучала.

– И чего я пропустил? – Игорек виновато шмыгнул носом. – Объяснить тебе, что я делаю? Правильнее, с какой целью?

– Именно!

– Объясняю: я собираю твои вещи, чтобы забрать их отсюда вместе с тобой, Ксюш.

– Куда забрать?!

– К себе! Ты же не хочешь, чтобы я сюда переехал. Да я и сам не смогу тут в окружении ее вещей. Неуютно как-то. А тебе у меня хорошо. Хорошо ведь, Ксюш? Только без дураков!

– Хорошо, – призналась она. – Мне у тебя очень хорошо, как у мамки. Тепло так, славно, аж мурлыкать хочется.

– Ну вот! Так что потопали без лишних анализов и возражений.

– Каких анализов? – не сразу поняла Ксюша и тут же снова вспомнила Волину, ох и дала бы она ей сейчас за бестолковость!

– Ну, станешь анализировать: а правильно ли, а не тороплюсь ли, а может, не сейчас, а через месяц, – терпеливо начал объяснять Игорек.

Чем порадовал, она-то уже готова была голову в плечи втянуть, будто и впрямь Марианна за ней сейчас следила, да вон хотя бы с той фотографии на стене.