Свои среди чужих. Политические эмигранты и Кремль: Соотечественники, агенты и враги режима - Ирина Петровна Бороган

Помпезное здание с колоннами в классическом стиле в паре шагов от Большого театра некогда принадлежало Благородному собранию и использовалось для балов и приемов. После революции здание сохранило свои представительские функции, только балы заменили партийными съездами и церемониями прощания. Именно в этом зале лежали Ленин, Сталин и Брежнев, прежде чем их похоронили в кремлевском некрополе. Тело Ленина находилось здесь пять дней, после чего было перевезено в деревянный мавзолей на Красной площади, где его охранял замерзший Зарубин.

Октябрьским вечером 2001 г. люди собрались здесь по вполне оптимистичному поводу – в Колонном зале открывался Первый Всемирный конгресс соотечественников, это была обновленная версия конгрессов начала 1990-х гг.

На этот раз его инициатором выступил сам Владимир Путин. Новый российский президент с подозрением относился к конгрессам, организованным Михаилом Толстым в 1991–1993 гг., и теперь, как следовало из названия мероприятия, решил начать все сначала. Толстого даже не пригласили.

Массивные люстры ярко освещали 28 колонн, давших название залу, красный бархат штор и кресел. Все это контрастировало со скромной строгостью зала имени Чайковского, популярного среди обедневшей московской интеллигенции и любителей классической музыки, некогда приютившего первый конгресс Толстого.

Церемония началась, и Путин занял место на сцене за длинным столом под новой эмблемой конгресса. На эмблеме толстовского съезда была изображена трехцветная полоса, соответствующая российскому флагу, с волнообразным изгибом, который символизировал искажение естественного хода российской истории в советскую эпоху. Путинский конгресс сменил символику: теперь это был глобус с выделенной черным цветом картой России – символ международных амбиций нового президента.

Путин вышел на трибуну, и собравшиеся в зале делегаты из 47 стран затаили дыхание. Посыл президента стал ясен с первых же слов: он рассматривает огромную российскую диаспору как инструмент, который Россия может использовать для продвижения своих интересов. «По-настоящему сильная диаспора может быть… только у сильного государства», – заявил он, отметив, что русскоязычное сообщество, включая граждан России, является пятым по величине в мире[259].

Его послание имело прямо противоположный смысл по сравнению с посланием Ельцина и Толстого. Первый президент России хотел исправить историческую несправедливость, из-за которой миллионы россиян вынужденно покинули страну без надежды на возвращение. Путин же видел в диаспоре ценный ресурс для государства. В этой речи президент впервые употребил термин русский мир – как обозначение всемирного сообщества русскоязычных людей, чья идентичность тесно связана с российской историей, культурой и языком. Вскоре он сделает русский мир одним из главных направлений российской внешней политики.

В отличие от Ельцина, Путин не собирался просить у русского зарубежья помощи в построении демократической России. Он хотел донести до диаспоры совсем другую идею: Россия вновь стала сильным государством – и пришло время соотечественникам помочь в продвижении позиций России за ее пределами. Бывший офицер госбезопасности, Путин неслучайно выбрал для обращения к присутствующим слово «соотечественники», отсылающее к терминологии КГБ. Десять лет назад Толстой использовал это слово, чтобы обойти препоны со стороны КГБ, но Путин вкладывал в него совершенно иной смысл.

На конгрессе Путин говорил о необходимости координирующего органа для взаимодействия с диаспорой. Вскоре после конгресса Кремль создал для этой цели не одну, а несколько организаций, финансируемых государством, – множество общественных объединений и десятки средств массовой информации, включая журналы и сайты.

На этом Путин не остановился. Через несколько лет при Министерстве иностранных дел было создано федеральное агентство Россотрудничество[260], объединившее множество фондов, которые занимались оказанием поддержки проживающим за рубежом соотечественникам, финансированием русскоязычных СМИ и реализацией других программ. Эти щедро поддерживаемые организации дополнили уже существующие по всему миру российские культурные центры. Разведка использовала культурные центры при посольствах для вербовки эмигрантов с советских времен. В изданном в 1968 г. учебном пособии КГБ «Использование возможностей Советского комитета по культурным связям с соотечественниками за рубежом в разведывательной работе» говорилось: «Основная оперативная задача, которая решается нашими органами через Советский комитет, состоит в том, чтобы с помощью его официальной работы, пропаганды и других средств воздействия на соотечественников подготавливать условия для развертывания вербовочных и других разведывательных и контрразведывательных мероприятий с использованием эмиграции как оперативной базы»[261].

Делегатам конгресса понравилось послание Путина, и большинство из них поддержало российского президента[262]. Но Путину этого было недостаточно. Он ожидал от собравшихся в Колонном зале гораздо большего – некой большой идеи, которая помогла бы вовлечь русскую диаспору в кремлевский проект по расширению влияния Москвы за рубежом. Президенту также требовался кто-то, способный встать во главе и реализовать эту идею – человек с другой стороны, выходец из эмигрантской среды, а не российский чиновник. Путин не увидел такого человека среди сидящих в Колонном зале. Когда Конгресс закончился, он уволил министра, отвечавшего за организацию мероприятия[263].

Для Путина ставки в этой игре были высоки: речь шла ни много ни мало о безопасности его режима. После распада СССР, ставшего полной неожиданностью для КГБ, прошло всего десять лет. Три года назад случился тяжелейший – и совершенно непредвиденный – экономический кризис, сильно пошатнувший позиции Ельцина. Госбезопасность всегда относилась к эмиграции с большим подозрением, рассматривая ее как рассадник подрывных сил, готовых бросить вызов власти Кремли, если что-то пойдет не так. Путин хотел исключить любые неожиданности от эмиграции, а также «подготовить условия для развертывания мероприятий», как говорилось в старом учебнике КГБ.

Среди собравшихся тем октябрьским вечером в Колонном зале сидел пожилой седовласый мужчина, внимательно наблюдавший за Путиным через старомодные очки в роговой оправе. Алексей Йордан был выходцем из известной в Америке семьи белоэмигрантов с немецким корнями, которая гордилась своими предками-крестоносцами, – что и объясняло столь не по-русски звучащую фамилию.

Несмотря на возраст – Алексею Йордану было далеко за 70, – он был полон энергии. В США он возглавлял Объединение воспитанников русских кадетских корпусов – сети военных школ для мальчиков, созданных белогвардейскими эмигрантами в разных странах после революции. С тех пор вот уже на протяжении нескольких поколений кадетское движение помогало сохранять и передавать молодежи традиции русского офицерства[264]. Начиная с 1991 г. Йордан каждый год по нескольку месяцев проводил в России, занимаясь развитием кадетского движения на исторической родине. В российских военных учебных заведениях его деятельность только приветствовали: дезориентированная постсоветская армия видела в кадетском движении спасательный круг, помогающий связать неопределенное настоящее со славным прошлым Российской империи[265].

Благотворительная деятельность Алексея Йордана финансировалась его сыном Борисом, который в 1990-е гг. сделал состояние на российском финансовом рынке. Отец и сын были близки, и Алексей знал, что после избрания