Апология церковной веры - Тимофей Алферов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце концов, от нас требуется лишь умение учиться на чужих и своих ошибках. Нам никто не ставил задачи судить своих отцов.
Если еще раз философски взглянуть на историю богословских споров, такую не гладкую, а порой и кровавую, то придется признать, что люди всегда найдут для себя повод подраться. Драка из-за житейских пустяков не намного лучше, чем ссора по богословским вопросам.
Наша задача теперь не анализировать само христианское богословие по существу. Мы, вообще, обращаем речь не к тем людям, которые уже освоили его начатки и соблазняются на его тонкости. Пока речь о самом принципе: а нужно ли пытаться понять богословские вопросы? И можно ли при этом только строить умственные домики из цитат Писания? Надеемся, что обосновать ответ нам удалось: да, богословие христианское неизбежно, именно потому, что все дело Христово в мире не могло быть быстро, точно и полно осмысленно в самых первоисточниках – в Новом Завете. Новый Завет все-таки не смог разрешить и снять все вообще богословские вопросы. И этого не нужно бояться. Развитость богословия сама по себе не является аргументом против церковной веры. Хотя, повторим, в богословских тонкостях нужно помнить меру и ограниченность нашего человеческого ума, не дерзая делать последние и окончательные выводы, тем более, обращать такие выводы в обвинения в ереси всем несогласным.
Идея «высокой церкви»
Две претензии к исторической церкви, выдвигаемые давно, ставшие уже классическими, оказываются противоречащими друг другу.
Первая претензия выражается примерно так: вы, мол, создали народную религию и утопили в ней библейскую истину.
Претензия вторая: вы заигрались в богословие.
Для обеих претензий основания бывают, но ирония в том, что выдвигаются обе из одних и тех же уст, а противоречие самими обвиняющими не замечается. Чрезмерно увлекаются богословием как раз не сторонники народной религии, а ее сторонники богословия не любят.
Сопоставление этих двух обвинений на практике приводит к идее некоего разделения внутри одной и той же церкви. У англикан это реализовалось практически: церковь поделили пунктирной линией на высокую и низкую. Часть церкви (которая «высокая») пусть займется богословием, осмыслением истин евангельских. А другая часть обратиться к «народным приложениям». У обеих частей будет одинаковый символ веры, таинства, общее священноначалие. У них вообще будут одинаковые ответы на главные вопросы. Разница между ними будет не в ответах, а в самих вопросах.
Допустим, и в той, и в другой понимают икону, как средство восхождения к первообразному. Там и здесь основываются на решениях 7 Вселенского собора по этому поводу. Но в «высокой» части иконы просто висят в храме и вопрос о них, будучи когда-то в истории решен, вообще не ставится больше. В народной же церкви этот вопрос будет первым, вторым и третьим в повестке. Хотя теоретическое решение вроде бы то же самое, но очень различается степень внимания к той или иной тематике.
В православии в принципе и сложилась похожая ситуация: «высокая» и «народная» части церкви без всякого официального разделения. Мы не можем выбрать какие-то свои богословские ответы на уже решенные в истории вопросы – это называлось бы ересью. Но мы выбираем сами интересные нам вопросы, каждый из нас лично. Мы составляем себе свою религиозную повестку: будет ли это богословие вселенских соборов, нерешенные ими проблемы, будет ли это изучение Библии в свете новой о ней информации, будет ли это народно-культурное приложение православия к чему-то, – все это решает каждый христианин, подбирая себе единомышленников. С ними он сойдется не в ответах, а в вопросах. И это окажется решающим.
Единственная здесь наша просьба, наша обоснованная посылка: не навязывать свою повестку всем, понимать сложность религиозной картины общества, всю двойственность и неоднозначность народной религии, сектантские уклоны, искушающие современных «ханифов». Мы попадаем здесь в область, где нет примитивно-простых решений. Зато существует возможность выбрать свое духовное решение и принять ответственность за него.
Вопрос о «великом инквизиторе»
И наконец, мы подходим к последнему из выслушанных нами серьезных, глубоких вопросов, задаваемых к христианской вере. Мы даем ему условное именование, заимствованное из Достоевского. А суть вопроса в том, что развитая институциональная церковная система, церковная иерархия, получившая в народно-государственной религии свое прочное лидирующее место, волей-неволей неизбежно будет притязать на духовное лидерство над всякой христианской душою и вытеснять живое богообщение. Вплоть до реальной подмены Христа, до вытеснения евангельских заповедей тупым подчинением церковной системе. Между тем, церковная вера немыслима без признания церковной иерархии. Тогда получается, что давая иерархии определенное место, (а, по апостолам, это место служебное, для служения Божьему народу), мы смиряемся с тем, что рано или поздно иерархия вытеснит из душ самого Бога и Христа Его, заменив Его собою. На каковую подмену согласиться, действительно, никоим образом нельзя, недопустимо и невозможно.
Можно ли в рамках народно-государственной религии разрешить эту «проблему великого инквизитора», или нужно все-таки проповедовать взлом и слом иерархической церковной системы в христианстве?
Этот вопрос станет первым и последним в книге, когда мы, действительно, не можем предложить ясного и внятного решения. Потому что вопрос многократно ставился и до нас. И у Ф. Достоевского и у прот. Валентина Свенцицкого, и не только у них. Вопрос классический – и классически не решаемый. Авторы умели художественно раскрасить постановку вопроса, и это им удавалось, но реальный практический ответ так и не звучал.
А нам в очередной раз останется напомнить: мы